Перья столь порочные (ЛП) - Зандер Лив

Галантия

Наши дни, замок Дипмарш, покои Себиана

Глиняная кружка дрожала в моих неуверенных руках, и на колеблющейся поверхности чая плавал кусочек древесной коры. «Чтобы успокоить нервы», — сказал Себиан после того, как отнёс меня в свои покои, усадил в кресло у окна и вложил в ладони тёплую кружку.

Он расстёгивал ржавые пряжки своей коричневой кирасы, стоя возле кровати с балдахином.

— Выпей всё до дна, иначе боль станет только хуже.

С каждым глотком жгучая боль притуплялась, вместе с ней уходило и напряжение. Мой взгляд блуждал по новой обстановке — покои были почти как мои, разве что в открытом шкафу рядами стояли десятки маленьких глиняных горшков. Здесь пахло травами, пчелиным воском и кожей.

Пахло им.

В животе тревожно заворочалось, но настой притупил этот рой. В шоке я не задумывалась, куда Себиан меня ведёт, лишь бы подальше от воронов Малира. Но стоило ли мне быть здесь? Одной? С мужчиной?

Нет, хуже…

С Вороном.

Себиан бросил кирасу на сундук у изножья кровати, его белая рубашка смялась, едва стянутaя на широкой груди.

— Расстегни платье спереди.

Моё горло сжалось.

— Что?

— Эти раны нужно очистить и смазать салом, — он подтолкнул ко мне табурет носком сапога, ножки жалобно заскрипели по камню. — Иначе загноятся.

Я опустила взгляд на грудь — кровавый ужас: вздувшиеся рубцы, клочья кожи, прилипшие волосы, сукровица. Слишком много крови.

— Шрамы останутся всё равно.

Он взял деревянную чашу с водой от камина.

— Только если не умрёшь раньше от заражения крови.

Он был прав, но…

— Разве нет целителя, к которому я могла бы обратиться?

— Конечно. Если хочешь пройти через весь замок с видом, будто тебя едва не разорвали собаки, — в его голосе прозвучало раздражение. — Я предлагаю помощь. Прими её или перестань заливать мою комнату кровью и уходи.

Мои мышцы напряглись. В сравнении с Малиром Себиан казался меньшим злом, но он всё ещё был Вороном. Тем, кто поймал меня. Я не могла забыть этого. Но и позволить инфекции изуродовать меня окончательно тоже не могла. Если я хотела избежать позора и пятна на имени моего рода, выбора не было.

Я развязала верхнюю ленту на платье и оттянула ткань, обнажив рану.

— О боги… Как он мог так поступить со мной?

— А он ещё не помочился на нее?

То, что Себиан не уточнил, «кто он», сказало мне одно: подобная жестокость не выходила за пределы характера Малира.

— Нет.

— Значит, могло быть хуже.

— Малир изувечил меня. Оставил метку… метку…

Боги, из-за всей этой крови я и сама не могла разглядеть, что именно. Что скажет принц Домрен? Слишком многое поставлено на кон, чтобы разорвать помолвку, но что если я буду отвратительна ему? Что если он никогда не сможет желать меня такой?

— Жизнь оставляет следы на каждом, — Себиан опустил тряпку в воду. — Но по-настоящему уродливы, как правило, только те шрамы, что внутри.

Слова, достойные простолюдина, которому дозволено не обращать внимания на изъяны. Никто не заботился о моём «внутреннем», разве что о регулярности моих менструаций, и то…

Я вскрикнула и отшатнулась.

— Твоя рука…

По его пальцам, костяшкам и перепонкам тянулись возвышенные шрамы, словно опалённая кожа, темнеющая охрой. Обожжённые рубцы поднимались к запястью и скрывались под рукавом. Я не заметила их в тот день, когда он схватил меня. Сколько его тела было покрыто этими уродливыми морщинистыми пятнами?

— Ожоги, — он прижал влажную ткань к моей груди, и по ране потекли капли. — Привыкай, милая, тебе придётся видеть это здесь постоянно.

Моё нутро скрутило от ужаса.

— Почему?

— По той же причине, по которой у Тайдстоуна есть катапульты с утяжелёнными сетями: они ловят наше вороньё, стоит нам подлететь слишком близко. Держать нас на земле, лишённых шанса на побег, — значит сделать удобной мишенью. Птицы с перьями, опалёнными до корней, летают плохо… если вообще летают, — он осторожно коснулся раны влажной тряпкой, и то ли настой, то ли вода, то ли и то и другое вместе делали жжение терпимым. — У твоего отца особая страсть — поджигать нас.

