Я сделаю это сама (СИ) - Кальк Салма

А если, как сказал старичок-бурундучок, мне тут теперь всегда жить… то до скончания века только баня, и никак иначе.

Мысли снова вызвали слёзы. Что-то я совсем расклеилась, как так-то? Хватит реветь, дома я столько не реву. И не ревела.

Да кого там волнует, что было дома! Теперь я не дома. Теперь я где-то… в каком-то месте, которое выглядит, как деревенька на берегу Байкала, но ею не является.

- А озеро ваше как называют? – спросила я у Пелагеи.

Мы сидели на лавке в предбаннике, завернувшись в простыни, и пили квас. Квас у неё был отменный, самый такой, какой надо, в меру терпкий, на травах каких-то, и приятно холодный.

- Чего? Какое ещё озеро? Море это, и не нужно его никак обзывать.

- Ладно, море. А имя у моря есть?

- Есть. Святое море.

- И всё? Может быть, ещё как-то зовут?

- Да много как зовут, но нам-то что с того? Всё, кто по берегам живёт, как-то называют.

Море, значит. Святое. Угу, славное море, священный Байкал. Ладно, пусть так.

- А деревня у вас тут давно?

- Давно. Прапрадед мужа моего был среди первых, кто вышел здесь на берег. Бухта удобная, в непогоду можно в ней укрыться от гнева моря-батюшки.

Прапрадед – ничего так, сильно.

- Тихая Гавань это называется, - влезла Трезон.

Причём название она произнесла тоже не по-местному, я это поняла.

- Это пришлецы сверху так зовут, а нам не след, - открестилась Пелагея.

- Кто такие пришлецы сверху? – не поняла я.

- Так солдаты.

- Крепость его величества Людовика, - со значением пояснила Трезон.

Мне что Людовик, что Георг, что ещё кто-нибудь, нет особой разницы. И Пелагее, кажется, тоже – только плечами пожала.

- А почему крепость не на берегу? – продолжала выспрашивать я.

- Потому что зачем на берегу? – не поняла Пелагея. – Враг же не с берега придёт!

- А откуда? – вот ещё только врага не хватало какого-то там!

- С той стороны, - она произнесла это очень тихо, и ещё оглянулась – не подслушал ли кто.

- И кто оттуда придёт?

- Вот выдумала любопытничать на ночь глядя! Кто надо, тот и придёт! Увидишь – не спутаешь! Всё, хватит об этом! Молчи, поняла? И ты тоже молчи, глупая, - глянула она на Трезон.

Ладно, о врагах нельзя, а о крепости?

- И кто построил ту крепость?

- Давно она стояла, только разрушилась. И когда пришли солдаты, они поднялись наверх и нашли те развалины. И сказали – им подходит.

- А откуда они пришли?

- Откуда они все приходят? Откуда и вы. До Лиственичного как-то добираются, а оттуда на корабль. Или прямо в крепость, так тоже бывает. С неба валятся.

Я никак не могла вообразить такое – солдаты с неба валятся. Но Меланья кивала и поддакивала – неужели сама видела?

- И кто-то видел, как они валятся? – продолжала выспрашивать я.

- Может, кто и видел, - пожала плечами Пелагея, - я не видела и не хочу. И вообще ужинать пора и спать, темно уже на дворе.

Вот так, темно на дворе, ужинать и спать.

Наш ужин освещала плошка с жиром, в которой плавал фитилёк. Так себе освещение, если честно. Но откуда здесь взяться другому?

И мы быстро и почти без разговоров съели кашу, запили её горячим отваром каких-то трав, вроде я там опознала чабрец и смородиновый лист. И отправились спать – я за печку, Марья моя спала возле моей шторки на лавке, а Трезон – тоже на лавке, только у другой стены. Вот и весь комфорт.

Я забралась в свою постель, и снова пустила слезу – никаких тебе больше удобных кроватей, Женя, а только такие вот лавки и лежанки. Жёсткие, спина болит, затекает, удобное положение найти очень трудно. Будни этой, как её, которая попала.

Точно, есть же прямо такое направление в литературе сейчас – попаданцы. Про людей, которые попали. И что, там пишут о том, как всё плохо?

Подруга Света читала такие книги запойно, находила где-то в сети и глотала пачками, потом рассказывала мне. Но то, о чём она рассказывала, совсем не походило на эти вот лавки, гладко оструганные, но жёсткие, эти полы с полосатыми половичками, окошки с занавесками, на которых вышиты красные петухи. Кстати, петух у Пелагеи есть, правда, зелёный какой-то, что ли, орёт на рассвете, как оглашенный, спать мешает. Скоро ж заорёт уже, и соседские петухи подхватят, а я всё ещё не сплю. Неправильно это, спать нужно.

