Счастье в декларацию не вносим (СИ) - Снежинская Катерина

– Спит, – отрапортовала явно раздражённая Аниэра, сидящая на стуле, подобрав колени к подбородку.

Ночную сорочку чем-то более приличным она сменить не удосужилась, поэтому в сторону подруги таможенница предпочитала не смотреть.

– Я составил рапорт в управление и заявление в СМБ, – сообщил Рернег, – на всякий случай. Так, мол и так, ночью влез неизвестный, взял нас в заложники.

– В заложники? – рассеянно уточнила Эль. – Взять грима в заложники – это сильно.

– Переправить на шантажиста?

– Оставь, – вяло отмахнулась таможенница, – потом разберёмся.

За стеной заорали: громко, неразборчиво и с эдаким прирыкиванием, купидонам несвойственным.

– Ну что там ещё? – поморщилась девушка, потирая висок, а Джастин уже снимал с окна деревянный щит.

И получалось у него это как-то очень привычно, будто грим всю жизнь только таким и занимался – опечатанные ставни по утрам снимал.

А в Полуночье на дворе таможни было радостно, оживлённо и очень-очень самцово. Полуголые и практически голые мужские торсы радовали глаз шикарным выбором фактур, размеров, мышц разной степени напряжённости и оттенками кож. Косматый бугай в кожаной жилетке схватил блондинистого купидона за плечи – видимо, за отсутствием грудков, то есть одежды – и тряс, как собака крысу, с энтузиазмом что-то рыча. Другой такой же косматый, но посмуглее, с вязью татуировок по плечам, с полной отдачей делу валял в пыли брюнетистого красавчика. Рыжеватый юноша залез на ограду и обстреливал лохматых непонятно откуда взявшимися недозрелыми яблоками. Лохматым это не нравилось, но дотянуться до рыжего они не могли, тот весьма ловко отпихивался голыми пятками. Поэтому один из «космачей» досадливо сплюнул и двинул в ухо красавчику, который скромно и молча в сторонке стоял. Ни за что ни про что получивший купидон послушно улёгся под кособокой лавочкой.

– Стоять! – рявкнула слегка прибалдевшая от такой активности Эль. – Красивые – направо, лохматые – налево! Быстро!

– Надо было сказать «умные», – тихонько хмыкнула за спиной таможенницы Аниэра. – А как-то нехорошо получилось: одни красивые, а другие лохматые.

– Ты кто такая, женщина? – хрипловато осведомился громила, трясший блондина.

Трясти-то купидона он перестал, но выпускать жертву не спешил.

– Я начальник этого поста, – длинно выдохнув через сцепленные зубы, сообщила Эль, – а вот вы кто?

Громила нахмурился, явно ничего не поняв. Зато, видимо, Рернег до чего-то додумался.

– Оборотни! – выдохнул секретарь, навалившийся спиной на стену.

Ему явно было нехорошо: Рернег побледнел, даже посерел, рванул узел галстука слабой рукой и быстро-быстро сглотнул – кадык так и ходил по шее над безупречным воротником сорочки.

– Что им тут делать? – под нос буркнула Эль, – Господа оборотни, прошу отойти налево, – и добавила громче, жестом уточнив, где находится «лево».

Громила, который с ней разговаривал, явно что-то хотел уточнить, но к нему подскочил татуированный, что-то шепнул и оборотни, нехотя, но всё-таки отошли, куда было велено. Бугай, не сразу сориентировавшись, пару шагов проволок за собой блондина и только потом отпустил. Красавчик отбежал немного, споткнулся, едва не упав, и плюнул досадливо. Плевок вышел неумелым и слабенький, на троечку, приземлившийся плевуну почти под ноги.

Честно говоря, скучковавшиеся в две группки выглядели, мягко говоря, оригинально: и те и другие рослые, широкоплечие, широкогрудые. Вот только и гончая и волкодав – собаки, мощные, немаленькие. Но одну всю жизнь холят и шёрстку чешут, а задача у неё одна – зайцев гонять. А у другой цель волков давить – и всё.

Впрочем, оборотни как раз и были волками.

– Я вас внимательно слушаю, – сообщила Эль бугаю, вдоволь на мужские стати насмотревшись.

– Ты, что ли, тут главная, женщина? – хмуро поинтересовался тот, глядя на таможенницу исподлобья.

– Мой пол поминутно можно не уточнять, – любезно разрешила девушка, – но я здесь действительно главная.

