Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина

– Тэйминэут.

– Где ты живёшь?

Девушка махнула рукой куда-то в сторону ольховника, а Эспин спросил:

– Можем мы переночевать в твоём доме? Твои родные не будут против?

Она промолчала, окинув Эспина внимательным, просто пронизывающим насквозь взглядом, от которого всё внутри похолодело, а потом повелительно сказала Эспину:

– Возьми свои дрова.

– Да, конечно. Сейчас.

Эспин подхватил нарубленные ветки и хотел было скинуть их в нарту Тэйминэут, но она воспротивилась:

– Неси в руках, а я поеду вперёд.

С этими словами она зашла за спинку нарты, поставила ноги на полозья и хотела уже дать команду собакам трогаться вперёд, но Эспин вновь обрёл дар речи после её дерзких слов и предупредил:

– Хорошо, только нам надо вернуться за вещами, забрать их с собой. У нас ещё есть байдарка. Её можно будет отнести к твоему дому?

– Отнесёшь все потом. А сейчас идите за мной.

Она прикрикнула на собак, и те потянули нарту в сторону леса, а мы с Эспином побрели следом, еле переставляя ноги по рыхлому насту.

– Какая-то она странная, – поделилась я с Эспином своими опасениями, когда девушка отъехала от нас на приличное расстояние. – И где здесь хвалённое северное гостеприимство?

– Она меня немного пугает, – признался он, – есть в ней что-то неуловимо опасное. Брум, может, ты знаешь, что с ней?

– А что с ней? – отозвался из-под парки хухморчик. – обыкновенная дикая девка и ведёт себя по-дикому. А ты что думал, на самых дальних островах живут такие же аборигены, что и на Медвежьем острове? Да, конечно! Помнишь зверопоклонников-оленеводов? Они ещё ничего, у них хотя бы есть стальные иголки из Сульмара. А у этого острова ни один пароход никогда не причаливал. Тут людей с континента вообще никогда не видели. Так что не суетись и делай всё, что тебе говорят. А то мало ли, сделаешь одно неверное движение, и тебя выгонят ночью из дома замерзать на морозе.

Когда мы вышли из редкого леска и перед нами открылся вид на ровное поле снега, первое, что бросилось в глаза, так это чернеющая неподалёку дыра необъятных размеров. Такой провал в грунте смотрелся невероятно, даже пугающе.

Собачья упряжка остановилась прямо возле осыпающегося края дыры, и мы поспешили догнать Тэйминэут, чтобы спросить её:

– Что это такое?

– Человек со стеклянными глазами наказал нас, – хладнокровно изрекла она, глядя в бездонную пустоту. – Он пришёл к нам летом из-за моря и сказал, что хочет копать близ гор глубокую яму, чтобы из тела земли вышел жир, а человек со стеклянными глазами собрал его и увёз далеко за море, откуда сам пришёл. Старики воспротивились, сказали, нельзя копать землю, иначе можно проделать дыру в Нижний мир, и тогда злые духи поднимутся оттуда и нашлют болезни на всех людей. Тогда человек со стеклянными глазами обиделся и ушёл в сторону заката, а на следующую ночь земля содрогнулась и рухнула вниз. Восемь домов, что стояли на этом месте, провалились в Нижний мир, и теперь злые духи терзают людей и собак, кто был там. А мой дом и ещё два никуда не упали, но злые духи всё равно поднялись из дыры, чтобы терзать и мучать тех, кто не провалился под землю. Все мы болели, все страдали. Кто помер, кто убежал прочь отсюда. Осталась только я и мой отец. Он давно болеет, еле двигается, а уходить отсюда не хочет. Ему ещё давно шаман сказал, что доживёт отец до седин и помрёт далеко от родного очага. А отец шамана задумал обмануть. Говорит, никуда не пойду, здесь помирать буду. Он к верхним людям хочет правильно уйти, прямо с этого места к своей родне попасть и не заблудиться.

У меня голова закружилась от созерцания бездны, а тут ещё такая странная история. Человек со стеклянными глазами, жир земли – что это вообще значит? Про злых духов из Нижнего мира судить не могу, но огромный провал в земном грунте точно есть, а вот как глубоко он простирается, понять сложно.

– Где же твой дом? – спросил девушку Эспин, – наверное, далеко отсюда, раз он не провалился.

– Нет же, вот он, совсем рядом.

