Я не стала расспрашивать, что значит этот обряд. Слишком это будет подозрительно. Откусила угощение. Вкусно! Какой-то вид пирога с сушёными ягодами. Похож на наш пасхальный кулич.
«Официальная» часть была окончена. Внизу стало шумно. Старца усадили поближе к огню. Полились звуки скрипки, я удивлённо огляделась, разыскивая музыканта. Им оказался Свен. Он держал на локтевом сгибе странный инструмент. И правда похожий на скрипку, только грушевидной формы и с более коротким грифом, а колковая коробка и вовсе загнута вниз. Смычок больше напоминал маленький лук. Как узнала потом, называлось сие чудо ребек. Звуки он издавал немного пронзительные, но в целом приятные, для сельских танцев самое то.
В толпе стали передавать кружки с элем, деревенские женщины угощали принесёнными пирожками и булочками. Леви предпринял ещё одну вылазку и вернулся с питьём. Я осторожно пригубила. Приятный слабоалкогольный напиток, совсем не то, что предлагают у нас в барах. Эль отдавал нотками разнотравья и фруктов.
Народ оживился, ребек звучал маняще и настойчиво, потянулись танцевать первые парочки. Возле костра освободили место для плясок. Девушки кружились с парнями. Чуть поодаль за ними наблюдали женщины в годах: матушки и тётушки. Мужчины постарше тоже сбились в кучки, что-то бурно обсуждая.
Ближе к ограде загорелись ещё костры, куда водрузили жариться мясо и сосиски, истекающие ароматным соком. Двор наполнился чудесными запахами.
– Пошли и мы станцуем? А, сестрица названная, – подмигнул мне Леви, протягивая руку.
Подобрав юбки, слезла с крыши и вмиг меня затянуло в водоворот толпы. Народ смеялся и пел, сыпались беззлобные шутки.
Мой провожатый ловко пробрался поближе к костру. Танцы были незамысловатые, но очень весёлые. Я кружилась и прыгала, ведомая моим партнёром. Глаза Леви мерцали отражённым светом костра, на щеках алел румянец. Я заметила несколько ревнивых взглядов, брошенных молодыми девушками. А ведь он и правда хорош. Не той классической красотой, с безупречными чертами. Скорее это очарование юности и задора.
Притомившись, мы устроились у костра. Леви раздобыл нам по паре бутербродов с горячими, ещё скворчащими сосисками, наспех прожевал свой и достал коротенькую флейту. Понеслась ввысь мелодия, где сплелись песни жаворонков и соловьёв. Свен остановился на минуту, потом подошёл к нам и подхватил мотив. Танцующих становилось всё больше. Вот уже и степенные матроны, подобрав юбки, отплясывали с охранниками, лихо исполняя нехитрые па деревенских танцев.
Было людно и весело. На душе в кои-то веки стало спокойно и безмятежно. Впервые я забыла о своём рабском труде, скотском отношении ко мне. На один вечер все стали равны.
Я больше не пошла танцевать. Скоро Леви завлекла симпатичная девушка с чёрными кудрями, которые подскакивали пружинками при каждом движении.
После полуночи в костёр перестали подкидывать дрова, он понемногу угасал, как бы говоря, что и людям пора расходится по домам.
Стало холодней, народ плотнее кутался в плащи. Вдруг кто-то крикнул:
– Смотрите, снег!
Все задрали головы к ночному небу. Медленно с него сыпали крупные снежинки, танцуя под звуки ребека и флейты, порхали над землёй, снова взмывали в небо под порывами ветра.
– Дея благословила нас, – воздел руки вверх жрец, – это хороший знак!
Народ радостно загудел, поздравляя друг друга, желая удачи и счастья. Снова полилась музыка, послышались тосты со всех сторон.
Утомлённая, я наблюдала за остальными, тихо наслаждаясь бесхитростным праздником.
Чуть позже подсела к группе женщин и девушек, слушала их разговоры, выведывая новую для себя информацию и местные сплетни. Меня почти никто не знал в лицо, не стесняясь обсуждать при мне жизнь их Светлостей.
– А вы слышали? – Вклинилась в чей-то рассказ о новых тканях дородная женщина с примечательной волосатой бородавкой на носу, – герцогиня наша свою дочку в монастырь повезла.
– Да неужели? – Спросила соседка.
– Точно тебе говорю, девице скоро шестнадцать исполнится, госпожа её аккурат через неделю после дня Зимы родила.
