Хамелеонша (СИ) - Медная Варя

— Не будь идиотом, Абель! — Годфрик трет руками лицо, отчего кожа становится морковного цвета, и на ней проступают веснушки. — Как же мне все это опостылело…

— И я опостылел?

— И ты! — сорвавшееся с языка. — Временами…

Юношу словно ударили — по щеке даже расползается пятно, как от пощечины, хотя Годфрик его и пальцем не тронул. Напротив, подчеркнуто старается сохранить меж ними расстояние на случай, если кто-то ещё покажется поблизости. Проглотив обиду, Абель обезоруживающе улыбается и притягивает короля за талию.

— Просто скажи, что будешь скучать, — шепчет он. Старается говорить обольстительно, но выходит довольно жалко — наверное, из-за мечущегося в глазах отчаяния. Глаза всегда выдают с головой. Именно поэтому я стараюсь держать свои опущенными.

— Не будь смешон, — резко отталкивает его Годфрик и снова оглядывается. — Ты делаешь все, чтобы мы больше не свиделись!

— Почему ты так говоришь? — уже не сдерживаясь, плачет Абель и протягивает ладонь, чтобы коснуться его лица. — Разве ты забыл: твоё сердце стучит лишь потому, что бьется моё. И кончина не так страшна, ибо мы встретим её, взявшись за руки…

— Нет, не помню! — пятится Годфрик. — И ты забудь. — Уже отвернувшись, бросает: — Ты ни в чем не будешь нуждаться. Одежда, еда, кони — все, что захочешь.

— Но я хочу тебя!

Возглас повисает в пустоте, потому что король уже скрылся за поворотом. Абель ещё какое-то время стоит, глядя ему вслед — грудь сотрясается от беззвучных рыданий — а потом разворачивается и почти бегом бросается прочь, туда, откуда они пришли.

Значит, правду судачат о короле.

А Абель — идиот. Похоже, у него не было отца, который сказал бы, как мой: «Запомни, за стенами дома у тебя нет друзей. В определенный момент на жизненном пути тебе, надо думать, покажется иначе, ты решишь, что встретила добрых сочувствующих людей. Но таких среди посторонних нет. Лишь члены семьи будут искренне рады твоим радостям и разделят с тобой горе. Все остальные готовы только брать и использовать. Проявив для вида сочувствие, они втайне порадуются твоему несчастью и при первой возможности постараются уязвить, насмеяться и урвать у тебя кусок пожирнее. Отдавая другому чувство и мысли, ты отдаешь ему власть над собой. Лучше б тебе никого взаправду не любить, кроме семьи, Лора».

Теперь от всей семьи осталось всего ничего… Прежде я была слишком мала, чтобы понять и оценить слова отца, и только когда начались наши с братом мытарства, постигла их правоту. Встречавшиеся мне на пути люди готовы были только брать и радовались, когда им это сходило с рук.

Поэтому Абеля мне не жаль: тот, кто бездумно растрачивает себя, не должен жаловаться, что его разобрали на части. Вдобавок, никогда в жизни я не посочувствую тому, чье сердце на стороне кого-то из Скальгердов!

Людо ждал меня в комнате.

— Принес? — Я быстро прикрыла дверь.

— Да. — Он протянул мне то, о чем мы договаривались.

— Годфрик уже направился в часовню, я только что видела. А мне вот-вот принесут траву, и тебя не должны застать.

— Не застанут, — Людо откинул волосы мне за спину и погладил щеку. — До пира мы вряд ли ещё свидимся, а там ты уже будешь ею, так что я хотел сказать… просто делай, как договорились, Лора.

Я сглотнула и кивнула. Он не отпускал щеку, и я почувствовала, как напряжена рука.

— И обещай: что бы ни случилось… ты не ляжешь с ним.

Значит, и он об этом думал. И, верно, забыл, что мне положено знать только про кровь и спальню, но не о том, что в ней происходит.

— Даже если что-то пойдет не так?

— Даже если, — жестко сказал Людо. — Мы найдем другой способ.

Размышляя в эти дни над предстоящей ночью, я решила, что, в случае чего, между крахом плана и выполнением задачи, для которой меня наняла леди Катарина, выберу второе, хотя меня воротило при одной только мысли о том, чтобы лечь с Годфриком. Особенно после сцены с Абелем. Людо будет вне себя, но потом поймет, что так было нужно…

Я отвела глаза, но брат резко развернул моё лицо обратно.

