Цветок Эридана (СИ) - Розалиска Лидия

Паж за спиной королевы хихикнул.

— В чём дело? — с подозрением спросила Ева-Мария.

— Ваше Величество, господин посол, кажется, говорит про волнистого попугая, — с улыбкой произнесла статс-дама.

— Сколько можно шутить, — надула губы королева. — Развлеките нас настоящей историей!

Колз почесал в затылке.

— Ладно, так и быть. Однажды по пути в Лаос наши снеккары попали в шторм. Корабли отбросило к югу и сильно потрепало, пришлось высадиться на ближайших островах. Пока чинились, местные попросили помочь. Возле озера было несколько деревушек, в которых год за годом пропадали люди, в основном рыбаки и дети. Ходили слухи о гигантском крокодиле, который гипнотизировал добычу взглядом и уволакивал на дно. Говоря о нём, даже взрослые охотники впадали в ужас, начинали дрожать и заикаться. Я тогда был молодым, резвым — как говорится, силушки много, да сметы нет. Крокодилов в глаза не видел, как их ловить — тем более не знал. Думал, это такая большая водяная ящерица. В общем, пошёл я с местными. Выбрали место для засидки, положили приманку, сидим ждём. В руках у меня копьё и верёвка с петлёй, как у всех аборигенов. Три ночи ничего не происходило, кроме того что меня жрали насекомые, а чёртова туша на берегу воняла так, что… — Колз осёкся. — На четвёртый день решили попробовать по-другому: ближе к вечеру, когда всё стихло, закинули в воду на крюке свиную тушку. Крокодил, видать, был гурманом — на мертвечину не шёл, а свежая кровь его привлекала: подплыл и сразу схватил наживку. Два дюжих парня держат верёвку, а он их утягивает в воду, словно детей. Тут все остальные повыскакивали из засады. Кое-как вытащили эту тварь на берег, накинули верёвки, сети, а он огромный — метров пять — и быстрый, как сам дьявол, и вдобавок по всему телу у него костяные пластины, которые не очень-то пробьёшь дикарской палкой. И вдруг эта тварь с немигающим взглядом изрыгает самый страшный утробный рык, который я слышал — а слышал я, принцесса, немало. Охотники с перепугу врассыпную. Я по дурости бросил копьё и схватил топор, но только подошёл ближе, он меня хвостом — хрясь! Падаю я на землю и понимаю, что всё, хана мне — нога-то сломана, — эдлер обернулся и подмигнул статс-даме — леди Лермен, забыв о приличиях, жадно слушала рассказ мроаконца. — И тут последний туземец, тощенький такой, но самый храбрый, кидается на крокодила и залепляет ему глаза грязью. Прыти у того сразу поубавилось, но до того как я раскроил ему черепушку, он всё-таки успел отхватить парню руку. Вот так и закончилась наша охота: прибежали жители, тушу освежевали, а меня нарекли почётным именем Великий Ктахи — это по-ихнему победитель крокодилов. Одна из женщин сделала мне кулон из крокодильего зуба. Местные верят, что такой амулет помогает усопшему сразиться с духами по ту сторону Великой Воды, а ещё охраняет от лжи.

Колз протянул ей крокодилий клык величиной с палец, и Ева-Мария с недоверием потрогала трофей.

— А как же второй охотник, который помог Вам?

— Он вскоре умер от заражения крови. Меня отнесли в деревню, выходили и даже пытались женить на дочери вождя. Я целый год прожил на островах, пока за мной не вернулся корабль. Море там неспокойное и утихает только поздней осенью, из-за чего поселения большую часть года оказываются изолированы. Зато в те несколько недель, когда бури прекращаются, в племени происходят самые важные события. Давно я там не был, — произнёс Колз, и в его голосе мелькнула печаль.

— Вы хотите вернуться обратно к дикарям? — недоумевающе спросила принцесса.

— Когда я стану дряхлым, никому не нужным стариком, — помолчав, ответил он. — Когда служба подойдёт к концу, топор проржавеет и небо утонет в закате — меня всё ещё будут ждать там.

На следующий день после завтрака, во время которого королева вновь шокировала всех нарядом цвета фуксии, она пригласила на прогулку Сорбуса.

— Расскажите нам про эдлера Колза. Что он за человек? — по возможности небрежным тоном произнесла Ева-Мария, как только они вышли из дворца.

