Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ) - Южная Влада

С другими он не был столь сдержан. Северина прекрасно знала, кто согревает постель Димитрия, и очень часто наскучившие наместнику подружки плавно перекочевывали в постель его правой руки. Думали, что так смогут удержаться поближе к правителю и иметь какое-то влияние на него. Северина фыркала и смеялась от этой мысли. Свежая информация являлась ее главным оружием, и год за годом забавные услужливые сплетницы-пташки приносили на хвостиках одно и то же. Ян исправно трахал всех, кто подворачивался, но его верность принадлежала только господину.

Северина вообще всегда была в курсе, кто и кого трахает в большом и богатом доме. Знала о каждой мимолетной интрижке среди слуг, о том, что старая кошелка Ирис, имеющая в своем распоряжении отдельное крыло резиденции, периодически водит к себе молодых мужчин, как правило подкачанных, высоких и ясноглазых. Северина ненавидела Ирис еще со школы, но судьба вновь и вновь сталкивала их, заставляя вращаться в одном узком круге знакомых. А сынок ведьмы, единокровный брат Димитрия, проживающий с матерью, всегда внушал Северине тихий и безотчетный ужас одним своим взглядом. Стоило случайно остаться с ним в комнате, как по ее коже бежали мурашки. И он ни с кем не спал. Ни мужчины, ни женщины его не интересовали, уж она бы узнала, если б это было не так. Как молодой мужчина может добровольно отказываться от секса? Ради чего? Это в нем пугало Северину тоже.

Ян убедился, что все готово, и исчез. Замолк музыкальный квартет, по толпе разодетых гостей прокатилась волна возбужденного шепота, двери распахнулись — и вошел Димитрий. Он был великолепен. Впрочем, как и всегда, как в каждый из дней, прожитых Севериной на расстоянии вытянутой руки от него. Его белый парадный костюм отлично сидел на крепкой фигуре, золотые пуговицы сверкали в свете ламп, светлые перчатки облегали кисти рук, волосы — тщательно подстрижены и красиво уложены парикмахером. Даже со своего места в отдалении Северина ощущала его запах: тонкий, дорогой аромат парфюма, мыла… и порока.

Гости хлынули к наместнику со всех сторон. Молодые люди обступили его с обожанием на лицах. Он смеялся, показывая ровные зубы, хлопал кого-то по плечу, пожимал протянутые руки, подмигивал разодетым девицам, едва ли не повизгивающим от желания рядом с ним, но его глаза оставались холодными, как лед. Холодными и лишенными даже тени улыбки. И видя этот взгляд в тысячный раз, Северина отпивала шампанское из бокала и спокойно покачивала ногой. Она слишком хорошо его знала.

Димитрий повернул голову и коротко, официально кивнул ей, и она ответила ему тем же образом. Между ними все было сказано. Тут же к нему подплыла и прильнула к плечу одна из бурых волчиц, с яркими медными прядями в темной копне волос и пухлыми, будто созданными для поцелуев губами. Димитрий приобнял ее за талию, другой рукой принял бокал из рук крутившейся рядом блондинки — наверняка дочки какого-нибудь успешного торгаша — и вместе со своей свитой отправился к креслу с высокой спинкой, установленному в дальнем конце зала.

— Алисия завоевала сердце Его Светлости, — вздохнула одна из девушек, сидевших при Северине и составлявших ту самую тайную армию ее пташек.

— У Его Светлости нет сердца, — со злостью шлепнула ее по руке Северина. — По крайней мере, не для потаскушек вроде этой оборотнихи или тебя.

— Конечно, конечно, — покраснела и поспешила уступить собеседница.

Северина снова нашла взглядом кресло наместника и бирюзовое платье его подружки, усевшейся рядом. Все женщины Димитрия делились на три типа. Первый — как эта Алисия. Благородные или притворяющиеся благородными девки, с которыми ему тоже нравилось играть в благородного. Их он трахал, когда бывал в хорошем настроении, обычно на кровати, долго и терпеливо, до второго или третьего оргазма, и уходили они от него с трясущимися от изнеможения коленками и шальной горячей влюбленностью во взгляде.

