Поэтому, сидя в кафе в наш обеденный перерыв, я задумчиво жевала соломинку и только кивала в ответ на реплики подруги. Но вот Лилька с удовлетворением отставила свой пряный латте в сторону и сосредоточилась на мне.
— Так что у тебя происходит ужасного? Кроме жуткого средства, которое смыло тебе за один раз все тонирование! Об этом мы уже говорили, — она ткнула на мои отросшие за время пребывания в другом мире волосы. Для меня-то месяц прошел, а для подруги всего лишь выходные.
— Переехала к брату…
— Радикально! С мамой поссорились? — Лилька была с моей мамой знакома. Но если они встречались, то тут же начинался спор не на жизнь, а на смерть: Лилька отстаивала свое право верить во что ей хочется, а моя мама пыталась доказать, что ее суеверия качественнее Лилькиных.
— Не то чтобы… — вяло покачала я головой и тут брякнула то, что крутилось на языке: — А ты бы могла бросить все из-за любви и исчезнуть для всех?
Лилька даже подавилась, несколько секунд откашливалась и таращилась на меня. А потом с трудом ответила:
— Если это тебя так Валька достал своим «вернись, я все прощу, любовь моя единственная» и ты от него решила сбежать, то, может, стоит сначала применить менее радикальные меры? Давай перед исчезновением без вести попробуем отворот… Можно бабки Калины, можно собственными силами. Вот пишешь сейчас своему брату в телеграм…
— Нет, он меня, конечно, достал, — хмыкнула я. — Но дело не в нем. Просто интересуюсь. Ты бы бросила все и осталась с любовью — вот той, о которой в твоих гаданиях пишут? С половинкой? Ну, гипотетически…
— Гипотетически, значит, — многозначительно повторила Лилька.
— Ага, — подтвердила я. — Если это прям твоя половинка…
— Темнишь ты что-то, подруга, — прищурилась она, но давить на меня не стала. — Сразу оговорюсь. Одной любовью сыт не будешь, что бы на духовных тренингах ни рассказывали! Надо, чтобы к половинке прилагалось еще что-то, кроме сиюминутных чувств и шалаша. Общее дело там или прошлое и будущее, увлечения, хотя бы минимально перекликающиеся. Мечты, может. Направление совместного движения… Не знаю, как объяснить…
— А как же идеальный партнер и все такое? Сексуальные пристрастия? — намекнула я на ее вечные гороскопы.
— Это само собой! Но послушай, завянут помидоры, станет обыденностью даже секс на потолке, и что останется? Совместная жилплощадь? Куча вещей, как у вас с Валькой? Ой, извини, — спохватилась она. — Честно, если тебя это еще тревожит, то я больше его имени не вспомню!
— Мне на него плевать, — мотнула я головой. — Хотя моей маме, кажется, нет.
— Так она как бы лучшего для тебя хочет, — хмыкнула Лилька. — А лучшее — это когда штамп в паспорте, по ее мнению. Но история показала, что этот самый штамп — не панацея… Одной рукой ставят, другой перечеркивают.
— Это да…
— А что насчет твоего вопроса: я бы уехала. Не в неизвестность, конечно, и не с кем попало. Для меня главное, чтобы у меня на новом месте были свои обязанности и дела, кроме мужа… Даже если наши «помидоры» никогда не завянут и он настолько идеально подходит мне. А друзья, ну знаешь, — она похлопала меня по руке. — Я буду скучать, не каждый день, но буду, и писать. Изредка ночами, может, зальюсь слезами, вспоминая наши посиделки. Наши отношения изменятся, но это неплохо. Жизнь — это перемены.
— Жизнь — это перемены, — пробормотала я.
— А то! Так что махнем сегодня вечером в новую кондитерскую? На углу открылась, — подмигнула мне Лилька. Конечно же, я согласилась, тем более, на рекламном флаере были изображены невероятно аппетитные маффины.
Вальку я не бросала в черный список только из-за того, чтобы быть в курсе, сколько звонков он мне отправил и на какой стадии находится — уже сдался или пошел на второй круг. Увы, на мамины звонки приходилось отвечать и даже пытаться не ссориться. Впрочем, у меня и без родительницы были вопросы, которыми стоило забивать голову. Ринка вела себя подозрительно.