— Человек как человек, — пожал плечами мроаконец.

— Давно Вы его знаете?

— Прилично. А что?

— Как Вы думаете, его рассказы — это правда?

Сорбус хмыкнул.

— Про охоту на белых акул и то, как они с Хазаром добывали плащ ската? Зря Вы его слушаете, принцесса, он же заболтает Вас до смерти.

— А кого нам ещё слушать? Не придворных же! Все их разговоры — кто куда ногу в балете поставил. Мы и представить не могли, что попадём в такое скучное место!

— Тогда вернитесь в Эридан.

— В брачном контракте оговорено место жительства, — недовольным тоном произнесла Ева-Мария. — К сожалению, мы не можем никуда уехать.

— Почему? — настойчиво спросил мроаконец, видя, что она замялась.

— Имеется определённое условие.

— Рождение ребёнка?

— Господин Сорбус! — лицо девушки вспыхнуло: эдлер попал в самую точку. — Давайте не будем касаться этой темы.

Разговор не клеился. Положение спас слуга с донесением, что в столицу прибыл эриданский гонец, и принцесса поспешила в библиотеку.

— Вот документы, которые передал советник, — посыльный с поклоном положил перед Её Величеством толстую запечатанную папку. — А также личное письмо от лорда Фина.

Пока леди Лермен разбирала бумаги, мроаконцы стояли возле окна.

— О чём беседовали? — спросил Колз, дружески кивнув на Еву-Марию.

— Да так, — сдержанно ответил Сорбус.

— Хочешь сказать, твоя поездка в Крест не произвела впечатления на принцессу? Или ты скромно молчал, слушая птичек?

— Не про храм же любви в Каджурахо ей рассказывать.

— Так наплёл бы про местные традиции — к примеру, про обычай жениться на дереве.

— Королеву этим не удивить, такое дерево у неё уже есть.

Статс-дама подняла голову и бросила подозрительный взгляд на смеющихся мужчин. Тем временем в комнате снова появился посыльный; на этот раз он нёс в руках большую запечатанную коробку.

— Его Милость лорд советник прислал подарок для короля Пирании. Он выразил надежду, что король по достоинству оценит данную вещь. Эта скрипка принадлежит известному композитору…

— Хорошо, поставьте в углу, — перебила принцесса и тут же забыла об этом.

Когда дела с договором были улажены, мроаконцы, несмотря на горячие просьбы Евы-Марии погостить ещё немного, отбыли на родину, и во дворце воцарилась привычная скука.

На краю небольшого белого фонтана, призванного орошать влагой застоявшийся дворцовый воздух, сидели юноша и девушка.

Оба делали вид, что не знают друг друга: она, розовея под цвет платья, обрывала листочки с небольшого лимонного дерева, он сосредоточенно хмурился и шевелил губами, словно решал в уме сложную арифметическую задачу. Наконец, демуазель испустила глубокий вздох и украдкой посмотрела на дверь; это побудило юнца выдавить из себя первую робкую фразу:

— Mademoiselle, Vous êtes si très belle que je perds l'usage de la parole à côté de Vous.138

— Vous gentil parler,139 — на ломаном пиранийском ответила она и покраснела.

— Quatre mois je Vous contempler de loin,140 — продолжал влюблённый. — J'ai fait des vers, j'ai parlé avec des fleurs; je me noyais dans la douce étreinte de la honte.141

— Я ничего не понимаю, — жалобно пискнула она.

Сбитый с толку, он замолчал и окинул свою пассию страдальческим взором.

— Говорят, сударыня, что пиранийский язык столь нежен и выразителен, что только на нём и подобает говорить с дамами о любви, — сказал он по-эридански.

— Со мной ещё никто об этом не говорил.

— Правда? — длинное невыразительное лицо юноши окрасилось румянцем. — Значит, о прекрасная Элиза, я имею счастье быть Вашим первым поклонником?

— А откуда Вы знаете моё имя?

— Все птицы в саду его повторяют, — нежно проблеял он, пересаживаясь поближе. — Элиза, ах, Элиза!

— Мне казалось, они только чирикают.

— Неправда, я слышал его везде: в щебете соловья, журчании садового ручейка, шелесте листьев. Каждый цветок на земле и каждая звезда на небе существуют лишь для того, чтобы завидовать Вашей красоте. Взгляните же на меня своим ласковым взглядом!