Дарханы. Академия Четырех богов (СИ) - Александрова Евгения

Впервые за всё путешествие чувствуя себя прекрасно, я вышла на палубу, наскоро причесавшись, собрав волосы и надев шляпу, и посетовала про себя, что на корабле нет возможности надеть свежее выглаженное белье или хотя бы отдать в стирку сменное платье.

Слава богам, что я успела прихватить хоть что-то и не пахну так дурно, как могла бы. У одного из юнг мне удалось выпросить таз для умываний, пару вкусных кусков пирога от кока и даже время привести себя в порядок, когда один парнишка согласился сторожить и не пускать никого в офицерскую отхожую комнату.

Этому черноглазому пареньку было лет пятнадцать. Моей улыбки и пары ласковых слов хватило, чтобы он охотно пошёл навстречу, а потом преследовал по всему кораблю, настойчиво повторяя “кирия” и надеясь на мою особую благосклонность. Даже во время работы с парусами постоянно оглядывался и улыбался, ловя мой взгляд.

— Кирия, — радостно склонился он снова, подавая мне руку, когда я поднималась на верхнюю палубу. И попытался задержать мою ладонь чуть дольше, на что я сердито цокнула.

Но заметив, что на палубе сидят возле какого-то ящика матросы вместе с Бьёрном, мило улыбнулась в ответ юнге и даже перекинулась с ним парой фраз, отчего тот расплылся в довольной улыбке и даже попытался поддержать меня за талию.

Отделавшись от его назойливого внимания, я прошла вдоль палубы, дыша воздухом. Ветер стих настолько, что корабль почти не двигался вперёд. Досадно! Значит, наше и без того изматывающее плавание продлится дольше ожидаемого. Хотелось спросить об этом Бьёрна, но дархан, на удивление сегодня сдержанный, с туго собранными в узел — видимо, от жары — волосами, делал вид, что меня не замечает.

Зато матросы, явно обрадованные отдыхом, вовсю резались с ним в какую-то настольную игру. В наших краях в богатых домах было принято играть в карты, нарисованные ведуньями, с множеством символов Ао и Теа, и в стратегическую военную игру с множеством фигур, и как образованная кирия я тоже брала уроки у одного из учителей Тавиана. Тот хвалил мою сообразительность, но и ругал за несдержанность и неумение высиживать долгие партии, как положено благородным воспитанникам, демонстрируя ум и выдержку.

Игра, в которую играл Бьёрн с матросами была мне незнакома. Это был квадратный кусок выделанной кожи с расчерченными клетками, на которых лежали цветные камешки: один зеленый, штук девять белых и много черных.

Бьёрн и плечом не повёл, заметив, как я наблюдаю за ходом игры, стоя у него за спиной. Но очевидно напрягся. Оттого ещё сильнее захотелось остаться над душой — пусть проигрывает, если я ему мешаю!

Моряки играли на деньги, поэтому увлечены были куда больше, чем при простом состязании. Только те, кто уже выбыл из игры или ждали своей очереди, косились на меня изредка и что-то обсуждали между собой. Один одноглазый даже подмигнул и расхохотался.

— Желаете сыграть, кирия? — насмешливо хмыкнул второй, помоложе, но такой растрепанный и немытый, что потом разило даже с трех метров.

— Пока посмотрю, — отказалась я как можно вежливее, хотя от мысли усесться рядом с ними снова подступила дурнота.

Но и уходить не хотелось — хоть какое-то развлечение посреди бездвижного моря.

— А я бы сыграл с такой красоткой… — окинул меня взглядом один из самых молодых матросов, который как раз играл с Бьёрном, тоже светловолосый, — например, на поцелуй. Что скажете, кирия? — Он услужливо подвинулся, будто охотно уступит мне место. Среди всех матросов он и правда выделялся приятной внешностью и белозубой улыбкой. Ясное дело, что у таких моряков любимое развлечение на берегу это посещение публичных домов, а каждая юбка — повод сверкнуть улыбкой и поиграть крепкими мускулами. — Ежели проиграете — вы меня целуете, если выиграете — я вас. Предложение щедрое, как ни крути!

Довольный гогот моряков стал ему ответом, как и тычки под ребра.

— А что, годно!

— Давай-давай, мы тожа поглядим, — хохотали вокруг. — Чур я болею за кирию!