Неожиданно крестница стала закрывать свою комнату, хотя раньше весьма часто приглашала к себе посидеть. А я, несмотря на любопытство, все-таки была приучена соблюдать какие-то границы. Вдруг после того, как я суну свой нос в ее дела, она перестанет мне доверять? И тогда я больше не буду тем, кому она могла бы прийти со своими тайнами. Хотя, проходя мимо комнаты Мелкой, я краем глаза заглядывала — она действительно рисовала инфографики. Правда, большинство из них еще дополнительно было украшены цветочками-листочками, да и линии имели кривоватые.
Впрочем, повод заглянуть в комнату крестницы представился буквально через несколько дней. Я как раз помогала с ужином, когда обнаружила, что кухонных ножниц нет на месте.
— Наверное, Ринка забрала и не вернула, — вздохнула Катя и закричала на всю квартиру: — Рина, ножницы!
Но в ответ никто не отозвался. Мы подождали еще немного, но пищевую пленку нужно было отрезать в ближайшее время. Катя с сомнением посмотрела на свои перемазанные кляром пальцы и шипящую сковороду. Оставлять на меня процесс было опасно, я не дружила с жареным. Поэтому она предложила мне:
— Пойди, глянь у нее в комнате. Скорее всего, на тумбе или на столе валяются. Она вчера что-то вырезала…
Я проникла в комнату Мелкой, просто повернув ручку на двери. На меня не обрушилось небо. Внутри, собственно, ничего толком не изменилось с тех пор, как я сюда заходила просто по поводу и без. Разве что теперь стену, которую не видно от входа, украшали несколько десятков листочков с чертежами. Это пугало. Так же, как и подписи к этим листочкам: они были сделаны на знакомом мне языке — на языке мира Летто. Но я думала, что должна была уже лишиться возможности его понимать. Мы же больше не в магическом мире и ассимиляция должна пропасть. Но, видимо, так же, как я привыкала к тому миру, а это произошло не сразу, так и сходил эффект — постепенно. А если остался не только язык? Если осталась и магия? Я посмотрела на собственные пальцы: вдруг по моему желанию я сейчас снова призову огонь? Но в следующий миг я запихнула руку в карман. Даже не знаю, чего я боялась больше — что у меня ничего не получится или что огонь действительно появится.
Ножницы нашлись почти сразу, они лежали на столе среди распечаток карты города, инфографик и линеек. Неужели Мелкая пыталась магичить? Я для интереса поворошила бумаги и набрела на какой-то черновик, скорее даже письмо. Я бы не обратила на него внимания — клочок бумаги, каракули простой синей ручкой, если бы бумага была обычная, а не такая, как использовал Летто.
— Что ты тут делаешь? — голос Ринки заставил меня подпрыгнуть на месте. Я обернулась, прижав ножницы к груди, как застуканная на горячем преступница. Мне хватило ума не захихикать.
— Ты ножницы не вернула на место, — я ответила обычным тоном, спокойно прошла мимо Мелкой и вышла из комнаты. В голове роились сотни вопросов. Хотя, скорее всего, объяснение этому было какое-нибудь простое, не фантастическое. Бумагу Ринка принесла из того мира, магией действительно занималась, инфографиками баловалась, перечерчивая то, что узнала за время нашего путешествия. Жезл-то она свой с собой взяла — на память. Но мне просто стоило подождать, когда эффект того мира пропадет. Крестница снова станет обычной. Но я не успела отнести ножницы и вернуться за смартфоном в зал, который временно стал моей комнатой, как Мелкая тут же появилась в дверях.
— Я хочу вернуться, — тихо сказала она. — Я не могу без него…
— Без кого? — я даже испугалась.
— Без Карро, конечно, — фыркнула она. — Кому нужен твой старикан?!
— И вовсе он не старикан! — стала я на защиту Летто. — Он всего-то меня лет на пять старше, вряд ли больше. Ни пузика пивного, ни дряблых мышц!
— Ладно, он — само совершенство, не трогаю я твоего князя, — закатила глаза Мелкая.
— Так ты влюбилась? — вернула я разговор к самому главному.
— Ну, кажется, — со вздохом она села рядом со мной на диван. Она так делала всегда, когда у нее появлялись проблемы, которые хотелось обсудить. — Мне грустно без него… Он мне нравится. Но я не уверена… А как ты поняла, что ты влюбилась? Как различить — влюбилась или это просто «нравится»?
