Вечная любовь (СИ) - Кутузова Елена

- Давай поужинаем? Я могу принести все сюда.

Уля была ему благодарна: возвращаться в «столовую» не хотелось.

Они сидели на полу возле столика, Шон учил Улю пользоваться палочками, подхватывая разные кусочки. Она пробовала повторить, роняла мясо обратно в тарелку и смеялась над собственной неуклюжестью.

Наконец, заявила, что кочевники едят руками, и подхватила с блюда огромный пельмень:

- Интересно, как они здесь называются?

- Буузы, - ответил Шон. - А это, - протянул похожий на чебурек пирог, - хуушуур. Очень вкусно, попробуй!

Уля соглашалась - все было действительно на уровне. Но ей не хватало овощей или хотя бы зелени. И чай... При мысли, что снова придется пить что-то с крупой и жиром...

- Ну, это ты еще чай с пельменями не пробовала! Как-нибудь угощу, - рассмеялся Шон, когда она пожаловалась на местные напитки. Ульяну передернуло:

- Ну уж нет, как-нибудь без меня!

Вечер прошел незаметно. Рядом с Шоном забывались все неприятности, и думалось, что решение поехать в экспедицию было самым лучшим в жизни.

Но ночью эта идея уже не казалась такой привлекательной.

Электричества не было, тоненький огонек керосиновой лампы едва разгонял темноту возле кровати. Уле все время чудилось, что кто-то ходит вокруг, ища способ просочиться в юрту. С одной стороны, она радовалась, что войлочные стены опущены, с другой - волновалась, что теперь отрезана от внешнего мира. А когда над пустыней пронесся громовой рык, услышав который замолчали даже собаки, с криком вылетела на улицу.

Она визжала, зажмурившись и закрыв ладонями уши, пока звучная пощечина не опрокинула на землю. Только тогда пришла в себя и огляделась. Над ней стоял Оюн, а похожий на лодку месяц спокойно плыл по звездному небу. Ветер играл редкой травой и развешанными на веревках вещами. Собаки уже успокоились, но Улин вопль заставил их вскочить и присоединиться к внеплановому концерту.

Из юрт и саманных домов выскакивали люди. Первым подлетел Шон, упал на колени в пыль, обхватил за плечи:

- Что? Что случилось? Почему ты лежишь? - его руки шарили по телу в поисках ран. - Уля! Да не молчи же! Оюн!

Дальше последовала непереводимая тирада, заставившая караульного смутиться. Он что-то пробормотал в ответ, и Шон развернул лицо Ули к свету, внимательно осмотрел.

- Пусть молится, чтобы следов не осталось, - процедил зло.

И хотя это относилось не к ней, Уле показалось, что вокруг резко похолодало , а срывающиеся с губ слова вот-вот превратятся в морозные облачка пара.

Но ничего такого не случилось. Зато пришлось объяснять, почему переполошила всю деревню.

- Какой-то зверь подобрался к самой юрте. И рычал страшно. Показалось, он совсем рядом!

Шон что-то спросил у Оюна. Тот коротко ответил. А на лицах собравшихся появились улыбки. Через несколько минут мужчины уже хохотали, показывая на Улю пальцами. Она смутилась. А Шон пояснил:

- Пустыня тоже умеет шутить. Тут иной раз такие звуки слышатся - поседеть можно. Помнишь, я рассказывал о Поющих Песках?

И, накинув ей на плечи свою куртку, увел обратно в юрту. Но прежде чем переступить порог, Уля оглянулась. Люди разошлись, но вдали помстился тусклый отблеск, как будто луна отразилась в воде. Сверкнул и тут же исчез в тени. Уля зажмурилась - только галлюцинаций ей не хватало, а ничем другим это странное животное быть не могло: крадущаяся двухметровая лошадь с отполированными до блеска рогами.

13

Уснуть так и не получилось. И, едва тьма у горизонта стала не такой густой, начала собираться. Судя по шуму на улице, остальные тоже время не теряли: к ставшему привычным лаю собак добавился рев верблюдов. И вскоре Уле стало казаться, что ночью не было никакого хищника, а просто бактриан решил выразить недовольство судьбой.

- Ты уже готова? - Шон подхватил собранный рюкзак и вынес на улицу. - Пойдем завтракать!

