На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия

Выстроившись в шеренгу, потные усатые жандармы сдерживали рабочих щитами и дубинками. А затем грянул взрыв.

Вспышка ударила по глазам, и Юлиана, скрипнув зубами, зажала уши. Вдоль позвоночника прокатились импульсы сильного жара.

Это ведь сон, всего лишь кошмарный горячечный бред, разыгравшийся на почве авитаминоза! На самом деле она лежит под пледом, в теплой кроватке, а рядом Киприан. Он защитит, отведет беду, развеет глупые сны…

Малодушная попытка бегства от правды была обречена на неудачу. Плоды фантазии перезрели, треснули и закапали кровавым соком, бросив Юлиану в объятия жестокой, неприветливой действительности.

Кто-то чересчур сообразительный швырнул в толпу дымовую шашку, и улицу мгновенно заволокло непроглядной завесой грязно-желтого слезоточивого тумана. Туман протянул свои уродливые лапы к Юлиане — она отступила на шаг. Затем еще на шаг. Пойдешь вот так за овощами, зазеваешься — и сам ненароком превратишься в овощ.

Судя по всему, бунтующая народная масса в облаке тоже во что-то превратилась. Если точнее, в слепое многоглавое чудище. Оно загрохотало по мостовой десятками кованых подошв, заголосило на разные лады — и Юлиану пробрало до дрожи. Да ее же сейчас затопчут!

Страх сомкнулся над головой, как толща мутной болотной жижи. Гул всё нарастал, а ноги сделались ну точно ватные: не двинуться, не сойти с места.

Киприан возник из ниоткуда. Черные полы одеяний рассекли воздух, отгородив Юлиану от обезумевшего мира. Запах корицы и опавших листьев, крепкие руки, близкое дыхание, от которого вот-вот утратишь рассудок.

Ей достало сил, лишь чтобы оттолкнуться от дна и выплыть на поверхность своего страха. Дома, тротуар, фонари, еще не проглоченные туманом, — всё смазалось, крутанулось волчком и замерло.

Их глаза очутились на одном уровне: прозрачно-янтарные напротив замшево-серых. За спиной у Юлианы деревянная стена какой-то хлипкой пристройки. В груди печёт. Толпа — яростная, шумная — проносится мимо, не разбирая дороги. Острая резь в глазах, веки сжимаются, и слезы начинают против воли литься бурным потоком.

— Ну что? Домашний арест закончился и пришла пора влипнуть в новый переплет? — с горчащей насмешкой поинтересовался Киприан, вжимая ее в стену.

Прослойка воздуха между ними наэлектризовалась и завибрировала от напряжения. Сердце Юлианы тревожно толкнулось в ребра. А в следующий миг обоих с треском и скрежетом поглотила пыльная тьма.

— Где это мы? — спросила Юлиана у гулкого мрака. Он навалился и никак не желал слезать. А еще, похоже, на запястье от его жесткой хватки у нее останется синяк.

— Переждём, пока не рассеется газ, — произнес мрак раздосадованным голосом человека-клёна.

Юлиана втянула носом воздух — и, чихнув, зашлась кашлем. К ароматам листвы и корицы теперь примешивался запах пыли и чего-то гнилого.

— Не двигайся, — добавил Киприан. — Здесь вокруг ящики. Еще навернешься. Или засадишь занозу.

Заботливый какой! Ему хорошо, видит в темноте. А точно только ящики? Дохлых крыс не наблюдается?

Озвучить Юлиана решила более насущный вопрос:

— Значит, ты уговорил доски, чтобы они нас впустили?

— Да их и уговаривать особо не пришлось. Слушаются с первого раза, в отличие от некоторых…

Собираясь всласть повозмущаться, Юлиана приподнялась на локтях и стукнулась лбом о лоб человека-клёна.

— Ай!

— Вот тебе и «ай», — мягко выговорил Киприан. — Отправилась в одиночку, не предупредила, а мне переживать.

— Я не маленькая, отчитываться не обязана, — буркнула Юлиана. — И чего переживал, спрашивается? Всё равно ты меня не любишь.

Судя по ответному тону, ее слова изрядно Киприана развеселили.

— Откуда такие выводы?

Она всё-таки встала. Мало кому понравится лежать на грязном полу, по которому некогда ползали неведомые твари (да-да, те самые, что откинули концы и сейчас расточают убийственные ароматы где-то за нагромождениями ящиков). Расстегнула пальто — в двух шерстяных кофтах попробуй не спекись. Привела шевелюру в более или менее приличный вид, распутав пальцами колтуны. Придет домой — отмоется до скрипа.

