Дочь моего врага. Цвет горечавки (СИ) - Аваланж Матильда

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джерт хрипло вскрикнул, поймал послушницу за бедра и приник к ее клитору, принявшись высасывать ее извергшиеся соки досуха.

Глядя на бесстыдно двигающую пальцами у себя между ног Кириаки, мне вдруг захотелось испытать те же ощущения, что и она, и прикоснуться к своему влажному, зудящему от желания лону, но я не решилась. При ней — нет!

Между тем Деспоина и Аг встали на колени рядом и оперлись на локти, выставив свои бедра с распухшими от желания и влаги сочно поблёскивающими щелочками. Джерт, откинув назад свои косички, встал прямо над ними и огладил бесстыже оттопыренные ягодицы девушек, как крупы двух кобылиц. Он потерся головкой своего члена сначала о лоно Агазанжелос, а затем о лоно Деспоины, после чего вошел в Деспоину, но тут же вынул член и вставил его в Агазанжелос, на это время заменив свое орудие во влагалище Деспоины пальцами.

Девушки, прикрывая глаза и сладко постанывая, двигали навстречу жрецу бедрами, с наслаждением насаживаясь на фаллос Джерта. И, если вначале их стоны были едва слышны, то по мере нарастания темпа движений Джерта, они уже, задыхаясь, кричали в голос:

— Джерт! Ещё! Ещё! Богиня, пожалуйста, ещё!

Кириаки рядом со мной судорожно вздохнула и вцепилась в решётку. По ее лицу расплылась довольная улыбка. Несколькими минутами позже Джерт, изо всех своих немалых сил долбящий огромным членом влажные щелочки послушниц, коротко рыкнул и кончил, забрызгав Агазанжелос и Кириаки тугой беловатой струёй спермы, которая медленно стала стекать по их голым ягодицам.

— Пошли, Горечь, — Кириаки, как ни в чем не бывало, дернула меня за руку. — Я увидела все, что хотела увидеть.

— Да уж… — проворчала я. — А может быть, он просто так с ними совокуплялся, а не под действием моих духов? — поинтересовалась, стараясь скрыть неловкость.

Мы, воровато оглядываясь, шли обратно в свою комнату, и я чувствовала липкую влагу, растекающеюся у меня между ног. Мне хотелось коснуться своего горячего лона, но не при Кириаки. Может быть, когда я останусь одна… От этой мысли внизу живота вспыхнула и разлилась сладострастная радость.

— Горечь, думаешь, я такая же глупенькая, как ты? — отозвалась Кириаки устало. — Сегодня Джерт собирался трахать твою подружку Рхею, но учуял духи Деспоины и Агазанжелос и затащил в постель их обоих!

Ну что ж, наверное, можно было порадоваться хотя бы тому, что я все-таки создала духи с мощным афродизиаком, наповал сражающим мужчин, и сделала это сама!

— И когда же ты сбежишь? — ляпнула, едва мы с Кириаки вошли в комнату.

— А вот это, Горечь, не твое дело, — опасно сверкнула глазами блондинка. — И попробуй только кому-то проболтаться обо мне — мало не покажется!

— Ну что ты… — я подняла бровь и тонко улыбнулась. — Мы же теперь в одной лодке и связаны парочкой общих тайн. Нам обоим невыгодно, если они выплывут наружу.

Кириаки с интересом посмотрела на меня:

— А ты ничего, Горечь. Растешь!

ГЛАВА 6

Незнакомец

В том, что моя светловолосая соседка говорит полнейшую чушь и опасную ересь, я и не сомневалась. Будто бы жрец использует нас для удовлетворения своей похоти! И как ей могло прийти такое в голову?

В послушницы, из которых впоследствии получались жрицы богини Хеб, отдавали девочек из самых знатных семей не только Лигейи, но и всего нашего полиса. Места в храме были расписаны на много лет вперед, и самые аристократичные фамилии боролись за эти места не на жизнь, а на смерть. Иметь в семье девочку, которая воспитывается в храме, считалось очень почётным, за исключением семей, которые почитали бога целомудрия Нериуса. Благо таких было не очень много.

К слову сказать, прихрамовым девушкам разрешалось раз в месяц видеться с родственниками в специально для этого отведённом зале. Когда я наблюдала за этими встречами, мне всегда становилось грустно.

