Разозлившись, я шагнула к нему и внезапно охнула. Этот наглый тип подхватил меня за бедра и усадил на стол перед собой.
Моя попа накрыла половину континента на карте.
— Неприятно, правда, разговаривать с тем, кто тебя демонстративно не замечает? — взгляд его зеленых глаз прожигал. — А я вот так два года в закрытую дверь стучусь. Тарабаню просто. Чего только не пробовал, и все бесполезно. Что во мне не так, что ты до этого момента даже разговаривать со мной не желала?
Продавив вставший ком в горле, замерла как кролик. Вот уж что я точно никогда не сделаю, так это не стану отвечать на подобный вопрос.
Что не так?! Да у меня за секунду от одного его прикосновения бабочки в животе вспорхнули и сгорели в пепел… просто самокремировались от жара, что исходил от его тела.
Мысли в голове дружно ахнули и ушли в глубокую кому. Я смотрела на Лукера, хлопая ресничками, и молила мозг очнуться.
— Не ответишь? — он приподнял бровь.
Покачав головой, я спрыгнула со стола и вылетела в коридор. Какой же дурочкой я себя чувствовала в этот момент.
Камелия бы на моем месте уже веревки из мужика плела, а я даже смотреть на него нормально не могу. Какая же я в этом плане нелепая.
Так стыдно стало.
И самое гадкое, что мы на небольшом корабле, где игнорировать присутствие друг друга просто невозможно. А значит, нужно как-то подстраиваться.
Разозлившись, я шагнула к нему и внезапно охнула. Этот наглый тип подхватил меня за бедра и усадил на стол перед собой.
Моя попа накрыла половину континента на карте.
— Неприятно, правда, разговаривать с тем, кто тебя демонстративно не замечает? — взгляд его зеленых глаз прожигал. — А я вот так два года в закрытую дверь стучусь. Тарабаню просто. Чего только не пробовал, и все бесполезно. Что во мне не так, что ты до этого момента даже разговаривать со мной не желала?
Продавив вставший ком в горле, замерла как кролик. Вот уж что я точно никогда не сделаю, так это не стану отвечать на подобный вопрос.
Что не так?! Да у меня за секунду от одного его прикосновения бабочки в животе вспорхнули и сгорели в пепел… просто самокремировались от жара, что исходил от его тела.
Мысли в голове дружно ахнули и ушли в глубокую кому. Я смотрела на Лукера, хлопая ресничками, и молила мозг очнуться.
— Не ответишь? — он приподнял бровь.
Покачав головой, я спрыгнула со стола и вылетела в коридор. Какой же дурочкой я себя чувствовала в этот момент.
Камелия бы на моем месте уже веревки из мужика плела, а я даже смотреть на него нормально не могу. Какая же я в этом плане нелепая.
Так стыдно стало.
И самое гадкое, что мы на небольшом корабле, где игнорировать присутствие друг друга просто невозможно. А значит, нужно как-то подстраиваться.
Глава 17
Расположившись на кухне, снова лениво листала статьи об экспедициях: как ставят палатки, что готовят на полевой кухне, какие продукты.
Вздохнула. Интересно, что мы там закупили? Если припасы и есть, то они, скорее всего, в трюме.
Злило, что мне даже не дали поучаствовать в сборах.
Пока я бегала с заявками, все было готово.
Лукер все из головы не шел. Чего я к нему полезла?
Больно нужно было.
— Я твои эмоции даже в трюме слышу, красотка, — услышав голос Риме, подскочила на месте. — У-у-у, так все запущено, что даже ничего не видишь перед собой.
Он смотрел на меня, широко улыбаясь.
— Ты когда-нибудь влюблялся? — спросила в лоб.
Ответом мне была удивленно приподнятая темная бровь.
Риме поморщился, отодвинул стул и сел напротив.
— Любопытный вопрос, Петуния. А что в твоем понимании любовь?
Я хмыкнула носом и пожала плечами.
— Сама не знаю. Вот в Камелию часто влюбляются, бегают за ней…
Риме провел перед моим лицом ладонью, заставляя замолчать.
— Сразу нет, Петуния. Это не любовь. Даже рядом нет. Твоя сестра — хищник. Даже не так, она своего рода такая же, как и я. Ей нужны эмоции. Нужно почитание, без него она чувствует себя подавленно и неуверенно. Понимаешь, она непроизвольно выпускает эти сигналы для мужчин, — он провел пальцем по носу, растирая его. — Как бы тебе объяснить… Сигнал, что готова спариться…
— Ками не такая! — возмутилась я.
