На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия

— А также выводим из лабиринтов! — жизнерадостно дополнил Кекс.

Гедеон испустил обреченный вздох: попал — так попал. Нипочем не отвертеться. А Пирог вздумал взять реванш за прошлое и сообщил мохнатому приятелю, что на шпионское задание его не возьмут.

— Это почему? — обиженно тявкнул Кекс.

Пёс не растерялся и привел железный аргумент:

— Ты белый, а сейчас оттепель, и земля сплошь в черных пятнах. Вдруг тебя рассекретят и операция провалится? Да и Юлиану надо кому-то сторожить. На случай, если очнётся.

Всю ночь по черепице гремел унылый ливень, которому, по-хорошему, полагалось быть снегом и тихонько оседать на крыше. Гедеон до утра проворочался без сна. Он грыз ногти под виртуозный храп, доносившийся с печи. Его грызли сомнения относительно его дальнейшей участи, а под составленными вместе скамейками приблудная домовая мышь догрызала дыру в чьем-то тапке.

Подавленность. Тоска. Безысходность.

Тем более странно было видеть Пелагею воодушевленной и излучающей боевой дух.

Она подняла его, как и было договорено, ни свет ни заря. Оставила доктору записку на столе, облачилась в непромокаемый плащ и запалила фитиль в переносном фонаре.

Выдвинулись они втроем, в составе двух человек и одного ужасно вредного скотч-терьера.

Он прыгал из лужи в лужу и, включив режим ночного видения, поглядывал по сторонам с оттенком лёгкого превосходства. Пока всякие там белки, лисы и зайцы влачат жалкое существование да только о том и думают, как бы прокормиться, он, Пирог, не обременен решительно ничем, кроме своей важной миссии.

Его плотным хороводом окружали запахи сырой земли, запревших листьев и трав. Пахло медведем, залёгшим в берлогу. Арнией, которая чистила на ветке перья. Свежим невезением (впрочем, это как посмотреть: кто-то кого-то сцапал и втихомолку доедал под кустом).

А потом запахло оградой, высокой — в два человеческих роста. О том, чтобы через нее перелезть, не стоило и мечтать.

Пелагея ступила на ломкий снежный настил, прислушалась к посланию, которое тарабанили на азбуке Морзе капли по ее капюшону — и обратилась к Пирогу с просьбой отыскать в стене тайную дверь.

— Ты говорил, она где-то здесь.

Пёс ткнулся носом сперва в один камень, затем в другой и наконец отыскал метку, которую они с Кексом оставили в прошлый раз. Помеченный булыжник "гулял" в кладке и легко вышел из углубления, когда Пелагея попыталась его вынуть.

Часть стены тут же отъехала в сторону, являя шпионам-спасателям мутное марево тумана, наползшего на неухоженный дворовый фасад. Ночь заметно побледнела, и Гедеона на какую-то крошечную долю секунды пронзило узнавание, словно он уже не единожды бывал в этом особняке. Но потом странное ощущение испарилось, уступив место привычной подавленности и страху угодить в лапы дозорных.

— Я т-точно должен т-туда?.. — сбивчиво пробормотал он.

— Погоди. Сначала разведка, — ответила Пелагея.

Ее глаза блеснули хитрецой. Взмахнув руками (ну точно невидимую скатерть стелет!), она стала крутиться на месте, изображая не то озабоченного тетерева на токовище, не то подстреленного лося. Миг — и Пелагеи след простыл. А вместо нее — горлица, белая, как сахар в сахарнице. Гедеон, само собой, челюсть уронил. Помянул всуе хохлатую стерлядь, лешего, кусачий чертополох, и лишь тогда угомонился, когда горлица отправилась в разведывательный полёт.

Пирог просеменил к трубочисту и дважды с осуждением чихнул. Парень, вроде, нормальный, а всё туда же: чуть что выйдет за рамки повседневности, так сразу паниковать. Тверже надо быть, устойчивее.

— Эй, верстовой столб! — обратился пёс к Гедеону. — Если доложат, что всё чисто, я пойду первым. Ты на подхвате. Усёк?

— Усёк, малявка, — буркнул тот. — Как будто у меня выбор есть.

Превращение Пелагеи в горлицу произвело на него неизгладимое впечатление. Стоило ей вернуться и превратиться назад в человека, как Гедеон затрепетал и едва не пал ниц, чтобы крикнуть: "Повелевайте, я весь ваш!".

