Тишина (СИ) - Сорока Света

В срубе были раскиданы по полу какие-то вещи, некоторые предметы мебели, носившие раньше гордое название «встроенные», были «с мясом» выдраны. Наклонившись, я подняла старого плюшевого зайца, его, видимо, забыли, переезжая старые хозяева, он рассыпался прямо у меня в руках. Здание было устроено не так как хоромы в нашем поселении. С крыльца ты попадал в какое-то большое помещение без окон, потом шла прихожая, и только потом был коридор с невысокими притолоками в комнаты, в кухне вместо плиты стояла печь. Я впервые видела печь, нам про неё рассказывали на уроках домоводства, но в селе давно стояли электрические плиты и бойлеры. Осмотрев один курень, мне захотелось заглянуть и в другие. Припрятав рюкзак в траве, под деревом, я пошла дальше по улице, заходя в каждый не осыпавшийся особняк. В одном я обнаружила книгу, валяющуюся в самом углу. Хотя многие её страницы затянула плесень, я не могла её оставить, и пришлось взять с собой. В другом, я обнаружила, плотный коврик из синтетической пенки, с которым время, на удивление, не сделало ничего, его можно было бы постелить под спальный мешок, он тоже был приглашён в моё вынужденное путешествие. У одного из остатков коттеджа я обнаружила сохранившуюся пристройку, и заглянула туда. Каково же было моё удивление, когда я увидела там разбросанные по полу красные железные детали, они были сильно поедены ржой, но там, где краска всё же сохранилась, она горела ярким пламенем. Замерев, я прижалась спиной к стене, это было помещение, в котором Луз хранила свой мотоцикл. В том, что это были детали именного от него, я не сомневалась. Уж очень чётко и ярко врезалась мне в память, однажды увиденная красивая машина. Сколько я так стояла, восторженно рассматривая валяющиеся железки, я не скажу. Из красочных мечт меня вырвал шорох, донёсшийся с улицы. Аккуратно выглянув, увидела луч фонаря, рыщущий в тёмных уголках вокруг разрушившейся постройки. Я снова нырнула в бывшее стойло железного коня, тихонько отойдя от дверей и забилась в самый тёмный угол. Я понятия не имела, кто и что искал на улице, но чувство самосохранения говорило мне, что быть сейчас найденной не лучший вариант.

Человек с фонарём зашел в пристройку, из своего угла я видела только тень в дверном проёме и подрагивающий луч, шарящий по полу. Сердце бухало так сильно, что мне чудилось — меня вот-вот услышат. Но пришедший недолго постоял в дверях и ушел. Я тихонько выдохнула и провела рукой по лбу, оказалось, за эти несколько минут меня пробил такой нервный пот, что в пору было идти и умываться.

Выждав время, чтобы неожиданный посетитель ушел восвояси, я вышла. В заброшенной деревне было так же тихо, и мне подумалось, что приходивших и след простыл. Но всё равно обратно к рюкзаку я шла крадучись, стараясь находиться в тени, и сердце моё ёкало, а вдруг его нашли и унесли. Но нет, он лежал спрятанный там, где его и оставили.

Убрав в рюкзак находки, я постаралась побыстрее уйти из заброшенного селения. Теперь мне казалось, что оно кишит не загадками с приятными отгадками, а старыми привидениями, готовыми в любой момент кинуться на меня. Даже начали закрадываться вопросы, а так ли спокойно и легко переселялись люди, как мне подумалось в начале. Почему детали столь любимого Луз мотоцикла остались здесь?

Я шла, не останавливаясь, целый день. К вечеру мои ноги гудели так, что казалось, подломятся подо мной. На моём пути встретился выступающий холмик, достаточно плотно окруженный деревьями и кустарниками с одной стороны и я решила, что тут можно разбить шатер — она как раз оставалась бы невидимой для чужого глаза, если не знать, где искать. Я достала солёное мясо и немного овощей, что бы подкрепится. Днём, натерпевшись страху, про еду я и не вспоминала, но сейчас почувствовав запах еды, разворачивая припасы, есть захотела, так что аж голова закружилась. Поужинав, я поставила палатку. Сон на меня навалился, не успела я ухом коснуться подушки, вот что значит усталость. Спала я тревожно, пытаясь вынырнуть из плотного омута сна при каждом шорохе, но этой ночью, наверное, не смогла бы продрать глаза, даже если бы на меня наставили пистолет.

