Прощение (СИ) - Шматченко Мария

— Вряд ли, — улыбнулся Адриан. — Отец не играет в куклы.

Она, широко раскрыв серые глаза, взглянула на него снизу вверх и спросила с надеждой в голосе:

— А ты…?

— И я тоже не играю, — засмеялся он. — Пошли, принцесса.

— Пообещай мне, — стояла на своём «принцесса». — Пообещай, что хотя бы постараешься…пообещать.

Он снова ласково засмеялся:

— Хорошо, обещаю постараться пообещать. Только как это сделать? Ты мне объясни.

Рози рассмеялась:

— Кажется, как выражается моя бабушка, я переволновалась и уже заговариваться стала! Пожалуйста, пообещай, что постараешься меня понять и подумать над моими словами.

— Обещаю, — улыбнулся тот.

Эта маленькая девочка всегда разговаривала как большая: было видно, что она много времени проводит среди взрослых людей и копирует их выражения.

Пообещай мне…

Глава 13. Простите меня!

Так прошло несколько дней.

Фил, узнав, что дедушка жив, был счастлив! И счастлив тому, что он забрал Адриана. Без зазрения совести молодой человек тут же, как и обещал, перешёл на сторону Гарольда. На суде он свидетельствовал против дяди. Фелиция жалела брата, ведь тот был раздавлен в те дни. Но то, что их отец оказался жив, и что решил заступиться за её любимого племянника, делало леди невероятно счастливой. Поэтому бедняжка разрывалась, будучи между двух огней.

Мать сердилась на сына. И Фил купил дом в том же городе и съехал от них, прекратив всякое общение с семьёй. Он всерьёз считал, что прав. «Я и не скрывал своего отношения к дяде Джеральду, — писал юноша Мэрбл, — и сам не оставил намерения забрать своего бедного, несчастного братика. Так что, я чист перед ними. Я никого не обманывал. Или я неправ?». А Мэрбл то ли из-за своей давнишней влюблённости в Филиппа, то ли, и правда, так считала, писала ему: «Я думаю, ты прав, совершенно прав. И пусть у тебя не будет сомнений! И нет ничего плохого в том, что твой брат остался с родным дедом. После того, как с ним обращались, он имеет полное право не прощать их. И знай, я на твоей стороне».

Фелиция держала нейтралитет. «Прости, — сказала женщина отцу, — Джерри — мой брат, и мне жаль его, хотя я сама на него очень злая. Я не могу совсем бросить его, когда он оказался неправ». Гарольд, конечно, понял дочку, но долго не мог смириться с её решением, полагая, что оно покрывает грехи живодёра. Джеральд же считал, что сестра «и другим, и нашим». Он не винил сына ни в чём, не обвинял в предательстве, не обижался за то, что юноша не вернулся домой. Папаша Адриана прибывал в стойкой уверенности, что дед его охмурил, и теперь не отпускает, насильно держит у себя.

— Иногда мне кажется, что ему не восемнадцать, а пятнадцать, — сказал однажды Гарольд своему самому близкому и верному другу, сэру Ричарду. — Плачет, ищет меня, если я долго отсутствую… Ночами может не спать, будто боится кошмаров… Держится, как может, но у него не получается. Он прячет слезы, но я-то вижу…! Может быть, у него заторможённое развитие? Адриан родился и вырос ребёнком-рабом. Может, это сказалось на психике бедняжки? С детства мальчику привили чувство неполноценности, взращивали в нём это. Он ничего не умеет: только читать, писать да выращивать цветы. Ничего, что без труда делают все юные джентльмены в его возрасте! И это я во всём виноват! — мужчина прикрыл лицо рукой, пряча слезы. — Только я!

Ричард ответил, что всегда будет с ним, со своим другом, прав ли тот, или нет, он всегда поддержит и посоветует. И признался, что сейчас скажет то, что сказал бы любому, потому что тут, и правда, нет вины Гарольда. Ведь виноват ни он, виноват отец юноши. Дед ведь хотел забрать внука, да вот только не дали ему. И на это есть документальные доказательства: вольные, документы, подготовленные для усыновления… Ричард пытался приободрить друга, сказав, что Адриан со всем справится. А ещё заверил, что эти «юные джентльмены» вряд ли не сравнятся с внуком Гарольда, и пускай, что последний не умеет того, что умеют ровесники, ведь у него золотое сердце, он ангельски милосерден и добр, и так терпеливо всё сносит! И так красив, что вряд ли найдёшь кого-то прекраснее!