— А ну заткнись, Хасан, — вдруг резко одёрнул веселящегося моряка Бьёрн, по-прежнему не глядя на меня, стоящую у него за спиной.

От звука его голоса все перестали гоготать, хотя он даже не повысил тон. Бьёрн опёрся руками об импровизированный стол для игры — большой ящик — подался к сопернику, нависая над игровым полем и привлекая к себе внимание.

— И ходи.

В его голосе прозвучали отголоски острой стали, будто на него шутливое настроение матросов не распространилось — только разозлило. Казалось, ещё немного — и он поднимется и схватится за клинок.

Я хмыкнула и далеко отходить от игроков не стала, только скрестила руки на груди, запахнув полы длинной светлой накидки, уже запачканной на этом видавшем виде судне, и поёжилась. Ну надо же. Сероглазый даже оберегал мою драгоценную для Императора особу от посягательств матросни — невиданное дело!

— Ну-ка, ну-ка, не торопи, защитничек, — буркнул этот Хасан, бросив на меня ещё один раздевающий взгляд, будто приценивался, надо ли цапаться с дарханом из-за меня или того не стою. — Я, может, половину заработка за рейс поставил. Последние деньги!

Матрос бросил это в сердцах и сделал длинный ход одним из чёрных камней.

— Угу, знаю, у тебя заначки по всем углам, — отозвался Бьёрн.

Он сделал взамен ход белым, захватив один черный с двух сторон, убрал его с доски. Хасан тут же радостно дёрнулся и закрыл его белый камень своим с таким торжествующим видом, будто уже выиграл партию. Бьёрн сделал ещё один ход другим чёрным. Хасан нагнал его и там.

Я перестала обращать внимания на крики матросов, захваченная этим боем.

Казалось, что Бьёрн проигрывает, раз за разом теряя белые камешки, которых и без того оставалось четыре штуки. Только зеленый гордо и одиноко стоял посреди поля, Хасан поставил с двух сторон свои чёрные, и я начала понимать, в чем суть игры.

Но не успела оценить всю задумку, как Хасан “съел” ещё один белый камень, и матросы загомонили, радуясь за своего товарища.

Бьёрн откинулся назад.

— Конец игры? — разочарованно выдохнула я, поправляя шляпу от солнца.

Не то, чтобы я искренне переживала за дархана, но он казался мне куда умнее и хитрее, чтобы вот так легко и позорно проиграть.

— Да, — поднялся с места Бьёрн и обернулся ко мне. — Я выиграл.

— Какого?! — рявкнул было Хасан, уставился на доску и тут же смолк. А потом отпихнул ящик ногой так, что все камешки слетели с кожанной “доски” и разлетелись по палубе.

— Как можно выиграть, даже не сделав ход? — заинтересовалась я, посмотрев на Бьёрна, и коснулась короткого края шляпы — прикрываясь и от солнца, и от слишком любопытных взглядов.

Матросы, ругая Хасана, послушно подбирали камни, ползая по палубе.

— Хотите сыграть, кирия?

Бьёрн загадочно прикусил губу, будто чтобы сдержать насмешку. Солнце за эти дни ещё больше позолотило его кожу, скулы покраснели, сделав светлые глаза ярче. Я такие светлые видела только у Нидейлы, но на то она и ведунья, чтобы быть непохожей на остальных.

— На деньги? — вопросом на вопрос отозвалась я, невольно вспомнив нахальное предложению матроса и его цену за победу.

И тут же представился мой проигрыш Бьёрну. Если бы пришлось его целовать… Наверное, на вкус его губы такие же холодные и солёные, как северное море. Я мысленно остудила саму себя, повторив, как важно хорошо контролировать свои эмоции. Особенно на корабле. Особенно рядом с Бьёрном.

Хорошо, что моя загорелая кожа не выдает красноту так же легко, как у северян.

— На интерес, — усмехнулся Бьёрн, предложив мне освободившееся место.

— Я не знаю правила.

— Ну да. Женщины не умеют играть, — фыркнул Хасан, разозленный поражением. — Бьёрн, ты дурак! Надо было мой вариант предлагать.

— С тебя тридцать две, — безразлично кивнул ему Бьёрн. — Рассчитаемся по прибытию или сразу отдашь?

— Иди ты, — Хасан будто хотел плюнуть, но передумал, развернулся и ушел со своей братией, только трое матросов остались скучающе наблюдать за нашими переговорами.