— Пилочка для ногтей — старое средство защиты женщин, — усмехнулась Римма и снова поморщилась от боли в разбитой губе. Удивительно, что после только что пережитого она находила в себе силы для сарказма. — Кто у нас хирург?
В качестве обеззараживающего средства мы решили использовать духи, которые нашли на туалетном столике.
— У нас в детском доме нас учили ухаживать за животными и делать им перевязки и промывать раны, — сказала Лина. — Ну и я читала книгу по врачеванию…
— Уже что-то, — вздохнула Римма. — Ну давай.
Она стащила с плеча тунику и легла на кровать, а мне захотелось зажмуриться. Плечо у неё тоже было в кровоподтёках. Причём не просто в синих разводах, а тёмными полосами, будто её стегали плетью.
Наверное, так оно и было, но об этом я расспрашивать, конечно же, не стала.
— А что дальше? — Лина покачала головой. Я видела, как её руки затряслись. — Может, мы из дома выбраться не сможем.
— Я готова попытаться, — резко ответила Римма. — А ты если хочешь — оставайся.
Лина вымыла руки с мылом в ванной, брызнула на пилочку духами, а потом поднесла острый край к коже Риммы.
— Прости, — прошептала она и сильно надавила.
Римма зарычала, уткнувшись лицом в подушку. Лина вся дрожала, на глазах были слёзы, но уже через минуту на её окровавленной ладони лежала небольшая стеклянная капсула, слабо мигающая зелёным огоньком.
Повезло, что капсулы были вживлены под кожу, а не в мышцу. Иначе бы извлечь их мы не смогли. Однако девочкам всё же было невероятно больно, я даже выдохнула, что моя капсула была отключена. Я тоже планировала избавиться от неё, но позже и не в такой спешке.
Мы выбрали из шкафа максимально удобную и неприметную одежду, хотя это оказалось непростой задачей. Повязали на головы платки — те несколько женщин, что мы видели за пределами дома Мариак, были с покрытыми волосами. Видимо, на Шанту так было принято, и нам следовало учесть это.
— Мне страшно, — прошептала Лина, схватив меня за руку. — Вдруг мы не сможем выбраться, тогда… тогда…
— Мне тоже, — я сжала её пальцы в ответ.
— Готовы? — Римма посмотрела на нас, замерев у двери.
Нет, не готовы. Но выбора у нас всё равно не было. У меня так точно.
17
Я видела, как трясло Лину. Мне тоже было страшно, но страх стал моим привычным спутником. Предчувствие сигналило уже в фоновом режиме.
Мы погасили свет в комнате, две мигающие капсулы мы оставили под подушками, чтобы хотя бы какое-то время о нашем побеге не догадался никто, а потом тихо выскользнули в коридор, прикрыв за собой дверь.
Старались идти максимально тихо по пустому коридору. Я слышала только собственный пульс и дыхание, и мне казалось, что по столь громкому стуку сердца нас и найдут. Тело было так напряжено, что любой шорох оглушал.
Мы рисковали. Очень рисковали, потому что понятия не имели, есть ли в этом доме камеры слежения, сколько охранников и на какие замки заперты двери, на каких окнах лазерные решётки, как в нашей спальне. Шли наугад, по наитию.
Рискованно?
Да.
Смертельно опасно?
Естественно.
Но мы лучше рискнём, чем позволим пользоваться нами, словно вещами. А я вообще бегу сколько себя помню, так что мне не привыкать.
Мы прошли по коридору, свернули на лестницу. Где-то далеко послышался томный женский смех, а потом и стон. Римма побледнела ещё сильнее, а Лина поёжилась. Я лишь сглотнула, не желая ни думать, ни вспоминать о тех странных ощущения, которые зародились в моём теле при прикосновении Стража.
Мысли эти казались неправильными и опасными. Будто стоит мне подумать об этом, и Страж тоже почувствует, вспомнит и тут же бросится на поиски. Поэтому усилием воли я запретила себе думать об это. Да и не время было сейчас.
Мы решили спуститься к столовой. Я предположила по опыту, что если и есть где-то минимально охраняемая дверь, то на кухне.
Уже было поздно, поэтому свет тут был выключен, горели только дежурные лампы над пустыми столиками.
