Железное Сердце (ЛП) - Варела Нина

– Дай угадаю, – сказала Эйла. – Ты принял ванну?

Различия были очевидны: его кудри были гладкими и блестящими, грязь исчезла с кожи, солоноватый запах тухлой рыбы и корабля сменился ароматом масел. Там, где раньше была щетина, пока они были в бегах, теперь он был чисто выбрит и из-за этого выглядел моложе.

Он закатил глаза:

– Не представляю, как ты угадала.

– Для начала, я снова вижу твои веснушки, – поддразнила она. – Но кроме того, меня тоже выкупали в ванне.

– Заметно. Ты пахнешь, как... – он театрально втянул носом воздух. – Боги, это лаванда?

Эйла фыркнула, делая вид, что отталкивает его:

– Знаю, что это слишком, но я чувствую себя как Кр… – она замолчала, с трудом сглотнув, – …как леди.

Она чувствовала, что Бенджи смотрит на неё, его пристальный взгляд был прикован к её лицу, но она не могла оглянуться. Она просто уставилась на свои колени, но даже это было странно. Обычно её колени не были покрыты слоями тёмно-синей парчи.

– Королева хочет, чтобы я занялся подготовкой, – тихо сообщил Бенджи. – Освежил в памяти боевые навыки, что-то в этом роде. Тебе известно, что некоторые из здешних гвардейцев – люди? Перед тем, как привести меня сюда, мне показали оружейную. Я никогда в жизни не видел столько оружия. Как думаешь, я добьюсь успеха в стрельбе из лука? Вряд ли. Наверное, я лучше стреляю с близкого расстояния, потому что у меня такие длинные руки, – он откашлялся. – Но, может быть, если...

– Мне жаль, что я не смогла убить Крайер, – вырвалось у Эйлы.

Она сдерживалась, казалось, тысячу лет, с той самой ночи, когда они сбежали из дворца, и вот теперь сломалась. Может быть, это было холодное, вызывающее клаустрофобию чувство, что она просто променяла одну позолоченную клетку на другую; может быть, ей неизвестны истинные цели королевы Джунн; может быть, это было головокружительное облегчение от того, что она снова видит Бенджи, знает, что с ним всё в порядке, что они не одни в этом дворце, в этом городе, в этой стране.

– Мне очень жаль, очень жаль. Я всё испортила. Я подвергла твою жизнь опасности, из-за меня тебя могли убить, просто потому что я не смогла... я не смогла...

Над ними кружили и пели птицы.

-Да, я знаю, – наконец сказал Бенджи, потянулся и взял её за руку. – И... я знаю, почему ты не смогла.

Она помотала головой, даже не уверенная в том, что именно она отрицает, а только в том, что должна это отрицать.

– Ты забываешь, что я знаю тебя лучше других, – сказал он. – Ты хочешь её. Или любишь. Или, по крайней мере, что-то близкое. Столь же сильно, как и ненавидишь, – он сжал её руку, а затем отпустил. – Я злился на тебя. Наверное, до сих пор злюсь. Не буду притворяться, что это не так. И не буду притворяться, что понимаю, как после всего ты можешь к ней что-то испытывать. Она стала твоим слабым местом. Из-за неё ты стала мягкой. Но я... постараюсь принять это, наверное. Я принимаю это, принимаю… что бы ни случилось. Не знаю… Да, я в ярости, но да, ты моя лучшая подруга, и да, я люблю тебя. Пока они не положат меня в землю или что похуже. Мы оба могли умереть той ночью, но мы здесь. И теперь мы работаем на королеву пиявок – во имя Революции, высшего блага, во имя свержения Кинока, но всё же. Это компромисс. У меня мурашки по коже, но я всё равно здесь.

– Как думаешь, Роуэн бы такое одобрила? – прошептала Эйла. – Такой компромисс?

Оба вздрогнули. В первый раз кто-либо из них произнёс имя Роуэн вслух после её гибели.

Роуэн, их хранительницы и спасительницы.

– Не знаю, что бы она сказала, – ответил Бенджи, – одобрила бы она нашу работу на королеву пиявок или нет. Но она хотела, чтобы мы держались вместе. Поэтому куда ты, туда и я.

У Эйлы защипало в глазах.

