Когда родилась Луна (ЛП) - Паркер Сара А.

Р е й в…

Р е й в…

Р е й в…

― РЕЙВ!

Мои глаза распахиваются, грудь наполняется криком, который я отказываюсь выпускать.

Я с шипением выдыхаю сквозь оскаленные зубы, наполняя легкие вдохами, которые никак не помогают мне очнуться от обжигающего сна ― ужас все еще стелется по моей коже, запах дыма и сожженной плоти застревает в горле.

Мое зрение обретает четкость, когда я встречаюсь со взглядом суровых глаз, затененных густыми черными ресницами, и замечаю озабоченную складку между бровями Каана, которая заставляет что-то внутри меня дрогнуть.

Мне хочется поежиться.

Я толкаю его в обнаженную грудь, пытаясь заставить его отодвинуться от меня. Когда он даже не шевелится, я толкаю его снова, на этот раз выплескивая всю свою сдерживаемую энергию в одном вулканическом слове.

― Двигайся!

Наконец он отстраняется, давая мне возможность скатиться с тюфяка и встать, запрокинув лицо к отверстию в потоке, запустив пальцы в мои мокрые от пота волосы и отбросив их с лица.

Просто сон…

Это был всего лишь сон.

― Что такое «Огненный жаворонок», Рейв?

Черт.

Я бросаюсь к дверному проему и уже наполовину спускаюсь по лестнице, когда сзади меня атакует его гневный голос.

― Что это за гребаный «Огненный жаворонок»?

― Не твое собачье дело, ― огрызаюсь я, устремляясь к выходу, мне нужно погрузиться в себя и стереть это чувство со своей кожи.

Тяжелые шаги Каана преследуют меня по джунглям, пока я иду к Лоффу, ветер развевает мои волосы, превращая их в черные ленты. Я вырываюсь из джунглей и выскакиваю на берег, небо затянуто темными тучами, сквозь которые пробиваются толстые лезвия солнца.

Еще через несколько шагов я уже по пояс в воде и, согнув ноги, опускаюсь под воду. Я тру лицо, руки, ноги и впервые в жизни… выпускаю на волю крик огненной бури, который прокладывает путь по моему горлу, и поднимается к поверхности пузырьками воздуха.

Крепкие руки хватают меня за плечи и тащат вверх.

Меня крутит, затягивает в бурлящую атмосферу Каана, его лицо со сжатыми губами являет собой скульптурное сочетание разрушения и ярости.

Волны бьются о мою спину, пока он крепко держит меня.

― С кем ты разговаривала, Рейв?

― Мы не будем об этом говорить, ― выдавливаю я сквозь прилипшие к лицу пряди мокрых волос, пытаясь вырваться из его крепкой хватки.

Он притягивает меня к себе так близко, что я едва могу дышать, не прижимаясь грудью к его твердой, вздымающейся груди, а он смотрит на меня сверху вниз, его расплавленный взгляд прожигает меня насквозь.

― Похоже, ты питаешь иллюзии, что я побегу за любой костью, которую ты случайно бросишь в мою сторону, только потому, что ты так приказала, но это было до того, как я увидел, как все твое тело сжалось, словно тебя пытали во сне, ― рычит он с такой силой, что у меня перехватывает дыхание. ― А теперь, мой прекрасный, эффектный, возмущенный Лунный свет, давай попробуем еще раз. С. Кем. Ты. Говорила…

Болезненный, раздирающий уши вопль сотрясает воздух.

Мы оба поворачиваем головы к югу. Навстречу трепещущему движению, появляющемуся из брюха низкого облака, цепляющегося за округлую вершину горы.

Гудят горны ― десять коротких, резких звуков, рассекающих воздух.

Я хмурюсь.

― Что это зна…

Два больших сверкающих молтенмау проносятся сквозь облако, на кончиках их хвостов, украшенных перьями, развеваются белые флаги, а их всадники облачены в серебряные доспехи, соответствующие их серым седлам.

Сердце замирает.

― Эмиссары Сумрака?

Каан остается неподвижным.

Молчит.

Еще один душераздирающий крик пронзает небо, за ним следует глубокий сигнальный звук, который потрясает меня до глубины души.

Жемчужный мунплюм ныряет сквозь тяжелые облака, белый флаг, привязанный к его лапе, развевается на ветру ― его обожженные крылья пытаются поймать потоки воздуха и удержать существо от падения.

