Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ) - Кос Анни

И ошиблась. Стоило коснуться пальцами вновь побежавшей крови, как руку прошибло болью до самого локтя. Я взвизгнула и торопливо вытерлась о полотенце.

Это не яд и не щелочь для стирки, внезапно озарило меня. Его ничем не обливали, это его собственная кровь оставляет ожоги.

Черные глаза, ментальная магия, на голову превышающая все те виды воздействий, о которых я знала, нелюдимость и скрытность, теперь вот это. Нимало не заботясь о том, чтобы не потревожить раны, я навалилась на Штрогге и приподняла его, чтобы рассмотреть спину. Так и есть: на коже, покрытой давними рубцами, почти у самого плеча алело выжженное клеймо линаара.

Слаженный удивленный вздох за спиной подтвердил мои догадки.

— Вы знали? — прошипела я, глядя на экономку.

— Нет, — пролепетала она, бледная до синевы. — Фрове никогда не просил помогать ему с травмами и тем более с порезами, купался и переодевался сам...

— Ясно.

Врач явился минуту спустя. Деловито прошествовал к раненому, нахмурился, увидев два сочащихся алым глубоких разреза. Достал трубку, послушал сердце и дыхание, потянулся, чтобы открыть веки мэтра и глянуть на зрачки. Я перехватила его руку.

— Глаза в порядке, — проговорила торопливо. — Осмотрите раны, пожалуйста.

Он смерил меня подозрительным взглядом, но отступил.

— Ему повезло, что он еще жив: легкие не задеты, но грудь надо зашить прямо сейчас, или ему конец.

Я протянула последние оставшиеся в доме чистые перчатки из плотной черной кожи:

— Нельзя касаться крови, мастер.

— Я и не буду, — лекаря, по-видимому, успели предупредить, что пациент попался странный. — Мне дороги руки, они меня кормят.

— Но тогда как? — растерялась я.

— Сделаете сами.

Меня замутило.

Лекарь тем временем раскрыл свой чемоданчик, подтянул к дивану столик и разложил на нем нитки, иглы, ножницы и бутылки с неизвестными жидкостями. Быстро скрутил несколько валиков из белой ткани, пропитал их резко пахнущим раствором, щипцами приложил к ранам, останавливая кровотечение. Штрогге вздрогнул и застонал.

— Фрои, это совсем не так сложно, как кажется, — позвал лекарь, заправляя прочную шелковую нить в иглу и обильно смачивая всё спиртом. — Вы же умеете шить? Рубашки, скатерти, носовые платки.

— Но это… — я сглотнула, — не вышивка на пяльцах, бездна вас раздери. Я не могу воткнуть иглу в живого человека.

— Тогда он быстро станет неживым, — равнодушно заметил он. — В целом, не смею настаивать, но его смерть будет не на моей совести.

Я оторопело уставилась на бледное лицо Штрогге, затем — на окаменевших слуг. Кухарка беззвучно плакала, вытирая глаза передником, Джейме понуро сверлил взглядом пол. Маска вечного спокойствия сползла с лица Жеони, её брови страдальчески морщились, губы вытянулись в тонкую ниточку.

Застонав, я надела перчатки.

Не думать, просто не думать, бормотала себе под нос, дрожащими руками накладывая один шов за другим. Боже, да в конце-то концов, Штрогге не трясся, ровным тоном отсчитывая удары, которые один из его подручных — даже лица его не помни — щедро сыпал на мою спину. Его пальцы, опутанные черными сгустками магии, не дрожали, прижимаясь к моим вискам, взламывая воспоминания одно за другим. Да и после, когда я с воем каталась по полу собственной камеры, буквально выворачиваясь наизнанку от головной боли, что-то не помню на его лице раскаяния или сочувствия. Я была для него никем, работой, сделанной как всегда беспристрастно и качественно.

— Да не бойтесь так. Для первого в жизни раза вы справляетесь неплохо, — оценил мои старания врач. — Не тяните слишком сильно, теперь узел, вот так.

Пальцы нервно прыгали, перчатки не по размеру мешали и норовили сползти. Я злобно дернула нитку: не надо было и начинать. Никто бы мне и слова не сказал, если бы я отказалась. Могла бы изобразить истерику, упасть в обморок или отступить, чтобы не пораниться. В конце концов, я благородная дама, а не армейский лекарь, штопающий руки, ноги и головы прямо на поле боя. И потом, зашитая рана не гарантирует выздоровления, а смерть мужа, тем более такого мужа, могла бы решить мои проблемы.