Под второй тип подходили служанки и случайные свободные девицы, которые подворачивались ему под руку в минуты гнева. Таких он имел жестко, в любом месте, где придется, не заботясь об их ощущениях и сливая в их тела вместе со спермой ярость, клокотавшую внутри. И, наконец, существовал третий тип женщин, о котором Северина знала мало. Ей было лишь известно, что этих женщин для Димитрия выбирает Ян. Что происходило с ними за закрытыми дверьми покоев наместника — никто не ведал. Но самостоятельно выходить они не могли. Их выносили. А он становился тихим, задумчивым и будто погруженным в себя.

Северина жалела вторых и третьих, тихо ненавидела первых и страстно, отчаянно, до боли в закушенной губе мечтала оказаться на месте любой из них. Да, пусть так, пусть хотя бы через муки, но познать его. Но он предпочитал мучить ее по-другому.

Музыкальный квартет играл что-то легкое, и пары вышли танцевать. Алисия встряхивала длинными волосами, нежно улыбалась Димитрию, положив руку ему на плечо, пока он уверенно вел ее в танце по залу. И он тоже улыбался ей и слегка облизывал губы, бросая взгляды на ее пухлый рот. Северина стиснула пальцы — и раздавила бокал. Шампанское брызнуло ей на руку, на алое платье, девушки-пташки ахнули, кто-то побежал за салфетками, чтобы вытереть бегущую по запястью кровь, а мужчина в белом все кружил красавицу в бирюзовом, не обращая на них никакого внимания.

Она вскочила, с раздражением ругая саму себя за слабость. Ну что, в конце концов, значит эта Алисия? Рано или поздно Димитрий наиграется и с ней, и все пройдет. Только платье зря испортила. Но на душе все равно было гадко. Уйдет Алисия, придет новая любовница, а ее, Северины, очередь не наступит, похоже, никогда. Отпихнув услужливые руки помощниц, она кивнула слуге, подхватила мигом поднесенную ей меховую накидку, набросила на плечи и протиснулась через толпу на балкон.

Воздух оказался по-зимнему морозен и свеж. Луна в небе прибывала, оставляя считанные дни до момента, когда все бурые снова на одну ночь сойдут с ума. Северина мстительно искривила губы, представив Алисию взлохмаченной и голой, прикованной цепями к стене и завывающей, как дикарка, и откинула от лица прядь волос. Она сделала несколько шагов вперед, стараясь дышать глубже и остудить эмоции. За большими колоннами, поддерживающими над балконом крышу, сгустились черные тени, и когда одна из таких теней пошевелилась, Северина едва не схватилась за сердце от испуга.

Впрочем, это был всего лишь Ян. Он пил коньяк в широком невысоком стакане и курил, задумчиво выпуская вверх плотные струи дыма.

— Я ненавижу его, — без предисловий прорычала Северина, подошла и встала рядом, в глубине души испытывая облегчение, что подвернулся кто-то, на ком можно сорвать злость.

— Любить сиятельное Сиятельство непросто, — со смешком согласился Ян.

— Непросто? — едва ли не завопила она от негодования. — Невозможно — вот что будет вернее. Он… он гад, самый настоящий гад, мерзавец и потаскун. Когда-нибудь он доведет меня, и я убью его.

— Я убью тебя раньше, чем ты даже закончишь приготовления к его убийству, — тихим и спокойным голосом произнес Ян, глядя в темную даль, туда, где подмигивали огни неспящей столицы.

Северина резко выдохнула, отобрала у него из пальцев тлеющую сигарету и сунула себе в рот.

— Конечно, я не убью его. Просто хотелось сказать что-то плохое.

— Конечно, — кивнул Ян, и на секунду ей показалось, что на его губах мелькнула слабая, но нежная улыбка.

— Как ты можешь так любить его? — снова взвилась она. — Он выгнал тебя, ты даже не имеешь права показаться в одном зале с ним, стоишь тут и выпиваешь в одиночестве, пока все веселятся. И все равно ты его обожаешь.

— Я нужен ему, — пожал плечами Ян и сунул руки в карманы.

— Ему никто не нужен, — покачала головой Северина и тоже уставилась в темноту.

Они замолчали, стоя плечом к плечу и передавая друг другу догорающую сигарету. Выбросив окурок, Ян полез во внутренний карман пиджака, достал новую и подкурил. Северина хотела попросить и для себя тоже, но он сделал первую затяжку, убрал зажигалку и предложил сигарету ей. Когда она затянулась, то почувствовала, что руки Яна поправляют накидку на ее плечах.