— Нет, именно так. Она посылает сигнал, что готова, но он ложный. В итоге за ней бегают, но она не подпускает. Мужики в смятении, как бы и показывают, но не дают. Камелия — яркая витрина борделя, в котором нет ни окон, ни дверей. Она играет. Доминирует, привлекает и обламывает. За ней бегут вовсе не потому, что желают любви. Другое там, Пети, — он цокнул и продолжил: — Ари как-то сказал, что она мстит всем вокруг за что-то, отыгрывается раз за разом. Подпитывает себя за счет этой вот игры.
— У нее есть причины ненавидеть мужчин, — тихо призналась я.
— Да, это чувствуется. Но мы ведь о другом, правда? Так что в твоем понимании любовь, Петуния?
Я снова пожала плечами.
— Наверное, как у родителей. Мама рассказывала нам о том, как они встречались с папой. Красиво.
— Не думаю, что твоя мама рассказала все как есть, Пети. Детям обычно преподносят сказку. Да и не о маме мы, а о тебе. Я ведь спрашиваю о тебе. Что ты думаешь о любви?
Риме впился в меня немигающим взглядом. Нет, я знала, что в голову он не полезет, но все же стало не по себе.
И этот его вопрос…
— Если постоянно думаешь об одном мужчине, но при этом ненавидишь его, — пробормотала.
— Ненавидишь его? Или себя за неуверенность?
— Да, не знаю, — поджав губы, испытала такую злость. — Зачем я вообще об этом заговорила? Где я, а где какая-то там любовь? Я не создана для этой ерунды. Чувства — это вообще ненужное и…
— Ясно, влюбилась, — засмеялся Риме. — Вернее, до тебя дошло, да? Долго, конечно. Но и ладно. Отвечая на твой вопрос. Да, я влюблялся. Тебя люблю, Петуния.
Услышав его, замерла и недоверчиво приподняла бровь.
— Спроси за что? — он подался вперед. — Ну же, попытайся взглянуть на себя моими глазами.
— Риме, ты мой друг и… — я стушевалась.
Как-то, задавая ему вопрос, я не на то рассчитывала.
— А я разве жду взаимности? Нет, Петуния, любовь она разная. Я рядом с тобой очеловечиваюсь. Хрон, он хоть и полукровка, а все равно ходячая штука для убийства. Нам настолько не хватает эмоций, что мы ваши поглощаем. Так что да, Петуния, я тебя очень люблю и не хочу ни с кем делиться, но, видимо, придется. Я тебя как хрон люблю. Но вот то, о чем спросила ты… Наверное, я все еще на такие чувства неспособен. Иногда я улавливаю кое-что любопытное для себя. Прислушиваюсь к этим эмоциям и запоминаю их.
Выдохнув, я покосилась на дверь.
Ребята поднялись из трюма и отправились на мостик. Они прошли мимо кухни и не заметили нас.
Хотя Кирроси и скользнул взглядом по двери.
— Короче, нашла я у кого спрашивать, — пробурчала. — А чего все собираются?
— Трусиха ты, в себе неуверенная. Все сестрой как щитом прикрываешься, потому что боишься всего.
— Неправда, — я скривилась. — Я лучшая ученица группы и…
— … и большая трусиха. А собираются все, потому что Лукер позвал. Он поймал сигнал. Кажется, за нами тенью следуют конкуренты. Прав был этот твой профессор бородатый. Будут нас копировать.
— И ты молчал! О всякой ерунде сидим болтаем!
Он так посмотрел на меня. Обиженно. Нижняя губа задрожала, реснички захлопали.
— Я ей в любви признаюсь, а она…
В этот момент я взгляд на дверь подняла. Вот словно шестое чувство сработало.
Так и есть, в проходе Лукер.
Большой, злой орш с горящими глазами.
— Риме! А не пошел бы ты… — рявкнул он, сотрясая стены.
— Пети, но ты же любишь меня, правда? — этот хрон недоделанный подался ко мне. — Скажи мне «да».
— На что? — не поняла я.
— На все! — и взгляд такой просящий.
Стул, скрипя ножками, проехался назад, и мой лучший друг оказался на полу.
— Риме, — вскочив, я побежала к нему. — Лукер, да что ты творишь! Он же шутит так. За что ты его?