Что ж, я целиком поддерживала это увлечение, но говорить ему об этом сейчас было бы глупо: ответов на вопрос, зачем я здесь, это бы мне не прибавило. А если уж Ворон решил заняться моими ранами, стоит ли надеяться, что он раскроется? Была лишь одна возможность проверить.

Я глубоко вдохнула.

— Зачем вы держите меня в плену?

— Пленникам не полагаются свежая одежда, тёплые обеды и долгие купания в ванне. Осмелюсь сказать, ты — наша гостья.

— Гостей не режут на куски, но допустим. Почему же я ваша «гостья»? Вам нужно что-то от моего отца в обмен на моё возвращение, верно?

Его яркие глаза встретились с моими лишь на миг, прежде чем на полных губах появилась насмешливая улыбка.

— Догадалась, да?

Напряжение покинуло мышцы.

Наконец-то хорошие новости.

— И что же? Золото? Перемирие?

— Твой отец держит одного из наших в своих подземельях. Мы хотим обмена пленными.

— Странный способ назвать гостей.

Он усмехнулся.

— У тебя острый язычок. Я знаю немало способов пустить его в дело, и мне это нравится. Малиру — нет. Так что советую при нём быть поосторожней.

Слова застряли у меня в горле, когда смысл сказанного дошёл до сознания. А если этот Ворон, которого держит отец, слишком ценен для войны, и я не равна ему по значимости?

Но что может быть ценнее для отца, чем укрепление союза с королём Баратом? Столица обеспечит его лучниками, пехотой, кавалерией, чтобы держать Воронов подальше от границ. Всё необходимое, чтобы Тайдстоун устоял. Конечно, отец вернёт меня!

Странная боль сжала грудь, но я заставила себя дышать ровно. Хорошо… может, лично я ему и не нужна, но эта помолвка — нужна. А значит, нужна и я.

Сжатие повторилось.

Но действительно ли я? Браки связывают дома, это верно, но то же самое делает и отчаяние. О боги, всё это ужасно.

Себиан промакивал и вытирал рану медленно и осторожно, открывая воспалённые линии, где кровь уже почти остановилась.

— Как только мы получим нашего Ворона обратно, лорд Брисден снова обретёт свою «любимую дочь».

Любимую дочь. Что бы он ни подлил в этот проклятый чай, он действовал слишком сильно, потому что я хихикнула, будто не была в полной заднице.

Рука Себиана замерла, его глаза сузились.

— Ты сомневаешься, что твой отец согласится на такой обмен?

Ещё бы.

— Ни капли.

Удовлетворённый, он снова сосредоточился на ране.

— Резал глубоко, но чисто.

— Так этот… Ворон, которого держит мой отец? — спросила я, уже почти забыв про боль, увлечённая тем, что услышала. — Кто он?

— Она. Марла — связанная пара капитана Аскера.

Она. Значит, всего лишь женщина, но…

— Связанная пара? — мои уроки с Рисой никогда не касались таких вещей. Да и прочего о его народе тоже. «Тебе незачем знать это», — всегда говорила мать. А отцу… ему и вовсе было всё равно. — Это вроде жены?

Он приподнял бровь, будто я только что призналась в невежестве.

— У Воронов есть предназначенные пары, избранные нашей богиней, чтобы быть связаными навеки.

Женщина. Жена. Пара.

Для отца — одинаково бесполезные слова.

— А вы уверены, что она жива?

— У Аскера вся стая в полном оперении, — сказал он. — Если бы она умерла, его вороны выдирали бы себе перья от горя.

Облегчение пронзило мою притуплённую панику. Слава богам, сделка возможна! Им бы уже готовить карету, чтобы везти меня домой. Или прямо к свадебному пиршеству. Последнее, пожалуй, предпочтительнее.

— Отец уступит. — Возможно, он держал ту женщину лишь затем, чтобы подразнить капитана вороньего войска. Не более чем жалкая шпилька на фоне моей помолвки. Но оставалась одна проблема… — Могу ли я встретиться с этим капитаном Аскером? Убедить его в том, что отцу необходим этот обмен? Если я это сделаю, то, может быть, он сумеет как-то помешать Малиру?