– Дверь открывай! – приказал лохматый. – Нам туда надо, – мотнул головой неопределённо, – на этот, как его?..

– На мальчишник! – снова встрял татуированный.

– К-куда? – кудахтнула Эль.

– На мальчишник, – охотно разъяснил «расписной» оборотень. – Это Кхарген, сын вождя, – указал он на хмурого громилу. – Он выбрал себе спутницу. И мы идём в Рагос, отмечать. Ни у кого такого не было! – закончил горделиво.

– Откуда они вообще про Рагос узнали? – шёпотом и невесть у кого спросила Аниэра.

– Я же смог узнать, – слабо возразил Рернег.

– Понимаете, господа, – как можно вежливее принялась объяснять Эль, жестом попросив подчинённых помолчать, – для того, чтобы пройти в Рагос, требуется особое разрешение. А поскольку…

– Есть, всё есть! – обрадовался татуированный, вытаскивая из-за широкого брючного ремня изрядно помятую бумагу. – Вот, по всем правилам, с подписями, – он так и сказал, давя на «я», – через… – оборотень глянул на вязь татуировок, украшавших руку, будто в узорах шпаргалка была зашифрована, – э-э… через турагентство «Галопам по мирам».

Таможенница перегнулась над подоконником, осторожно и, честно говоря, боязливо принимая бумажку, разгладила ладонью, но руны от этого не изменились. Действительно, туристическая путёвка, визы, разрешения – всё как положено. Допуск на посещение Рагоса действителен в течение двух суток. Цель – туризм, ознакомление с достопримечательностями.

– Достопримечательностями, – невесть зачем повторила Эль вслух.

– Ага, – с готовностью кивнул оборотень, – мальчишник. Бары и эти… – татуированный снова на свою руку глянул… – Клубы и голые бабы!

– Пожалуй, в праведной жизни есть свои плюсы, – заключила Аниэра, разглядывая через плечо таможенницы бумажку. – Что-то мне расхотелось по кабакам шляться.

Джастин оттеснил вампиршу плечом, ткнул пальцем в листок, в графу «Особые примечания». В которой, между прочим, синим по белому было прописано, что проходить оборотни имеют право исключительно через таможенный пост 13/606. То есть, через её, Эль, таможню.

Собственно, ничего странного в этом не было. Один ближайший пост располагался на территории вампиров, хвостатых очень любивших, особенно в дохлом, а то и расчленённом виде. Другой – оборотней, но, наверное, недружественного конкретным этим лохматым клана, они вечно друг с дружкой грызлись.

Вот только от понимания легче не становилось.

– Видите ли, господа, – будто по тонком льду ступая, начала было Эль, – я не могу…

– Ты мне отказываешь, женщина? – рыкнул хмурый громила.

– Я просто не могу, мне запрещено!

– Высаживайте дверь, – даже как-то равнодушно приказал бугай.

– А это сколько угодно, – согласилась таможенница.

Кто-то из купидонов, сгрудившихся жалкой кучкой у ограды, горестно всхлипнул.

– Слушайте, мне кажется, или нас кто-то проклял? – натирая виски, протянула Эль, отворачиваясь от окна и против собственной воли – честно, она даже и не собиралась, само получилось! – глянув на грима.

Что примечательно, Аниэра и Рернег тоже к нему повернулись. Джастин замотал головой, замахал руками, от избытка честности глаза вытаращив. Потом вздохнул тяжко и показал пальцами, мол: «Разве что чуть-чуть, самую капельку!»

А в дверь грохнуло. Вот так, наверное, и зарождаются традиции.

4 глава

Встретила мужчину своей мечты. Хранители, ну и мечты у меня!

(Из дневника юной ниры)

У всех существ мужеского рода, вне зависимости от их расовой принадлежности, возраста, образования и прочих малозначительных нюансов, есть общая черта: ежели им что-то прихотнулось, так добьются желаемого чего бы ни стоило, наплевав на усилия и затраты, требующиеся для этого «добивания». А не добьются, так всю жизнь страдать станут по недостигнутому.

Ну вот, например, есть в скамейке гвоздь – глубоко и крепко вбитый, без шляпки, никому не мешающий, просто оказавшийся не на месте. Стоит любому мужчине его увидеть – и всё, привет. Скамейку разворотит, ни в чём не повинный палисадник вытопчет, объяснит всем окружающим, насколько они не правы, но гвоздь достанет! Зачем, спрашивается?