Следующее утро встретило ледяным ветром, и мелким снегом похожим на какую-то крупу, которую порывы воздуха швыряли в лицо, ледяными пригоршнями. После сна тело затекло, ушибы продолжали так же нещадно болеть, а мышцы ног ныли от непривычной нагрузки, но холод рождал страх, а страх заставлял двигаться, вспоминался сосед — дядька Джордж, который пошел зимой охотиться и замёрз под своим тентом. Но больше всего вперёд гнал другой страх, что те люди хватились меня и идут по моему следу. Выследить такую клушу, полагаю, не составляло труда, потому как в лесу я была чуть ли не первый раз.

У нас народ частенько ходил в дубраву по грибы, ягоды или охотиться, но меня тётушка никогда не пускала, ведь если я заблужусь позвать на помощь у меня не получится.

Собрав шатер и наскоро перекусив, я двинулась вглубь чащобы, стараясь не думать о том, что каждый шаг даётся мне с трудом, оставалось убеждать себя, что через пару дней я или привыкну, или, на что я надеялась больше, выйду к поселению. Через несколько часов я набрела на небольшой ручеек, в котором я умылась и напилась. Он не замерз, хотя ночью было очень холодно, видимо беря своё начало в каком-то подземном ключе, а значит, был относительно чистым.

14

Так прошло несколько дней. Спала я в палатке, разжигая небольшую горелку, которая не позволяла замёрзнуть, днём шла. Очень пугало то, что на своём пути я встречала только разрушенные и истлевающие селенья, но ни одного где было бы похоже, чтоб там недавно жили люди. Если так пойдёт дальше, то всё примет плохой оборот, потому что ночи становились всё холоднее, а ещё, сидя в палатке, я слышала шаги диких животных, которые хотя и не решались подойти к моему убежищу близко, очень пугали меня. Сегодня утром я слышала, как выл волк. А из оружия у меня был только нож да и то, я с ним обращалась не очень сноровисто. Одно меня радовало, синяки и ушибы стали потихоньку заживать, не доставляя такой боли как по началу и ноги привыкли к постоянной работе, поэтому просто гудели по вечерам.

Где-то к обеду четвёртого дня, моего путешествия, лес начал редеть. Но я уже несколько раз встречала такое перед покинутыми деревнями и не ожидала увидеть ничего нового. Поэтому, когда из-за деревьев на меня выскочил мальчуган лет пяти, я застыла, как вкопанная. Он оглядев меня, ринулся прочь, громко крича кому-то. Как мне поступить? Неосознанным желанием было кинуться снова в лес, но я себя остановила, если есть ребёнок, то и близлежащее селение обитаемое, а ведь именно это я искала. Пока я принимала решение, ко мне, из-за деревьев, вышел подросток лет пятнадцати. Его внешний вид вызвал у меня ещё больший шок, чем неожиданно появившийся ребёнок.

С подростком было что-то не так. Сначала я не могла объяснить что, но приглядевшись, осознала, в чём его особенность: у юноши был большой лоб, маленькие, близко посаженые глазки, с абсолютно детским выражением, и резкие телодвижения. За ним в кустах маячил давешний мальчуган.

Мальчик и подросток замерли, глядя на меня. Я, в свою очередь, смотрела на них.

— Ты кто? — в конце концов, сказал мальчик. Ну как, скажите на милость, мне с ним изъясняться, читать-то он, скорее всего, не умеет, да и язык жестов не знает. Я указала на свой рот, а потом сложила руки крестом, показывая, что не могу говорить. Дети уставились на меня, склонив головы на бок, — говорить, что ль не можешь? — немного погодя, спросил мальчонка. Я кивнула, — ты путешественница? — я снова кивнула, — у тебя дети есть? — я, удивленно посмотрев на него, помотала головой, — а будут? — этот вопрос был уж слишком философским, чтобы отвечать на него жестами, и я неопределённо пожала плечами.

— Давно путешествуешь? — подал голос подросток, речь его была плавной и немного замедленной, я согласно качнула головой и показала четыре пальца, он, двигая губами, посчитал их, — наверное, есть хочешь? — тут я не знала, что ответить, поэтому снова пожала плечами.