– Бедное дитя, – покачала головой полная женщина, укутавшаяся в толстый плащ, – и жизни-то не пожила. Просидела в замке взаперти, а теперь только и увидит, что стены монастыря. А всего-то и вины за ней, мамашин грех.
– Беатрис-то её замуж выдать не может, – продолжила та с бородавкой, – как ни крути, кровь благородная в жилах девицы. За деревенского не отдашь, аристократы сами не возьмут. Вот и придётся ей век вековать в обители Басмуса.
Как ни странно, но я и от Бланки слышала, что монастыри находятся в «ведении» бога Неба. А монахинь принято называть невестами Басмуса. Не знаю, не против ли Дея такого «многожёнства» или владычице Земли всё равно, что под опекой её мужа сотни смазливеньких суженых.
– Беатрис хвостом вертела, а девчонка бедная теперь отдуваться должна, – сердито сказала полная матрона, – признали бы Дору внебрачным ребёнком, да и замуж за какого-нибудь захудалого дворянчика отдали. Уж поди на приданое денег хватит с избытком.
– Герцог и слышать о ней не хочет, – не унималась «бородавчатая», – потому и Беатрис поспешила спровадить дочку с глаз долой.
Ага, меня уже в монастырь упекли. Спасибо, матушка. Дыма без огня не бывает. Если пошли про это слухи, значит, и правда Беатрис в любой момент может отправить меня к «жениху» Басмусу. Нет у меня в запасе зимы, теперь я это чётко поняла. Дело сильно осложнилось. Вряд ли Леви согласится сейчас бросить работу. Денег у меня нет совсем. Что ж, как всегда, буду выпутываться из передряг самостоятельно.
Глава 10
К утру, когда давно погасли костры и народ разошёлся по домам, снегопад усилился, накрыв пушистым одеялом землю, украсив башенки замка пышными шапками. Однако стоило солнышку выглянуть из-за туч, и оно тёплыми ладонями смяло лилейный покров, растопило снег, превратив его в лужи, в которых отражались жёлтые лучи.
Грета даже в отсутствие герцогов не спускала с меня глаз. Вот и сегодня, чуть свет, загнала меня в холодный подвал, где хранились продукты. Мне предстояло перебрать все овощи, вымести мусор, почистить полки.
Я накинула на платье свой драный плащ, но он почти не спасал от холода. Руки мои озябли и почти не слушались, пальцы одеревенели. Я уже закончила отбирать испорченные овощи, собрала их в корзины, подобрала отпавшие капустные листы.
Из моей головы не шёл тот разговор, когда я узнала, что меня хотят спровадить в монастырь. Ночью пролежала без сна, не сомкнув глаз. В голове крутился главный вопрос. Когда?
Закончив с подвалом, я поспешила на кухню. Дюк после вчерашнего отсыпался, так что не боялась попасть ему под руку. Я не ошиблась, Бланка одна хлопотала возле печи.
– Дора? Ты голодна? Да ты же совсем продрогла, – заметила она мои посиневшие руки и дрожь, – садись, налью тебе горячего чаю.
Опустившись на лавку, дождалась, пока хлопотунья подаст мне чашку и сядет рядом.
– Бланка, скажи мне, пожалуйста, правду. Меня собираются отправить в монастырь?
На лице поварихи отразился целый букет эмоций: растерянность, стыд, сожаление.
– Дора… Я…, – замялась женщина.
– Пожалуйста, – взяла её ладони в свои, – если ты мне друг, скажи правду.
– Да, деточка. Мне довелось услышать, как об этом говорили Леопольд и Грета.
– Когда?
– Как только вернутся хозяева. Тебе исполнилось шестнадцать. Герцог боится, что твоя тайна рано или поздно покинет стены замка.
– Почему ты не сказала мне об этом?
– Дора, поверь, тебе там будет лучше, – отвела глаза Бланка, – что ждёт тебя здесь? Унижения, жизнь впроголодь? Тебе не дадут покинуть замок и выйти замуж даже за деревенского парня. Бруно дорожит своей репутацией.
– Почему все считают, что вправе решать за меня? – Вскочила я с места, – даже ты. Ладно герцоги, я для них лишь неудобный предмет мебели. Хочешь, в угол задвинь, хочешь выкини за ненадобностью. Но ты? Неужели я не заслуживаю хоть единого шанса?
