Сферы влияния (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна

— Это как, — проговорил он неторопливо, — играть в трёхмерные шахматы на сотне досок сразу, с завязанными глазами… с трёхлетними детьми, — он даже не улыбнулся, а Гермиона невольно хмыкнула. — Или с существами вроде аквариумных рыбок или каких-нибудь черепашек.

— Подразумевается, что в шахматы они играть всё-таки умеют? — ровно уточнила Гермиона.

— Конечно, нет, — уголки его губ дрогнули. — В этом и смысл.

Рыбки или черепашки, значит. Гермиона не была удивлена — братья Холмс были настолько умнее окружающих людей, что едва ли могли ставить себя с ними в один ряд.

— Я рыбка… или черепашка? — спросила она.

Майкрофт отодвинул пустую тарелку и, вопреки всем правилам этикета, опёрся локтями на стол, а подбородок положил на сцепленные в замок пальцы, устремив на Гермиону взгляд — сейчас он не был ледяным, но оставался колючим и неприятным, слишком цепким. Инстинктивно она укрепила окклюментные щиты, хотя не ощущала попыток проникнуть в сознание. Возможно, он пытался определить её видовую принадлежность, а может, просчитывал ходы на одной из сотен досок. А Гермиона, не выдержав его взгляда, принялась изучать его руки, и вскоре поняла, что рассматривает их с почти болезненной пристальностью.

У него были небольшие руки с длинными пальцами. Скорее всего, он не пренебрегал профессиональным маникюром — во всяком случае, ногти выглядели безупречно, значительно лучше, чем у неё самой. От крупных костяшек пальцев вниз, к запястьям, опускались тонкие жгутики сухожилий, а от косточек запястий под манжеты рубашки уходили полупрозрачные темные волоски. На правой руке поблёскивало бесполезное кольцо, наколдованное десять лет назад из галеона.

Молчание длилось почти минуту.

— Вам даже и не три года, — сказал он наконец, и Гермиона сумела взглянуть ему в глаза. В уголках появились едва различимые лучики-морщинки, те самые почти неуловимые признаки сдерживаемого веселья.

«Браво, Грейнджер, — едко подумала она, — ответ полностью соответствует твоему вопросу».

Майкрофт закончил с едой и чуть отодвинул тарелку, снова вытер салфеткой рот, и почему-то этот жест Гермиону смутил, воздух над столом сгустился до предела, и Гермиону, только что трясущуюся от холода, бросило в жар. Платье мгновенно прилипло к телу, по спине заструился липкий пот.

Она сделала глоток воды и бросила все силы на укрепление щита. Майкрофт Холмс не лишит ее твердости духа, и то, что сейчас происходит с ней — просто слабость, помрачение рассудка, последствия «Амортенции» и длительного стресса. Ничего более.

— Это пройдёт, — заметил Майкрофт, и на долю секунды Гермиона почти поверила, что он прочел её мысли, но потом поняла, что он говорит о ее дрожащей руке, в которой она держала бокал с водой. Почувствовав ее сомнения, он пояснил: — Тремор.

— Зелья и здоровый сон, — согласилась она. — Волшебники это лечат легко.

— Легко… — повторил Майкрофт. — Магия решает много проблем, — а потом сказал неожиданно: — Я рад, что это происшествие не нанесло вам… неизлечимых травм, — и отвел взгляд в сторону, на деревянные панели, которыми была отделана комната.

Если бы разговор тёк легко и плавно, как за ужином в Кардиффе, ей удалось бы преодолеть эмоциональные порывы, заглушить их, похоронить в глубинах океана, но в тихой, жарко протопленной комнате, в тяжёлом напряжённом молчании они не желали покоряться воле разума.

Все это волнение не имело смысла. В жизни Гермионы когда-то был мужчина, который вызывал подобные чувства, которого она искренне, всем сердцем любила. Но он был мертв, и заменить его не сумел и не сумеет никто — слишком болезненно-сладки воспоминания о нём.

Лицо Рона появилось перед ней мгновенно, стоило только подумать — смешливый, рыжий, в веснушках, с ясными голубыми глазами и немного растерянной улыбкой, он отгородил от нее задумчивого Майкрофта.

Гермиона вгляделась в него и вдруг дёрнулась, едва не выронив бокал.