— Обещай! — хрипло повторил он.

Я чуть кивнула, но мнения не переменила. Он отступил, мгновение молча смотрел и направился к выходу. Выглянув в коридор и убедившись, что снаружи никого, я шире растворила дверь, и Людо беззвучно выскользнул наружу.

Остаток дня старательно изображала хворающую. Теперь отсутствие в часовне и на вечернем празднестве леди Лорелеи Грасье не вызовет вопросов. Главное, что там будет супруга короля. Кем бы она на самом деле ни была.

8

Пир мне запомнился разбитой мозаикой. Мозг отмечал только детали, а не общую картину, и больше на уровне чувственных впечатлений: слепящие огни огромных свечных люстр на цепях, рассыпанные сотнями отражений по залу, густой запах шалфея и лаврового листа, источаемый чашами с водой для мытья рук, затейливые поилки с гренашем в виде фантастических тварей, жирные разводы от губ на поверхности вина в кубках, золоченные клювы и лапки у птиц на золотом же блюде в центре стола, изукрашенный эмалью и узорами шкап-креденца, откуда сенешаль [12]брал поочередно единорожий рог на цепочке, жабный камень, агат и прочие змеиные языки и касался ими кушаний, проверяя их на наличие яда, прежде чем подать нам на стол, и моему воспаленному воображению мнилось, что рог кровоточит, указывая на заговор…

И люди-люди-люди всюду. От неумолчного шума голосов тяжко бухало в висках и ломило затылок, а от мельтешения головных уборов и нарядов, сплошь из сиглатона, атласа и парчи, подташнивало. Перед глазами проносились подбирающие кости с пола звери и хороводы гостей: смеющихся, поднимающих кубки, травящих анекдоты, обжирающихся, давящихся, хлопающих жонглерке в цветастом расшитом блестками наряде. Её танец вызвал бурю аплодисментов и не слишком пристойных замечаний, а юбки взметались и кружились, опадали и снова взлетали вверх…

Мои руки, руки леди Йосы, держали ложку и нож с рукояткой из чередующихся полос кости и эбена, больше для вида, потому что все моё внимание сошлось на том, чтобы не допустить ошибки, не напортачить с какой-нибудь мелочью. Около часа назад мы с её величеством обменялись одеждами в нише со скульптурой Праматери. Я переоделась в свое старое платье, пришла пораньше, спряталась там и считала удары сердца, пока не услышала шаги. Велев сопровождающим остановиться поодаль, она приблизилась к изваянию, якобы для молитвы, и задернула шторку.

В последний момент я вспомнила о талисмане у неё на шее и повесила его вдобавок к двумя другим предметам, спрятанным в мешочке у меня на груди. О них знаем только мы с Людо. Белокурый волос запустил процесс — тут уже не до разборчивости. Во время превращения леди Йоса держала меня, крепко обхватив обеими руками, а я изо всех сил зажимала себе рот ладонями, давя звуки, могущие выдать нас фрейлинам в полудюжине шагов от ниши. Мы рисковали… весь наш план сплошь построен на риске и балансирует на остро заточенном лезвии.

Теперь любой признал бы во мне молодую и прекрасную супругу короля. Разве что плавные движения леди Йосы трудно скопировать, но я старалась двигаться, как она, повторять интонации. Хотя вряд ли в общей суматохе кто-то замечал разницу, да и некому ещё здесь было знать её так хорошо. Людо сидел за другим, не почетным, столом, и всякий раз, повернувшись туда, я встречалась с ним глазами.

Бланка тоже время от времени косилась на меня, а Годфрик весь вечер смотрел перед собой и часто прикладывался к кубку. Я же, в свою очередь, изо всех сил пыталась не смотреть на регента. Получалось плохо…

Словно завороженная, я наблюдала, как рука с крупными красивой формы пальцами подносит ложку ко рту, как вспыхивают массивные перстни, как вокруг рта образуются складки, когда он смеется, и как меняют цвет волосы, стоит ему тряхнуть головой, и вспоминала другой замок и другой пир, на котором он точно так же был весел и нравился всем подряд. Как мы могли быть так слепы, принимая за искренность голый холодный расчет? Даже сейчас мне с трудом верилось, что это один и тот же человек, а веселые глаза могут вмиг стать холодными, как сталь, и рука, хлопающая по плечу соседа с той же легкостью воткнет ему нож меж лопаток.