Вулканическая ярость вскипает в моей крови, когда зверь поднимает голову. Он широко разевает пасть и издает еще один пронзительный вопль.

Мой взгляд прикован к его прекрасной, блестящей плоти, покрытой волдырями.

Внутри меня наступает мертвая тишина, легкие сжимаются, клин боли, о котором я и не подозревала, что он застрял в моей груди, становится все шире…

Шире.

Зверь падает в сторону городского вольера, и у меня сводит живот, когда я вижу седло, прикрепленное к нему. Белокурого всадника, прижавшегося к спине бедного дракона.

Рекк Жарос…

Каан заводит руку мне за голову и прижимает мое лицо к своей мокрой груди, закрывая от меня вид на истерзанного мунплюма. Словно он хочет защитить меня от этого ужасного зрелища. Но оно уже отпечаталось в моем мозгу, как нарыв, который вздувается… вздувается… И обречен на то, чтобы лопнуть.

Еще один болезненный вопль, и Каан чертыхается себе под нос, а каждая клеточка моего тела теперь охвачена пронзительной яростью. Зрение становится тоннельным, разум цепенеет, мстительная змея скользит по моей груди, обвиваясь вокруг ребер, заставляя мое каменное сердце биться медленно и ровно.

Обещание мести щекочет кончики пальцев…

Я сдеру кожу с его тела. Выколю ему глаза. Вырву зубы ― один за другим. И так же неторопливо выдерну его ногти.

Он.

Гребаный. Покойник.

Я отталкиваю Каана и выхожу из воды, мир вокруг меня растворяется в небытии. Я едва ощущаю хруст подлеска под моими босыми ногами. Едва чувствую прохладные каменные ступени, когда направляюсь к нашей спальне ― отдаленный звук чего-то, ревущего за спиной, едва задевает мое сознание.

Все, что существует, ― это неуемная, пульсирующая жажда крови Рекка на моих руках. Важно лишь то, как именно все это будет происходить. Это все равно что сесть за стол, чтобы отведать десять красиво поданных блюд, каждое из которых состоит из множества ингредиентов.

Я хватаю свой прозрачный солнцезащитный плащ, просовываю руки в рукава и затягиваю пояс на талии. Перевернув тюфяк, я открываю тайник с оружием, купленным в «Изогнутом пере». Я надеваю бандольер и ножны, подхватываю идеальный ряд клинков, которые я тщательно уложила, представляя, как каждое острое лезвие вонзится в тело Рекка.

Мои руки быстрые как молния, я набиваю ножны до отказа, лезвие за лезвием, представляя, как они вонзаются в челюсть Рекка.

В его ухо.

Вспарывают его от подбородка до пупка.

Он ― грязное пятно на этом мире, и я уничтожу его. Медленно.

Болезненно.

Я засовываю ноги в ботинки, туго зашнуровываю их, засовываю клинки по бокам, а затем поворачиваюсь, направляясь к двери. Земля сотрясается, и это единственное предупреждение, которое я получаю, прежде чем перед выходом падает кусок камня, препятствуя моему бегству, и комната наполняется ветром, проникающим снаружи.

Нахмурившись, я поднимаю взгляд к небу, туда, где неровная дыра в потолке пропускает густой поток солнечного света на мой недавно отремонтированный перевернутый тюфяк. Я снова смотрю на кусок упавшего камня, прекрасные, сложные изображения, вырезанные на нем, теперь расколоты, а мелкие кусочки разбросаны по земле.

Мое внимание переключается на Каана, который стоит у края тюфяка, скрестив руки на груди, и смотрит на меня потемневшими глазами.

― Ты сломал мою стену.

― Нашу стену, ― выдавливает он из себя. ― И мне нужно было как-то привлечь твое внимание. ― Его взгляд опускается к моей груди и бедрам, затем снова поднимается. ― Что ты делаешь?

Я оглядываю себя и понимаю, что выгляжу как птица от количества лезвий, которыми я увешана. Я едва помню, как держала в руках большинство из них.

― Собираюсь поохотиться, ― говорю я, поднимая глаза и встречая его мрачный взгляд. ― Любой, кто так обращается с животным, заслуживает быть испепеленным. Без всяких угрызений совести. А теперь убери камень. ― Проходит мгновение, прежде чем я вспоминаю о манерах. ― Пожалуйста.