Гарольд растрогался до глубины души тёплыми словами поддержки. Он поблагодарил Ричарда за подаренную надежду. И всё же Его Светлость признался, как раскаивается в том, что Адриан узнал от него о поступке своего отца.

— Нет, я никогда не прощу Джеральда за это… Никогда… Но мне бы хотелось, чтобы мой внук был счастлив, чтобы забыл наконец весь этот ужас, на который его обрекли!

— Я понимаю. И он забудет. Ты только верь. Забудет и всему научится. Ещё будет самым завидным женихом в нашем обществе! Вот увидишь!

Гарольд засмеялся:

— Сейчас-то отбою нет! Что будет потом, мне уже страшно представить!

Адриан же просто очень устал, устал от всех этих мыслей, воспоминаний о жестоком, бесчеловечном обращении, от бесконечного чувства вины перед всеми, от ночных кошмаров, от криков во сне, от слёз и страданий… И поэтому, «как последний слабак», по своему же мнению о себе, опустил руки, потеряв надежду и желание бороться. Бедняга жил, потому что надо, как заметила когда-то Фелиция. Несчётный пустил всё по накатанной, и сам не знал, что происходило с ним в те дни.

Все спуталось. Бесконечная усталость от пережитых совсем недавно унижений, побоев, чувство вины и страх. Ему было стыдно, стыдно абсолютно за всё, что бы он не сделал, всё вызывало у Адриана стыд и вину.

Бывшему невольнику казалось, что сам виноват во всём, что с ним случилось. Он и только он. Ему казалось, что сам виноват в тех наказаниях, и, что наказали его справедливо. Адриан был в этом точно уверен, но никогда бы не смог ответить на вопросы: «За что? В чём конкретно ты провинился?». Даже в незнании ответов бедный юноша видел свою вину, считая недопустимым и непростительным то, что не знает причину жестокого наказания. Он молил Господа вразумить себя, послать ему ответы на эти вопросы.

Воспоминания причиняли невыносимую боль. Адриан чувствовал себя беспомощным. А потом, оглядываясь, видел, что столько людей всем сердцем желает помочь справиться с этим, и ему снова становилось стыдно за себя. Да, чувство собственного ничтожества, беспомощности не покидало несчастного. Он злил сам себя, называя слабаком и трусом.

Адриан по-прежнему верил в Бога и каждый день молился Ему. Но не верил, что достоин спасения, чей-то любви, помощи, сострадания и просто человеческого тепла. Зато верил, что достоин наказания, и что оно неминуемо, что с ним опять всё это проделают за то, что не осознал, в чём тогда провинился. Бедняжка столько раз пытался найти причину, столько раз анализировал собственное поведение…! За что конкретно его так наказали? По подсказке других людей у бывшего невольника имелись версии, что всему виной то, что он вызвал ревность настоящего отца. Тогда чем была она вызвана, каким его проступком? Поговорил с кем-то? Но ведь и Даррен с кем-то говорил, и это не считалось плохо. «Значит, я как-то не так себя вёл, раз они решили, что это заслужил» — думал несчастный бывший раб собственного папаши.

Может быть, Гарольд оказался прав, и рабское детство внука как-то сказалось на мальчике. Каково это — с детства уяснить, что ты не человек, ты собственность хозяина, и он может сделать с тобой всё, что захочет, вплоть до убийства, и даже родители не смогут постоять за тебя? Адриану не принадлежала собственная жизнь. Во взрослом молодом человеке так и осталось что-то от ребёнка. Безумно красивый он становился объектом мечтаний многих девушек, но вместе с тем же производил детское впечатление.

Юноша вбил себе в голову, что виноват из-за искренней привязанности к деду, к человеку, который намеревался посадить в тюрьму его отца. А потом, прокручивая всё это в мыслях, Адриан вспоминал и сэра Чарльза, который так ласково принял его в гостях… Он никогда не забудет доброты этого господина… Но… бедолаге от самого себя становилось противно. Что же получается: кто ласковым словом приманит, того и любит? В последние дни, проведённые в поместье, истерзанному сердцу невольника так не хватало теплоты и простого, элементарного доброго обращения! А юного раба, наоборот, не по-человечески истязали, и измученный, он был от всей души благодарен любому, кто подарит ему хотя бы один незлой взгляд.