Голубые глаза. У Рона глаза были карие, шоколадные, с тёплыми золотистыми искорками. И не было морщинки на лбу. Носогубные складки были, кажется, чуть жёстче, а щёки чаще всего покрывала рыжая щетина.

Разве это возможно?

Лицо Рона — незабываемое, родное, лучшее на свете — никак не вспоминалось достаточно точно. Память буксовала, отказываясь выдать достаточно подробностей, словно бы воспоминания о Роне подёрнулись какой-то плёнкой.

Пеленой времени.

Она похоронила его десять лет назад. И ни разу не была на могиле, потому что не могла вынести вида белого надгробия и траурных венков, а ещё, потому что точно знала: в могиле Рона нет. Тело, разумеется, лежит, но сам он, вечно голодный, временами нескладный, обидчивый, верный, любопытный — не там.

Обладатель голубых ледяных глаз сидел напротив, внимательно ее разглядывая.

«Номинация», — подумала она. То, у чего нет имени, не воспринимается сознанием. Но оттого, что монстр под кроватью не виден, он не становится менее страшен.

Рано или поздно ей придется дать имя этому монстру. А пока монстр произнес:

— По всей вероятности, завтра я буду вынужден на два-три дня покинуть страну. К сожалению, несмотря на все совершенства спутниковой связи, за пределами Британии мои возможности несколько… — его ноздри дёрнулись, — ограничены.

Это переводилось как: «Я уеду и не смогу, в случае чего, оперативно прийти вам на помощь». А ещё Гермиона чувствовала невысказанное, но подразумевающееся: «Постарайтесь сделать так, чтобы моя помощь в это время вам не потребовалась».

— Дипломатическая миссия? — спросила она почти без вопросительной интонации, показывая, что ни в коем случае не настаивает на подробностях.

— В некотором роде. Вам вряд ли что-то скажет название «Лиссабонский договор»…

Гермионе оно не говорило ни о чём, но она подозревала, что на политической арене маггловского мира игры ещё сложнее, чем в волшебном сообществе. Правда…

— Я думала, что вы в основном занимаетесь вопросами внутренней политики.

Майкрофт улыбнулся змеиной тонкой улыбкой:

— Считайте эту поездку… фрилансом, — и снова стал серьёзным, как будто снял улыбающуюся маску.

— Надеюсь, что в ваше отсутствие здесь не возникнет чрезвычайных ситуаций, — она едва ли могла бы другими словами заверить его, что будет избегать проблем.

— Мистер Малфой продолжит игру, — Майкрофт замолчал и нажал на кнопку звонка. Официант мгновенно убрал грязные тарелки, подал чай и десерт, после чего удалился.

Гермиона думала о его словах. Она и сама знала, что хорёк должен был продолжить действовать, осуществить свою угрозу или продолжить шантаж другим путём. Она не нашла о Шерринфорде ни слова в библиотеке Отдела тайн, но тоже не остановится на этом.

Она уточнила, пока Майкрофт разливал чай:

— Вы знаете, каким будет его следующий ход?

Почему-то ей показалось, что Майкрофт не хочет отвечать, но он сказал:

— Он привлечёт прессу, — и добавил: — Простите…

Гермиона постыдно зажмурилась, в горле что-то сжалось. Возможно, Малфой не станет разбрасываться компроматом так просто, сначала выдвинет ей какое-нибудь требование, поставит условие, расскажет о колдографиях…

На самом деле, она ещё не настолько забыла правила игры в политику, чтобы не понимать: повторяться Малфой не станет. Шантаж с его стороны уже был, теперь время действовать.

Захотелось очень по-детски заканючить: «Не надо!». Может, Майкрофт ошибается? Гермиона в это не верила, даже страстно того желая. Она открыла глаза и произнесла значительно бодрее, чем ожидала от себя:

— Меня это не затронет.

— Разумеется, затронет, — они снова встретились взглядами, Майкрофт чуть подался вперёд, и Гермиона без труда прочитала в его глазах сожаление. О чём? Может быть, о том, что он ничего не может сделать, или о том, что не будет в Британии в тот момент, когда в свет выйдет тот самый номер.

— Я — преступница по законам нашего мира, меня судили собранием самых влиятельных волшебников, — произнесла она медленно, — меня не затронет грязная статейка.