Я присмотрелась, а на вытоптанной снежной поляне возле обрыва возвышался сугроб, возле которого лежали шесть серых собак, а из самого сугроба вверх тянулась струйка дыма. Тэйминэут направила упряжку к подножию снежного холмика, остановилась и принялась распрягать собак. Зоркий их упорно сторонился, поэтому забежал на вершину сугроба, подобрался к струйке дыма и заинтересованно уставился вниз.

– Дом что, внизу, под снегом? – догадалась я.

– Много снега зимой выпадает, метели дуют, – ответила Тэйминэут, – дома всегда снегом засыпает.

– А как же мы попадём внутрь?

– По лестнице через крышу. Сначала ты иди, – обратила она свой взор на Эспина и приказным тоном повелела, – свой хворост в дом занесёшь, а потом мой перетаскаешь.

– Послушай, Тэйминэут, – хотел было осадить её Эспин, но я дёрнула его за рукав, чтобы наклонился, и тихо шепнула ему на ухо:

– Эспин, давай не будем с ней ссориться. Помнишь, что сказал Брум? Лучше сделай, как она говорит, лишь бы не было неприятностей. Мы и так измучились за целый день, я уже не хочу возвращаться к берегу и разбивать лагерь. Сил нет.

– Будто у меня они остались, – шепнул он в ответ, но всё же направился с нашими дровами к вершине сугроба.

Тэйминэут пошла за ним, я следом. Удивительно, но теперь мы стояли вовсе не на сугробе, а на круглой бревенчатой площадке, слегка припорошённой снегом. Посередине зияла подсвеченная всполохами огня дыра, а из неё торчала резная фигура стилизованного человечка. Вернее, эта фигура была навершием лестницы, что вела через дымовое отверстие в дом.

– Спускайся вниз, – велела девушка Эспину.

Ни слова ей не говоря, он только раздражённо глянул на меня и, держась одной рукой за бревенчатую лестницу, а другой прижимая к груди рубленные ветки, полез вниз. Дым очага быстро скрыл Эспина из виду. Я слышала, как он кашляет, а потом через силу осипшим голосам говорит кому-то:

– Здравствуйте. Куда положить дрова?

– Туда… – донёсся слабый старческий голос.

Не успел Эспин подняться обратно за хворостом Тэйминэут, она сама предложила мне спуститься в дом. Я вобрала побольше воздуха в грудь, затаила дыхание и нащупала ногой круглое углубление в бревенчатой лестнице. Надо было ещё и глаза закрыть, а то от дыма мигом навернулись слёзы. Ладно, учту на будущее, когда придётся вылезать обратно.

Изнутри дом очень напоминал смесь восьмиугольного сруба и чума. Бревенчатые стены с полками и в то же время жерди, где развешаны меховые одежды и травяные корзины. Пол устлан ветками, поверх которых растянуты шкуры, у стены валяются смотанные сети с деревянными поплавками и каменными грузилами. В самом центре жилища горит костёр, а над ним висит котёл. Висит на крюке, а крюк продет через цепь. Костяную цепь. Теперь понятно, чего так долго Эспин на неё смотрит.

Неподалёку от огня на циновке сидел старик. Такого измождённого и болезненного лица с впавшими щеками мне ещё не доводилось видеть. Зато, стоило старику глянуть на Эспина, как в этом тщедушном теле нашлись силы для повелительного тона:

– Ну, что встал, раз пришёл? Неужели это весь хворост, больше нет?

– Есть, – немного опешил от такого обращения Эспин. – Он наверху, в нарте.

– Ну так неси, чего ждёшь?

Эспин проглотил и это, только снял нагрудную сумка, чтобы отдать её мне, и полез прочь из дома. В три приёма он перенёс весь хворост Тэминэут в дом, а потом настала пора возвращаться к побережью за нашими вещами.

– Пойдём, Шела, пока окончательно не стемнело, – обратился он ко мне.

Но и тут старик не упустил возможность встрять:

– Ты нашу гостью не тревожь, дай ей отдохнуть с дороги. Сам иди.

В растерянности я едва заметно развела руками, а Эспину пришлось идти за нашими вещами. Два рюкзака он за раз не утащит, а если ещё задумал перенести сюда лодку, то мне придётся провести немало времени наедине с неприветливым семейством.

Дабы прервать повисшее молчание, я решила представиться старику, рассказать, кто я такая, кто – Эспин, и куда мы идём. В ответ я узнала, что старика зовут Аймонеке, он рыбак, но из-за болезни, которую обрушил на селение человек со стеклянными глазами, он так и не смог выйти к морю этим летом, а со всем хозяйством управляется теперь уже его единственная дочь.