Уснула я крепко, не слышала ни петуха, ни кого другого. Зато видела себя – высоко над водой. В рассветных лучах, а небо синее, и вода тоже синяя, и ветра нет, гладь озёрная – как зеркало. Вокруг горы, высокие-высокие. И на нашем берегу – вот они, рукой подать, и на противоположном тоже. Мечта – посмотреть сверху на здешнюю воду, раньше-то не довелось. Пару лет назад летала в Читу в командировку, да рейс был устроен так, что летели на рассвете, как раз самое то посмотреть на Байкал, но для меня бессонная ночь оказалась непростым испытанием, и я просто уснула, едва села в кресло. И не видела ничего. И это что же, мне теперь за тот раз показали?

Деревня Поворотница раскинулась по невеликому участку доступного берега и по трём соседним небольшим распадкам, и почти от самого берега – дорога. Дорога в гору, сначала пологая, потом крутая. Земля сырая, и следы колёс и копыт – телеги туда ходят, что ли?

Я проследила взглядом за дорогой, увидела на изрядной высоте каменную крепость посреди дороги – башня, стены, по углам четыре башенки поменьше, а стены толстенные такие, наверху у них галереи, и по ним ходят, видимо – те самые солдаты. У них ружья, или как это правильно называется? И синяя форма. На главной башне флаг – на алом поле какие-то золотые штуки, их девять. Никогда таких флагов не видела.

Мой взгляд перенёсся дальше, туда, за перевал, куда шла дорога после крепости. Шла, шла, спускалась с перевала… и терялась в тумане. В том самом густом тумане, в котором своей руки и то не разглядишь. Ещё гуще, чем тот, в котором меня столкнули с деревянных мостков. И как будто этот туман был подсвечен серебристыми искрами, не просто молоко и хмарь. Странно… но в лучах солнца очень красиво.

Стоп, какой туман может быть на солнце? Да никакой. Однако, был.

Привидится же такое!

- Поднимайтесь, госпожа, завтракать пора, - Марьюшка трясла меня за плечо.

Правда что ли? Завтракать? Ну хорошо, как скажете. Завтракать – так завтракать.

11. Что видно сверху

11. Что видно сверху

Анри проснулся от пения трубы за окном – звонкого и чистого. Глянул – рассвет, всё, как положено. Подскочил, растолкал спящего на лавке мальчишку Северина, и пошёл умываться.

Умывался во дворе, нашлось там хорошее место – где сверху небольшим ручейком течёт вода. Вода необыкновенная – очень холодная, очень чистая и очень вкусная, одно удовольствие такой умываться, зубы только сводит. Дальше этот ручеёк побежит вниз, с горы к берегу, и там вольётся в огромное здешнее озеро, которое деревенские называют морем.

Может и море, конечно, огромное оно. И пресное, совсем не солёное, надо же. Здесь всё не так, как он привык, и как видел всю жизнь – не те деревья, не та трава, не то небо над головой. И даже звёзды видятся иначе, хотя он в первую же ночь нашёл на небе Северный Огонь, и в трубу разглядел все его привычные звёздочки.

Таких гор он тоже раньше не видел. Таких высоких, и так много, по обоим берегам озера. Крепость очень удачно стояла на отроге такой горы, и вид со стен открывался – один раз увидеть и никогда не забыть. Ради такого стоило оставить позади всю прежнюю жизнь, и не сожалеть о ней ни капельки.

Что ты за место такое, Тихая Гавань? Которую местные называют как-то смешно… о, вот, Поворотница.

Конечно, Анри читал историю основания крепости – более ста лет назад, когда неуёмные исследователи из столичной Академии изучали перемещение без портала по заветам великого Жиля де Рогана, и попали… куда-то. Кристалл портала у них тоже был, и магической связью владели все горе-первопроходцы, но дозваться оставшихся в Паризии удалось очень не сразу, прямо скажем – пара-тройка месяцев прошла, со связью тут, как позже поняли, непросто. Оказались они тут летом, пока ждали и звали подмогу – наступила зима, да такая, какой дома отродясь не случалось, с лютыми холодами, когда даже воздух замерзает и нечем дышать. Анри ещё предстояло проверить, так ли это, или сказки рассказывают.