Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия"

Пожалуй, можно было бы ещё молиться. Но со дня смерти Габриэля у него ещё ни разу не возникало такого желания. Наверное, только сейчас Рихо понял, что друг был для него не только смыслом жизни. Ещё — и основой безупречной в своей незыблемости веры. А без Габриэля вдруг оказалось абсолютно незачем обращаться к Троим… Которые, должно быть, по-прежнему оставались милосердны ко всем живущим. Вот только милосердия их Рихо больше не понимал и не хотел пытаться это сделать.

Величественные стены Тирры, черепичные кровли её многочисленных зданий и храмов, которые Рихо увидел издали, не вызвали у него никаких чувств, хотя раньше и приводили в трепет. И даже переступая в сопровождении спутников в белых мундирах порог достававшей, казалось, до самого пронзительно-голубого неба Журавлиной Башни, Рихо не ощущал особого волнения. Он заранее был готов смиренно — или равнодушно — принять любое решение Церкви на свой счёт.

Но довольно быстро Рихо засомневался в том, состоится ли суд над ним вообще. Потому что прекрасно видел: допросы, на которые его упорно таскали чуть ли не ежедневно, велись скорее формально, чем хоть с каким-то рвением и упорством. И Рихо, уже имевший когда-то «счастье» общаться с Белыми Псами, понимал, что выглядело это странно.

Как будто кто-то могущественный приказал Журавлиной Башне тянуть время. Вот только зачем?.. Чтобы помиловать узника или тихо от него избавиться? Или ещё с какой-то, менее явной, целью?

Ответ Рихо узнал совершенно неожиданно. В тот день его в привычное время вывели из камеры. Но отправиться ему, в сопровождении троих Белых Псов, пришлось по несколько иному маршруту, чем обычно. И, в итоге, подняться на лифте, устройство, которого, как Рихо слышал, якобы было основано на соланнских технологиях, на один из самых верхних этажей башни.

Там его завели в просторную комнату, скорее напоминавшую роскошный кабинет, чем обычное помещение для допросов. Полы здесь были устланы узорчатыми коврами в оранжевых и кремовых тонах, на больших окнах покачивались от проникавшего в них ветерка лёгкие бежевые шторы, а светлая мебель была на бахмийский манер щедро украшена накладками из золота.

А в кресле с высокой спинкой в глубине комнаты восседал кардинал Неро Мерьель, которого Рихо раньше видел всего пару-тройку раз. Но сразу же узнал надменного черноволосого мужчину с тёмно-зелёными узкими глазами, придававшими его смуглому лицу несколько хищное выражение.

— Ваше высокопреосвященство, — поклонился ему Рихо, не решаясь приблизиться, чтобы поцеловать перстень. Но Мерьель ободряюще кивнул ему, одновременно взмахом руки отсылая прочь Белых Псов.

— Присаживайтесь, Агилар, — сказал он, указывая на стоявший напротив него стул. — И можете не смотреть на меня так напряжённо. Я не имею обыкновения принимать последнюю исповедь у осуждённых на казнь. Как и у отправляющихся на суд, впрочем. Так что он вас точно не ждёт.

— А что ждёт? — быстро спросил Рихо. И понадеялся, что его голос прозвучал так хрипло из-за долгого молчания, а не от волнения.

— Я смотрю, вы не любите длинных предисловий, Агилар, — улыбнулся Мерьель. — Ну что ж, я готов пойти вам навстречу. Что вас ждёт?.. Отправка в Закатные Земли. Повышение до ранга старшего офицера. И… вот это, — он протянул собеседнику маленькую шкатулку красного дерева, которую до сих пор держал на коленях. — Открывайте, не бойтесь, — добавил он, видя, как Рихо взял её с большой осторожностью.

Тот откинул крышку — и в изумлении замер. Внутри, на чёрном бархате лежала стальная трёхконечная звезда, усыпанная искрящимися в падавших из окна солнечных лучах камнями глубокого синего цвета.

Рихо едва подавил в себе желание вскочить и встать навытяжку. Сапфировая звезда. Высшая церковная награда, которой можно было удостоиться лишь за исключительные подвиги. Но, не собирался же Мерьель…

— Разумеется, никакого торжественного награждения не будет, — словно бы отозвался тот на его мысли. — Слишком важно сохранить ваш поступок в тайне. Но она ваша по праву. И все привилегии, связанные с обладанием ею вы получите немедленно.