Вот и сейчас, когда многие из послушниц, весело болтая, направились в Зал Посещений, меня охватило знакомое чувство легкой печали и зависти. Стянув из кухни пару творожных лепёшек с изюмом и стакан кефира, я поставила это богатство на тумбочку в своей комнате и с размаху бросилась на свое ложе. Пока не было Кириаки и Деспоины, можно было разлечься в моей любимой позе, над которой соседки хихикали.

Я задрала ноги под углом девяносто градусов и оперла их об стену, а голову свесила с постели, так, что видела комнату теперь вверх ногами. Странное и неестественное положение, я знаю, но мне почему-то очень нравилось в нем находиться.

Не раздумывая, я вытащила из-под подушки зеркало с длинной ручкой и принялась придирчиво разглядывать в нём свое отражение, пытаясь найти хоть какие-то признаки красоты.

Увы, сколько я не таращила свои светло-карие глаза в холодную гладь, отыскать эти самые признаки не вышло. Я была некрасива. Вот хоть ты убейся, хоть так смотри, хоть эдак, моему простоватому лицу было далеко до точёных черт Деспоины или той же самой Эрлеа. Может быть, все-таки права безумная Кириаки, и Джерт не хочет меня лишь только из-за моей наружности?

Конечно, от этого стало ещё грустнее. Правда, совсем уж убиваться, и посыпать голову пеплом было глупо. Ну, вот не повезло мне со внешностью, не повезло, так надо смириться с тем, что я некрасива и никогда не поймаю на себе восхищенные мужские взгляды… и взгляд Джерта. Как посоветовала митера Хтония, раз рожей не вышла, надо развивать другие качества: ум, доброту, уровень магического мастерства… Но все равно обидно — ведь глупым красоткам везет больше, нежели умницам дурнушкам.

Например, у той же Деспоины огромная любящая семья, которая в день посещений приносит ей кучу вкусностей и подарков. Разумеется, дело не подарках, а в том, что у нее есть папа и мама, которые ее любят.

Мои родители умерли много лет тому назад от призрачной оспы, которую очень редко можно исцелить. Они были из небогатой фамилии и места для меня в храме, разумеется, не держали, но после их смерти меня приняли в храм в виде исключения, по большой милости. Жрица Хеб, которая ходила к моим родителям, чтобы облегчить течение болезни, пожалела их ребенка — то есть меня, и с большим трудом, но договорилась, чтобы меня приняли в храм. Печальнее всего, что я тогда была слишком мала, и у меня не сохранилось совсем никаких воспоминаний о родителях.

Я часто думаю о том, какими они были. Мне кажется, мама была просто красавицей, а папа не красивым, а просто добрым и благородным человеком, и похожа я именно на отца — ну просто один в один. В такие моменты я, наоборот, горжусь своей внешностью и тем, что похожа на него.

Впрочем, я стараюсь грустить как можно реже, чтобы никто этого не видел. Некоторые из наших послушниц плачутся по каждому поводу и обожают, когда все скопом во главе с митерой Хтонией бегут их утешать. И хотя я единственная круглая сирота в храме, я ни разу не позволила себе закатить подобную истерику и вызвать этим к себе жалость.

Мне хорошо живется в храме, правда. Главное только не влюбиться в Джерта, ибо, чувствую, эта любовь будет безответной и принесёт мне много боли.

Правда, боюсь, что это уже произошло! Жрец красив, порочен и недоступен. Моя богиня, как же часто люди желают то, что не могут получить…

ГЛАВА 6.1. Незнакомец

Кириаки пришла из Зала Посещений раньше Деспоины. Я знала, что с жестоким и суровым отцом у блондинки не лучшие отношения. Соседка плотно прикрыла дверь и подошла к моему ложу. Заметив на тумбочке лепёшки, тут же стянула пару и принялась жевать, бесцеремонно запивая их моим кефирчиком!

— Эй, Горечь, дело есть! — с набитым ртом проговорила блондинка. — Ты должна…

— Ничего я не должна, — резко перебила я. — Мы договаривались, и я свою часть уговора выполнила! Если думаешь, что сможешь шантажировать меня и я буду исполнять твои поручения, то глубоко заблуждаешься!

— Я не требую, — помолчав, Кириаки неожиданно опустилась на кровать рядом со мной. — Я прошу. Помоги, Горечавка! Мне просто некого больше просить. Глупышку Деспоину, у которой на уме только Джерт да наряды? Самовлюблённую Агазанжелос? Эту болтушку Рхею?