– Да, – хрипло сказала она. – Нам надо держаться вместе, несмотря ни на что. До самой смерти, а потом и дальше. Но… что ты там сказал… ты ошибаешься, – она сжала кулаки, а потом разжала их и размяла пальцы. – Ты ошибаешься. Я не… Крайер мне не нужна. Я не могу любить её. Я вообще не смогу полюбить пиявку.

Бенджи долго не отвечал. Наконец, он лишь произнёс:

– Ладно, Эйла, – и сказал это так мягко, что ей захотелось ударить его или заплакать.

* * *

Занятия начались на следующий день после завтрака.

Едва служанки убрали посуду после завтрака и поспешили покинуть комнату, Эйла села на кровать, похожую на облако, и стала ждать. Она никогда раньше не делала ничего подобного. Раньше она сидела на бесконечных занятиях Крайер в дворцовой библиотеке, но это было так скучно: высшая математика, дипломатия, мельчайшие подробности событий, которые произошли тысячу лет назад в королевствах, о которых Эйла едва слышала. Она делала всё возможное, чтобы не слушать.

Она не знала, чего ожидать, но точно не леди Дир.

Эйла возненавидела её с первого взгляда.

Леди Дир была автомом-аристократкой, и всё в ней говорило об этом: тёмно-фиолетовое платье; драгоценности на шее, запястьях, ушах; кольца, инкрустированные драгоценными камнями, на каждом пальце; белый фарфоровый гребень, удерживающий волосы. Её кожа была светло-коричневой, как речное дно, ключица покрыта чем-то, что блестело в свете лампы, как будто она размазала по коже звёздную пыль.

– Не надо так на меня смотреть, – было первое, что сказала леди Дир после того, как представилась, глядя на Эйлу свысока.

Она была старше, возможно, около 50 лет, хотя у автомов возраст трудно определить.

Эйла попыталась смягчиться. В памяти всплыли слова королевы Джунн: "Тебе не хватает утончённости".

– Будь внимательна, девочка, – сказала леди Дир, и её голос прозвучал не так холодно и устало, как могла ожидать Эйла. – Сейчас её величество считает, что ты можешь быть ей полезна. Лучше, если ты не будешь заставлять её передумать.

4

После всего того, что рассказала ей Фэй, мысли о собственном уничтожении стали казаться незначительными. Крайер нужно рассказать отцу о планах Кинока. Если то, что сказала Фэй, было правдой, если Кинок планирует уничтожить Железное Сердце, этого будет достаточно, чтобы отец понял, на что способен Кинок – что Движение За Независимость это не просто движение. Для Кинока оно означает абсолютный контроль, абсолютную власть. Судьба всех автомов будет в его руках. Как только правитель поймёт это, он, конечно, не станет заставлять дочь выходить замуж за монстра. Свадьбу отменят, Кинока арестуют – и всё будет кончено.

– Оставайся здесь, – приказала Крайер Фэй.

Гвардейцы за дверью Крайер удивились, насколько вообще были способны удивляться. Крайер представила себя: одетая для собственной свадьбы, с перекошенным от ужаса и... гнева лицом. Она была зла. Она выпрямилась во весь рост:

– Отведите меня к отцу.

– Леди Кр...

– Я сказала, отведите меня к отцу, – повторила она твёрдо. – И не смейте задавать вопросов.

Не говоря ни слова, они повели её по длинным коридорам в северное крыло, в покои отца. Крайер попыталась успокоиться. Если она будет взволнованной, отец отмахнётся от неё как от ребёнка, закатившего истерику, и не будет слушать, что бы она ни говорила. Ей надо быть абсолютно спокойной.

Взгляд скользнул по гобеленам на стенах коридора, сценам из истории её народа: там было много картин из Войны Видов, всегда триумфальных – давка побеждённых человеческих тел, склоняющихся перед превосходящими автомами, прямо на поле боя. Крайер выросла в окружении этих образов, никогда по-настоящему не подвергая их сомнению. Она прочитала так много книг по истории человечества, написала так много очерков, выступая за лучшее отношение к человечеству, но никогда даже не обращала внимания на изображения батальных сцен на стенах собственного дома. Войны выигрывались той стороной, которая причиняла больше страданий другой. Как этим можно гордиться?

Теперь назревает новая война. С наступлением ночи тени сгущаются. Кинок и Движение За Независимость против... всех. Уровень страданий, которые Крайер даже представить себе не могла.