— В книге говорилось, что по-настоящему любит тот, кто ревнует, — обиженно заявила она. — А ты не ревновал.

Киприан усмехнулся, обхватил ее за плечи и притянул к себе. Она чувствовала, как поднимается от дыхания его грудная клетка, как громко и неритмично стучит собственное сердце.

— Что за книга?

— Да так, ерунда, — преувеличенно бодрым голосом ответила Юлиана.

— Ты безмерно мне дорога, — отозвался человек-клён, целуя ее в макушку. — И ревность не имеет к этому никакого отношения. Не читай, что пишут всякие шарлатаны. Они и понятия не имеют, что такое настоящая любовь.

В небе над пристройкой что-то отрывисто загрохотало, словно на оцинкованный жестяной лист просыпался гигантский горох. После чего воцарилась чреватая сюрпризами тишина.

— Мне бы глазком взглянуть, — шепотом сказала Юлиана и нехотя отстранилась.

Стоять бы так целую вечность, пропадая в омутах его сияющих глаз! Но увы, время не терпит. Да и желудку вдруг вздумалось побунтовать. Вон, какие рулады выводит с голодухи!

— Зар-раза! — прошипела Юлиана и согнулась в попытке прекратить его виртуозные пассажи.

Любопытно, сумеет ли Киприан во время следующей «омолаживающей процедуры» одарить ее еще кое-какими полезными качествами? Скажем, способностью обходиться без пищи?

Отогнав мысли, от которых тело обволакивала сладостная истома, Юлиана двинулась к стене. Она уже приспособилась к темноте и заметила между досок крохотную брешь, сквозь которую тонким лучом пробивался дневной свет. Если неприятный сюрприз и поджидал снаружи, то, определенно, набрал в рот воды.

— Ну-ка, покажите, что у нас там, — пробормотала она, приникнув к отверстию. Неожиданно брешь расширилась. Деревянные края начали плавиться, как воск, к которому поднесли зажженную спичку. Отпрянув, Юлиана уставилась на человека-клёна. Ее губы искривила улыбка.

— Спасибо, конечно, на добром слове. Но помогать мне необязательно. Верни, как было, пока стена совсем не расползлась.

— Я-то здесь при чем? — озадаченно пожал плечами тот. — Твою волюшку исполняют. Не мою.

Юлиана с минуту стояла, не моргая и не шевелясь. На ее лице отражался усиленный мыслительный процесс. А дыра тем временем приобретала всё более внушительные размеры. Теперь туда мог бы при желании пролезть даже медведь.

— Стоп! — приказал дереву Киприан и потеснил Юлиану в образовавшемся проёме.

Едкий туман убрался с улицы вместе с ордой мятежников. Кое-где на брусчатке валялись треснувшие щиты, бесхозные дубинки и пустые мятые баллончики. С крыш свисали сосульки. В подворотне прятался и жалобно мяукал драный помойный кот.

Что ж, можете вздохнуть свободно, господа авантюристы! Опасность миновала.

Юлиана вышла на тротуар, пошатываясь и бездумно глазея по сторонам. Сейчас ее можно было бы привлечь к суду за создание аварийной ситуации: проносясь со свистом и воем, мысли в ее бедном, травмированном мозгу закладывали крутые виражи, выписывали в полете затейливые фигуры и после краткой передышки вновь пускались в головокружительную гонку.

— Это что выходит? Я теперь повелительница природы? — осовело спросила она.

— Сила, которой ты не в состоянии толком управлять, не делает тебя повелительницей, — ответил Киприан. Надо же, как грубо! Мог хотя бы подбодрить, вселить надежду. А он вместо этого: «Результат неудачного слияния, утечка дара…» Да тьфу! Жалко ему, что ли?

Пусть еще предложит провести операцию по изъятию суперспособностей! Раньше Юлиана, может, и хотела от них избавиться. Но теперь, когда выяснилось, что к умению слышать древесную болтовню прилагается власть над органическим миром… Ха и снова ха! Ищите дурака! Или, как говорят в определенных кругах, только через мой труп.

Подумаешь, неконтролируемая сила! Обуздать ее наверняка проще пареной репы. Главное, чтобы она распространялась не только на сухие доски. Укротительница сухих досок — так себе титул, прямо скажем.