Демоны внутри. Тёмный трон (СИ) - "Umnokisa"

— Я как-то скрестил пару бактерий, вышла какая-то хуйня, но пиздецки живучая и ебанутая, — дыхнув перегаром в лицо объявил демон болезней как-то, когда речь зашла про его тихое противостояние с Уфиром. — Он всё боится, что я когда-нибудь окончательно ёбнусь рассудком и перекину все свои познания на падших. Ха-х.

Как раз это «ха-х» меня смутило, словно Марбас не исключал такого развития событий.

— Дело в заклятии, — туманно ответил мне Седит, явно не желая вдаваться в объяснения. — Оно… Как рак… Его не видно, но оно всё ещё внутри.

Он замолчал, продолжая смотреть на меня, чуть склонив голову на плечо. В полумраке, в отблеске факелов он казался болезненным, хотя глядя на него в гостиной, едва ли можно было так его охарактеризовать. Но если Седит жив, и, хоть и с натяжкой, здоров, то ангел мёртв, и тут уже ничего поделать нельзя.

— Мне надо привести себя в порядок, — наконец сказала я, разглядывая свою одежду. — Мара опять будет фырчать, что я связалась с вами и порчу имидж её ненаглядному, если увидит меня такой. К слову, вы не в курсе, где её носит?

— Шляется по Пандемониуму, — мгновенно ответил Гер, и не было никакого сомнения в том, что Тени внимательно следят за каждым шагом фаворитки короля. — Не хочет встречаться с Фурфуром, но оно и ясно: он всё-таки связан с Набом, а тот для неё конкурент, даже будучи мёртвым. Нахождение князя рядом заставляет Велиала страдать от меланхолии и закапываться в работу ещё больше, чтобы снова не поехать на этой почве. Не сказать, что Фурфур относится к Маре как-то плохо, но если та попрёт против него, тебя или Велиала, то раздумывать он особо долго не будет.

— Ты описываешь Фурфура, как какого-то маньяка, — заметила между прочим я, хотя понимала, что слишком идеализирую князя. Он, как и большинство падших, был смертельно опасен. — Мне кажется, он сдержаннее вас будет.

— Ну он точно против ультранасилия, — рассмеялся Марбас, беря меня за руки, я почувствовала лёгкое покалывание на коже, как от заклятия. — Но если ты не видишь за ним кровавую дорожку, что тянется сквозь века, это вовсе не значит, что её там нет.

Мы резко слились с тенями. Я не знала, последовал ли за нами кто-то ещё, но уже через мгновение я рухнула с потолка прямиком в горячий бассейн купальни. Марбас с весёлым улюлюканьем упал следом, окатив меня с головой. От неожиданности я наглоталась воды и теперь пыталась прокашляться. Вокруг нас по поверхности расползалось грязное пятно крови и перьев.

— Диа нас убьет, — заключила я, глядя на всё это безобразие.

— Ну, для начала ей придётся вытащить нас из воды, иначе мы засрём своими кишками всё ещё больше, — радостно объявил Марбас, зачерпнув горячую воду ладонями и ополаскивая лицо и шею. С мокрыми и зализанными назад волосами он выглядел совсем непривычно и даже привлекательно: можно сказать, что так он не казался раздолбаем.

Я угрюмо усмехнулась, потому что было совсем не весело, даже не от подобной проделки, всё ещё было тошно от произошедшего ранее.

— Казадор, хватит пялиться на свои руки, — заметил мой ступор наёмник. — Ты приняла решение и исполнила желанное. Чего тебе ещё нужно для счастья?

— Не знаю. Может быть, спокойствия? Ну или чтобы меня оставили в покое и вернули в Гайю.

Марбас громко хрюкнул, потирая нос и пытаясь сдержать смех.

— Ты ведёшь себя, как дура, Казадор. У тебя есть всё, чтобы начать новую жизнь… — закончить мысль я ему попросту не дала. Какой бы гениальной она ни была, как бы оптимистично ни звучала — это была ложь. Попытка в очередной раз успокоить меня и заткнуть, чтобы я не путалась под ногами у бессмертных, которые вот-вот перестанут жить вечно.

— Да, только ты сам говорил, что нас размажут тонким слоем в любую секунду! — рявкнула я, и со злостью плеснула ему в лицо воды, подчёркивая тем самым своё настроение.

— И что с того? — он ответил мне тем же, но не скрывая задора в голосе, словно моя агрессия его несказанно веселила и в этот раз.

— В смысле «что с того»?! Нет у меня новой жизни, потому что у нас всех нет будущего, кретин!