Темноту разгоняли костры, полыхающие в железных бочках, и керосиновые лампы. Кое-где виднелись фонари, а потом кто-то подогнал единственный в селении автомобиль и включил фары, освещая место сбора. У Ули в глазах зарябило: верблюды, люди, собаки...

- Этот твой будет! - Шон хлопнул по горбу лежащее на земле животное. Не переставая жевать, верблюд повернул голову. Тут же захотелось прокомментировать его взгляд: «Ой, все!».

Забавное выражение морды отодвинуло на второй план то, что ехать придется верхом. Уля на лошади-то не умела, не то что на верблюде! Но Шон не оставлял времени подумать: тащил на завтрак.

Ели быстро и молча. А потом Шон дал знак выезжать.

Возле верблюдов крутился монгол неопределенного возраста, одетый в видавшую виды национальную одежду и вышитую войлочную шапку, когда-то явно белую. Он проверял поклажу, заглядывал животным в глаза, посматривал в светлеющее небо и вздыхал, вздыхал, причитая вполголоса. Прекратил только после окрика Шона.

- Чего это он? - не удержалась Уля.

- Жалуется, что в недобрый час выезжаем, нужно другое время.

- А он, наверное, прав.

Слова Ули не имели ничего общего к суевериям. Просто она увидела, как на верблюда садится Басан. Медленно, кривя тонкие губы. Оюн был рядом, готовый поддержать, если что-то пойдет не так.

- Прости? - не понял Шон. - Мне казалось, ты не придаешь этому значения.

- Шаманским ритуалам? Никакого. Но Басану будет тяжело. Может, оставим его долечиваться?

- Не выйдет, - вздохнул Шон, - рвется любой ценой.

Ульяна кивнула - она прекрасно понимала, что значит страсть. Сама рискнула семьей... Хотя сейчас не жалела ни об уютной квартирке, ни о теплых вечерах за просмотром очередного ужастика, когда пугаешься до тошноты, до визга и замирания сердца, но рядом - крепкое плечо, в которое всегда можно уткнуться, а сильная рука покровительственно обнимет, защищая от всех кошмаров кинематографа.

Правда и по этому «надежному, уверенному» Уля тоже не скучала. Поток, вылившийся в СМС после того, как Леша забрал вещи, стал последней каплей. А рядом с Шоном казалось еще безопаснее. Ему верилось сразу и безоговорочно.

- Тогда, может, сами задержимся на пару дней?

Вместо ответа Шон посмотрел в небо. Уля невольно взглянула туда же. Тонкий серпик еще не успел раствориться в приближающемся рассвете, звезд вокруг стало меньше, и выглядели они по-домашнему спокойно. Рядом с ними любая проблема превращалась в мелочь. Эта экспедиция - тоже. Но не для Шона.

- Нельзя! Мы и так в Улан-Баторе задержались. Если не успеем...

- Куда?

Шон подхватил Улю под руку и подвел к лежащему верблюду:

- Садись!

Седло чем-то напоминало лошадиное. По крайней мере, у него тоже была подушка и по бокам свисали стремена. Уля забралась на спину безразличного ко всему верблюда и вцепилась в передний горб. В пальцах тут же остались клочки шерсти - зверюга немилосердно линяла. И воняла.

- Глаза открой! И успокойся.

Видно было, как Шон изо всех сил сдерживает смех. А в глазах застыло предвкушение чего-то интересного.

Уля тут же припомнила все, что видела или читала о верблюдах. И похолодела, вспомнив, как они поднимаются на ноги. Поэтому вместо того, чтобы последовать совету Шона, только крепче вцепилась в животное руками и ногами. А через минуту поняла, что правильно сделала, потому что мир вокруг сошел с ума.

Верблюд рывком встал на передние ноги, потом так же, почти прыжком - на задние. Ульяну мотало из стороны в сторону, как на плохом аттракционе. Но она все вынесла и даже удержала завтрак.

Сам Шон взлетел на своего ездового зверя с земли, только ноги взметнулись. Проводник выстроил караван, сцепив вьючных животных друг с другом, и, пропев что-то в небо, тронулся вперед. Караван послушно последовал за ним.

Уле показалась, что она сидит на детской лошадке-качалке. Именно так раскачивалась верблюжья спина. Но вскоре тело приноровилось к плавному движению, и Улю, не спавшую ночью, потянуло в сон. Зевая, она не заметила, как Шон оказался рядом. Его бактриан не был включен в цепочку каравана, и руководитель экспедиции мог передвигаться по своему усмотрению.