Впрочем, создать новые тоже.

Когда я закончила со вторым швом, с меня градом лил пот. Лекарь быстро наложил повязку и помог мне перебинтовать грудь мэтра.

— Удивительно, что нет жара, — заметил он, держа запястье пациента. — Пульс слабый, но ровный. Похоже, ему повезло.

Он обернулся к саквояжу и перебрал его содержимое.

— На всякий случай оставлю вам обезболивающее и средства от лихорадки. Следующие двенадцать часов решат, жить ему или умереть. Если будет сильное ухудшение — дайте мне знать.

— Вы разве не останетесь? — опешила я.

— У меня десяток пациентов в день, фрои. И в два раза больше людей дожидаются осмотра в городском приюте.

— Ясно…

Я поднялась на ноги и бросила быстрый взгляд на Жеони. Та понимающе кивнула и протянула мне кошель с монетами.

— За ваши услуги, — я положила один серебряный кружок на стол около инструментов. — И за молчание, — еще два легли рядом.

Лекарь невозмутимо положил первую часть оплаты в карман, демонстративно проигнорировав вторую. Я вопросительно приподняла бровь.

— Я не стану болтать об этом визите, леди Сюзанна, — пояснил он, а я вздрогнула, услышав старое обращение. Мы совершенно точно не были знакомы раньше, но он узнал меня даже в таком жалком виде? — И расспрашивать ни о чем не стану из уважения к вам и вашему отцу, да будет память о нем легка и светла. Что бы там ни кричали на площадях, он был добрым человеком и много сделал для приюта. Могу только теряться в догадках, почему вы помогаете мэтру Штрогге, — он кивнул на диван, — но, повторюсь, из уважения к вашей семье лезть с расспросами и советами не буду.

Он коротко поклонился, собрал лишние вещи в саквояж и вышел из комнаты, а я с глубоким вздохом опустилась на стул.

Отличное начало супружества, роскошное начало жизни на свободе.

***

Вскоре я осталась в комнате одна, если не считать, конечно, неподвижного Штрогге. Слуги забрали окровавленные вещи, Жеони принесла подушку и одеяло и устроила хозяина повыше, Лилли и Джейме занялись стиркой, а я обессилено упала в кресло под окном.

Прошло уже несколько часов, а Штрогге так и не пришел в себя. Он вообще оставался пугающе неподвижен, даже дыхания слышно не было. Несколько раз я проверяла, не начался ли жар, но лоб мэтра, наоборот, был неестественно холоден. Возможно, его организм уже сдался и прекратил борьбу.

— Фрои Сюзанна, — тихий голос экономки вырвал меня из задумчивости. — Вам надо поесть. Подать сюда?

Я махнула рукой, какая в сущности разница? Она внесла в комнату поднос, заставленный разнообразной снедью, и быстро сервировала обед.

— Спасибо, Жеони.

— О нет, фрои Сюзанна, — внезапно отозвалась она, — это мне следует благодарить, что не оставили фрове одного.

Она присела в глубоком реверансе, чего точно не делала прежде, и вышла, тихо притворив за собой двери. Я проводила её задумчивым взглядом: не уверена, что мы одинаково оцениваем мотивы моего поступка. Впрочем, отказываться от благосклонности собственной прислуги я не собиралась, пусть и заслужена она более чем необычным способом.

За окном забили колокола — начало дневной службы, время вознести короткую благодарственную молитву солнечному лику. Я глубоко вздохнула и села за стол.

Обедать в паре шагов от умирающего, наверное, цинично, но я испытала мстительное удовлетворение. Дня не прошло, как мы с вами, уважаемый мэтр, поменялись местами. Вы лежите при смерти, я — за вашим столом, укрытым вышитой белой скатертью, наслаждаюсь горячим супом и запеченным мясом на фарфоровых тарелках. В моем бокале красное вино, первое средство при истощении, в вашей крови — обжигающий яд, правда, ваш собственный. Экий поворот.

Я уперлась локтями в стол — возмутительное плебейство — и уронила голову на сложенные ладони. Бездна, бездна, бездна! Думай, Сюзанна Виктория Альгейра, думай. Не может быть совпадением, что твоего мужа едва не зарезали в ночь вашей свадьбы. Но делает ли это покушение вас союзниками или, придя в себя, он решит, что избавиться от столь опасной спутницы жизни, более здравая идея? Уверена, у него достанет опыта и возможностей обставить дело как несчастный случай. Скажет, что сердце бедняжки не выдержало ужасов последних шести месяцев.