Мы тихо пробрались за стойку и вошли в саму кухню. Здесь тоже было тихо и пусто, гудела лишь негромко посудомоечная машина в углу возле разделочного стола.
— Чего это вы шляетесь тут, шлюхи? — раздался рядом, заставив подпрыгнуть на месте, грубый женский голос. Перед нами выросла толстая обрюзгшая повариха в грязном переднике. На полу перед ней стояла большая кастрюля с сухой крупой и канистра с водой. — Еды своровать пришли? А?! Вот я Мариак скажу, что жрать ночами бегаете! Потом ляжки свои жирные мужикам показывать будете?
— Нет-нет, мы просто… — попыталась успокоить её Лина, потому что повариха могла своим зычным голосом привлечь сюда охранников.
— Заткнись, свиноматка! — рявкнула на неё Римма, подойдя сбоку, и… повариха вдруг повалилась на пол.
В руках у Риммы была огромная разделочная деревянная доска. Такую ещё надо постараться поднять, а вырубить ею кого-то — надо было недюжую силу иметь. По Римме так и не скажешь ведь с виду.
Римма отбросила доску и выдернула какой-то ящик наугад. быстро схватила несколько вилок и ножей из ящика и дала нам. — Держите. Хоть если что не дадимся просто так. Я в комнату к тому психу если вернусь, то только в виде трупа.
Мы переступили через повариху, что лежала без сознания. Она точно была жива, потому что её хрюкающее дыхание слышалось отчётливо. Бросились в конец длинной кухни, и там обнаружили, как и надеялись, дверь.
— Не заперто, — тихо шепнула девчонкам я, приоткрыв дверь, но тут же спряталась обратно, потому что на улице, куда она вела, что-то громко загудело.
Мы снова осторожно выглянули и увидели, что чуть дальше задом сдавала машина.
— Там баки с мусором, думаю, — сказала Лина. — Это за отходами приехала капсула.
— Это наш шанс, — Римма схватила меня за руку. — Надеюсь, вы не чистюли.
— Не сейчас, — ответила Лина.
Сейчас действительно нам было совсем не до чистоты, поэтому мы осторожно выскользнули за дверь и побежали к машине. Благо, ночь, хоть и светлая, помогала нам скрываться.
Может, тот, кто управлял машиной, не собирался мараться сам и ждал тех, кто должен был загрузить ему мусор, а может, просто не спешил, но мы успели успели не только добежать до приоткрытой капсулы, но и влезть внутрь.
Вонь здесь стояла невероятная. Меня едва ли не вывернуло, но, как сказала Лина, не сейчас. В капсуле уже стояло несколько баков, за которые мы и спрятались.
Ждать пришлось недолго. Капсулу приоткрыли шире и стали загружать ещё контейнеры с мусором. Мы даже дышать боялись, чтобы не выдать себя, сжали друг друга руки, дотянувшись, и просто сидели, замерев.
Потом капсулу захлопнули, и машина пришла в движение. Послышался шум ворот, которые выпустили мусоровоз и снова закрылись.
Итак, мы смогли сбежать из борделя. Осталось сбежать из этой проклятой планеты.
18
— Баро Страж, мне очень жаль, я очень прошу у вас прощения! Не знаю, как вообще это вышло! — хозяйка борделя сложила руки и склонила голову. — Мои люди уже прочёсывают город. Всю Шанту перевернут, если нужно! Каждый угол!
— Да эту проклятую планету давно пора перевернуть, — выплёвывает сквозь зубы Эллиот. — То, чем вы тут занимаетесь, и кто и почему вас покрывает.
— Мы ищем, ищем, баро Страж! Найдём непременно!
Хозяйка борделя хлопнула в ладоши, и в комнату вошли четыре девицы с подносами в руках.
— Вот, пожалуйста, отдохните, расслабьтесь, выберите себе яств и девушку. А мы пока продолжим искать! Вернём вам девчонку с бантом и в подарочной упаковке. Я вам её просто так подарю, баро, денег не возьму!
— К чёрту ваших шлюх и отраву!
Эллиот злился. Он редко давал волю эмоциям, умел мастерски держать их в узде, ведь Стражи этому обучены, как никто. Но сейчас они, эти эмоции, почему-то бродили и бурлили, словно молодое вино.
Это было настолько же странно, насколько вообще могло быть.