Хорошо, что сдержался. Уже спустя пару минут он короткими перебежками следовал за Пирогом и поражался тому, насколько сильны могут быть чары оборотней и хитросплетения их замыслов. Как только он отдалился от Пелагеи (можно сказать, вышел из зоны неблагоприятного влияния), воспоминания начали медленно всплывать на поверхность затуманенного рассудка и выстраиваться в хронологическом порядке. Всплывали они избирательно.

Какой-то обрюзглый тип в дорогом сюртуке орет на него, брызгая слюной.

Провал.

Грязный консервный нож на брусчатке.

Провал.

Погоня. Душа бултыхается в пятках.

И снова провал.

Нет, ну невозможно! Эдак голова вот-вот лопнет!

Обшарпанная стена особняка, вдоль которой он крался, внезапно оборвалась. Гедеон увидел дорожку, отороченную погасшими факелами, смутно знакомые барельефы и угол фронтона. Ага, парадный вход!

Любой другой на его месте уже задал бы стрекача. Но Пирог, как маленькая заводная машинка, принюхиваясь, потрусил вперед, и Гедеону пришлось плестись следом.

"Что я делаю?" — с ужасом подумал он, взойдя по ступеням и взявшись за позолоченное дверное кольцо.

В богато обставленный холл первым проскользнул пёс. При виде черного лохматого Пирога, который точно из преисподней выскочил, с дворецким чуть не приключился инфаркт. Правда, затем появился Гедеон, и бедняга в предынфарктном состоянии был вынужден отвешивать учтивый поклон. Да еще и молвить любезным тоном:

— С возвращением, молодой господин!

Ого! Так Пелагея не соврала, и Гедеон здесь далеко не на птичьих правах! Зачем ему, в таком случае, спасать какую-то Марту? Ей с ее скверным характером только в темнице и куковать.

А Гедеона пусть отведут в роскошные апартаменты, накормят роскошным обедом и пожалуют в личное пользование роскошную служанку, с которой можно поразвлечься.

Кем бы он ни был, к нему явно относились с почтением. Правда, как выяснилось, не все.

Сперва на пути ему повстречалась девица с веснушками и крашеными патлами, а наглая — словами не передать. Стала посреди дороги, зыркнула, как на плебея, и без стеснения уточнила, какой химеры Гедеон здесь делает.

Гедеон не стушевался и, копируя ее тон, дерзко заявил, что задирать нос и источать подозрительность незачем, потому как задача выполнена. Между тем подтянулся надутый пузырь (или индюк, тут уж как угодно). С маленькими воспаленными глазками и чрезмерным самомнением. Тот самый, о котором предупреждала Пелагея. После поджога магистрата он пребывал в скверном расположении духа. И хотя личная охрана позаботилась, чтобы извлечь его из здания невредимым и доставить в персональный дирижабль, настроение ему подпалили изрядно.

Пузырь сгрёб Гедеона жирной лапищей за воротник и ядовито осведомился о причине прибытия. Парень и тут не сплоховал: вывернулся, повторил заученную назубок легенду и, войдя во вкус, приукрасил историю вымышленными деталями, которые, по идее, должны были в глазах недоброжелателей сделать его героем.

Но вышло так, что Гедеон предстал перед ними полнейшим олухом. Пока наглая девица поражалась его беспутности, а заносчивый пузырь надувался и сопел, демонстрируя скорее недовольство, нежели одобрение, Гедеону удалось улизнуть и задаться вопросом, где носит Пирога.

А Пирог решил, что шпионское задание не коза и с привязи не сорвется. Его внезапно одолел голод. И надо же было случиться такому совпадению, что стряпчий Грандиоза не позаботился запереть дверь на кухню!

Пирог проник в святилище гастрономических изысков, потянул воздух влажным подрагивающим носом и сфокусировал взгляд на миске с котлетами, заботливо поставленной на краю стола.

Однажды в какой-нибудь захудалой желтой газетёнке напишут о том, как столичные соблазны сгубили великого сыщика всех времен и народов. А пока…

Пока что Пирог охотно поддавался искушениям и, расправившись с котлетами, переключился на мясное рагу, так недальновидно оставленное стряпчим на низеньком столике. Он взбирался на стулья, чтобы достать до стола, который ломился от угощений. Громко чавкал, вылизывал миски, и о том, что делается этажом ниже, думать ему было недосуг.