Наёмник расхохотался от моих слов так, что эхо отразилось от стен и разнеслось по всему помещению, затянутому паром. Здесь ощущение влажности причудливо мешалось с запахом благовоний, отчего очень быстро погружался в состояние умиротворения, но сейчас, когда моё сердце колотилось как ненормальное, а страх мешался со злостью, ни о каком спокойствии и неге и речи быть не могло. Я стиснула зубы и успела поймать себя на мысли, что очень жалею, что Марбас забрал свой нож. Управляться с ним было куда проще, чем с мечом, даже не Набериуса, а тем, что мне дают для тренировок Тени. Конечно мне пришлось бы проделать трюк с использованием энергии, чтобы успеть вогнать лезвие в наёмника быстрее, чем он перехватит мою атаку и утопит в бассейне в отместку, но это того стоило бы.

— Когда ты так кровожадно на меня смотришь, я начинаю думать, что ты влюбилась, — покачал головой ассасин, и, бесстрашно развернувшись ко мне спиной, погрёб к ступенькам. Мы плюхнулись в самую глубокую часть центрального бассейна и рост обоих едва позволял ногам касаться дна. Мне пришлось несколько поднапрячься, чтобы не утонуть — намокшее платье тянуло вниз, словно камень.

— Тебе показалось, — отозвалась я, боясь наглотаться грязной воды. — Тебе вечно кажется всё что угодно, но ты никогда не думаешь о том, о чём надо бы думать приличному человеку! Тем более в твоём возрасте.

Марбас затормозил, видимо добравшись до места, где мог спокойно стоять:

— Я не человек, мне не нужно думать, как человеку, — сказал он, немного оборачиваясь ко мне. — В этом месте нет ни одного человека, Казадор. Тут не работают человеческие моральные рамки. Если ты про того ангела, то я тебе скажу одну вещь, и постарайся её запомнить: жизнь любой особи не стоит ничего — она ценна только для самой особи. Человек это или мышь, таракан или орёл — нет никакой разницы. Люди превратили смерть в личный культ, грёбаный фетиш. Из-за того, что у них богатая фантазия, начали считать, что они пиздецки важные для окружающих, но это не так. Не важен никто, никто никому не нужен на самом деле. Общение одной особи с другими сводится лишь к выживанию в среде, в случае если особи слабые и не могут в одиночку, и последующему размножению, просто лишь для поддержания популяции. Всё!

Заметив, что большая часть монолога была пропущена мной мимо ушей из-за попытки сохранить расстояние и при этом не захлебнуться, Марбас, матерясь почём свет, сначала пошёл, а потом поплыл обратно ко мне, грубо подхватил и потащил к ступеням, несмотря на все мои попытки высказать своё недовольство происходящим.

— Утони, блять, ещё тут, — проворчал он, усаживая меня на выступ, где Диа обычно натирала меня маслами, сам сел рядом и сделал вид, что ему очень интересна статуя, выполненная в античном стиле: дева, льющая из кувшина воду в бассейн. Всё бы ничего, только это была падшая, а не человек. В Геенне вообще не было статуй людей, не было портретов и изображений на фресках. Люди были позорным упоминанием в культуре Ада, грязью, что оскверняет всякого падшего ангела.

Да и на самом деле работа впечатляла с человеческой точки зрения: сама фигура была выполнена из белого мрамора, но так тонко, что ткань одежды казалась невесомой. Когда я впервые увидела её, то решила, что это настоящее платье, надетое поверх, но это был обман зрения — платье было частью камня. Вокруг неё «произрастали» травы, выполненные из такого же материала, не менее тонкая работа, и я всё никак не могла понять, как скульптор умудрился вырезать крохотные листья, не сломав при этом ни одного. Диа сказала, что кустарник создавался больше десяти лет, что вначале была создана и поставлена дева, а потом уже вокруг неё постепенно вырос целый кусочек мира. Каменного мира, в котором подвижным была лишь льющаяся из кувшина вода.

— Ты сам не веришь в сказанное, — наконец сказала я, несколько раз повторив в голове слова падшего. — Ты не хотел бы потерять Седита, тебе больно каждый раз, когда что-то происходит с твоими братьями. Ты очень хочешь быть сильным, хочешь чтобы тебя видели сильным, но мы оба знаем, что это не так, — к моему удивлению Марбас не перебивал меня и не пытался спорить, давая договорить, но продолжая при этом отрешённо наблюдать за водой, текущей из кувшина. — Конечно, ты сильнее любого человека, я не спорю, но у тебя есть слабости. И ты не одиночка. Ты не хочешь быть один. Вы презираете людей, а на деле практически ничем не отличаетесь от них. Видимо за это и презираете, что, пытаясь отличаться, ничем не отличаетесь. Бессмертные, но слабые духовно. Практически всесильные в магии, но боитесь одиночества. Да, живёте сотни тысяч лет, но так и не смогли забыть прошлое. Твоё Братство — это твоя семья, и я видела как ты себя ведёшь в случае беды, видела, что ты готов рвать глотки ради них всякому врагу, который сильнее и опаснее тебя, а ты мне пытаешься доказать, что никто никому не нужен.