— Я… Горд и счастлив, ваше высокопреосвященство, — ровным тоном сказал Рихо. — Но я не считаю себя достойным награды. Раз суд надо мной не состоится, я хотел бы просить об отставке.

— Чушь, — презрительно выплюнул Мерьель. — Вас полжизни натаскивали на ловлю еретиков и тёмных магов. И, видят Трое, результат оказался не так уж плох. А теперь вы пойдёте хоронить свои таланты… Куда? В наёмники? В городскую стражу?.. Это даже не смешно. Так что прекратите вести себя, как манерная девица, которой преподнесли колечко со слишком маленьким камушком!

— Простите. Но… Закатные Земли?..

— Весьма перспективная для Церкви территория. Хотя и опасная: вспомните хотя бы тех мятежников, покушавшихся на мидландского императора и стакнувшихся с ташайскими жрецами, которые проявили себя в Эрбурге недавно. Такие люди, как вы, там понадобятся. Тем более что после… эрбургских событий вам лучше на какое-то время исчезнуть с континента.

— Могу я задать вопрос, ваше высокопреосвященство?

— Пожалуй.

— Что будет с чародейкой, которая подожгла императорский дворец? Эулалией Осорио?

— Её судьба в воле Церкви. А вас, Агилар, она точно больше не касается. Зато… Уж не знаю, обрадую вас или огорчу, но могу сообщить, что ташайский дикарь, которого подобрал кардинал Фиенн, отправится с вами. На вашей новой службе такой помощник пригодится.

Упоминание о Кеару Рихо несколько взбодрило. Не то чтобы он полностью избавился от своего недоверия к юному язычнику. Но теперь ощущал за него ответственность, ведь Габриэль поручил мальчишку его заботам.

Однако же сам разговор с Мерьелем оставил у Рихо какое-то странное, скользкое ощущение. Могущественному церковнику, пусть так и не ставшему понтификом, но по-прежнему остававшемуся всего на пару ступеней ниже верховной власти Священного Города, Рихо не доверял. И был уверен, что с посыпавшимися на него милостями всё не так просто.

А милости давали о себе знать не только в виде оттягивавшей руку шкатулки с наградой. Назад в камеру Рихо так никто и не отвёл. Вместо этого его препроводили в покои, расположенные на том же этаже, что и помещение, где он встречался с Мерьелем.

Несколько просторных комнат, богато обставленных всё в том же смешанном эллианско-бахмийском стиле, показались Рихо истинным дворцом. Особенно — после унылых серых стен, в которых он провёл последние пару недель. Но ни покоя, ни радости он среди этой роскоши не ощущал. И в ожидании отправки за океан только метался здесь верным зверем, навсегда лишившимся того, кому была отдана его преданность.

Так прошло несколько унылых дней. А ещё — тоскливых и мерзких ночей. В каждую из которых Рихо подолгу стоял у огромного окна своей спальни. И сжимал в ладони резавшую её до крови стальными лучами награду, глядя в чёрно-звёздное небо, казавшееся чуть ближе с впечатляющей высоты башни. То самое, на котором теперь, конечно же, занимал самое почётное место у Престола Троих Габриэль. Вот только от мыслей об этом точно не становилось легче.

А потом, как-то в отчаянно яркий тиррский полдень, когда проникавшие в окна солнечные лучи умудрились нагревать даже помещения Журавлиной Башни, всегда сохранявшие благодаря соланнской магии одну и ту же комфортную для людей температуру, дверь в покои Рихо легонько скрипнула. И, вырванный из мрачных раздумий, он легко вскочил с низенького диванчика, быстро повернувшись ко входу.

На пороге, с немного растерянным выражением на лице, стояла Лавиния. Увидев Рихо, она тут же бросилась к нему. И остановилась чуть поодаль, не смея приблизиться.

В чёрном шёлковом платье с длинными, украшенными серебряным шнуром рукавами, узким корсажем, расшитым нитями того же цвета и струящейся юбкой, Лавиния выглядела непривычно строго и просто. Её лицо казалось похудевшим и осунувшимся, но даже сейчас удивляло почти нечеловеческим совершенством тонких черт. А глаза, прежде сияющие, как фиорское небо, теперь выглядели, словно осколки голубого льда.