Ради тебя (СИ) - Снежинская Катерина

- Это что? - прогундосила Тильда озадаченно.

Сходу переварить такую крестьянскую мудрость было трудновато. Да и понять, зачем ей парень здоровенную кувалду суёт, тоже сложно.

- Да ты держи. Да не так, что ж ты неловкая какая? Вот так надо, - оператор переложил ладони Арьере на гладкой, будто отполированной ручке, сжал её пальцы. - Горшки видишь?

- Вижу, - кивнула Тиль, на самом деле разглядев в углу двора сваленные в кучу высокие, узкогорлые бутыли, кажется, глиняные.

- Ну так давай, колоти, - подбодрил белобрысый.

- Зачем?

- Да не зачем! - ни с того ни с сего разозлился парень. - Говорят бей!

Госпожа Арьере и сама не поняла, с чего это слушаться его начала. Наверное, детская привычка сработала: приказывают, значит, повинуйся без разговоров. Во взрослой-то жизни на неё редко голос повышали.

Так оно было или иначе, но Тиль подхромала к груде кувшинов, волоча за собой по грязи тяжелённую кувалду. Неуверенно оглянулась на парня - тот кивнул, мол: действуй. Чтобы поднять молоток, пришлось все силы, что имелись, приложить, даже в пояснице прогнуться. И Тильда не столько ударила чекмарём, сколько просто позволила ему обвалиться - бутыль лопнула, сухо чмокнув. А следом пришло кристально ясное понимание: чувствовать себя ненормальной - это неприятно.

- Да ты бей, бей, - подбодрил нахал.

- Не стану, - огрызнулась Арьере.

- Ну, тогда я тебя отсюда не выпущу, - невозмутимо отозвался парень.

Тиль снова глянула через плечо. Положение и впрямь казалось безвыходным: крохотный дворик окружали сараи, между ними оставалась совсем узкая щель, двоим едва протиснуться. И её-то как раз загораживал белобрысый. Мальчишка стоял нога за ногу, опершись плечом о дощатую стену, деловито папиросу скручивал и поглядывал насмешливо из-под козырька кепочки. И что делать в такой ситуации? «Спасите!» кричать?

- Давай, десяток горшков - и выпущу, - пообещал доставала.

- Тебе-то это зачем? - буркнула Тиль, поудобнее перехватывая кувалду.

- Жалостливый я, - со слезой в голосе признался парень. - Действуй!

Арьере примерилась, тюкнула по бутыли без всякой охоты, следом по второй. А потом...

Потом на неё словно затмение нашло. Нет, Тильда прекрасно помнила, кто она и где находится. Даже что делает, понимала. Но такая эйфория накатила: до сладости на нёбе, до крови, которой в жилах вдруг тесно стало, до крика. Это и сравнить-то не с чем было. Впрочем, она и не сравнивала, а била и била, приноравливаясь, чтобы осколки рассыпались веером, чтоб они мельче были, а сухое «чпок!» разбившейся глины - звонче.

И вдруг узел под рёбрами, о существовании которого Тиль и не подозревала, начал слабеть, отпуская. И внутри так просторно стало, свободно, даже будто светлее.

Остановилась госпожа Арьере, когда руки отказались подниматься - повисли плетьми, кувалда выпала из разжавшихся пальцев, глухо ударив об землю. Дышала Тильда с трудом, как загнанная лошадь, воздух драл надсаженное горло. Блузка пластырем прилипла к взмыленной спине, пот и по лицу тёк. Волосы рассыпались по плечам - все шпильки куда-то подевались.

Никогда раньше Тиль не чувствовала себя лучше!

- А что хозяин по поводу этих горшков скажет? - по-разбойничьи прохрипела Арьере, пытаясь убрать негнущимися пальцами прилипшие к углу рта пряди.

- Я-то откуда знаю? - пожал плечами парень. - У него спрашивать надо.

- Что мне действительно сейчас надо, так это горячую ванну, - пробормотала Тиль, садясь прямо на глиняные черепки.

Просто силы у неё закончились, даже бёдра мелко подрагивали, будто после бега.

***

Одиннадцать лет назад

Тиль двумя пальцами отодвинула шторку, прикрывающую окно кареты. Увиденное ей категорически не понравилось. И дело было не в том, что стекло, как и у большинства наёмных экипажей, оказалось грязным, заляпанным и даже вроде мухами засиженным. Небо с ним, со стеклом. Вот то, что за ним было, настораживало, если не сказать пугало.

Этот район респектабельностью не отличался: напластования сажи, размытые дождём, щедро украшали фасады домов; штукатурка кое-где осыпалась, открывая потемневший от времени, растрескавшийся кирпич. Практически все окна наглухо закрыты жалюзи, а то и чугунными решётками. Перед входными дверьми не видно палисадников. Да что там палисадники! Тут даже кустов не росло! Вот тебе тротуар, который никакой не тротуар, а жидкая грязь, с перекинутыми через лужи досками, а вот сразу дверь - заходи, не стесняйся.

И, главное, не видно ни витрин, ни вывесок. Экипажей, кроме того, в котором они приехали, тоже нет. Да и вообще с людьми негусто, лишь к почтовой тумбе привалился бродяга: то ли пьяный до изумления, то ли больной, но выглядящий откровенно мерзко.

- Ты куда меня привёз? - буркнула Тиль, задёргивая штору, да ещё и пыльные складки расправляя, чтобы точно ничего не увидеть.

- Главное не куда, а зачем, - отозвался Карт. - Не пойдёшь?

- Не пойду! - решительно помотала головой Тильда.

И в сиденье вцепилась, будто её уже силком выволакивали.

- Ну и зря, - невозмутимо пожал плечами кузен.

- А вдруг меня кто-нибудь узнает?

- Твои знакомые тут не бывают. А если и бывают, то никогда в этом не признаются. Да и за этим капюшоном тебя самый глазастый не разглядит.

Крайт распахнул дверцу и, пренебрегая лестничкой, прыгнул прямо в грязь, ничуть не заботясь о начищенных до блеска сапогах. Сегодня он весь выглядел начищенным и очень-очень непривычным. Конечно, короткое пальто, узкие, «в облипочку» бриджи, а, главное, цилиндр с тростью шли ему невероятно. Но, с другой стороны, что Карту не шло? Вот только в форме или рубашке с курткой, которые он у дяди в поместье носил, кузен всё же выглядел привычнее и милее, что ли?

- Вылезай, не бойся, - позвал Крайт. - Хотя нет, подожди, а то перемажешься.

Кузен сунулся обратно в карету и... подхватил девушку на руки!

- Великое Небо! - ахнула Тиль, судорожно соображая, видны из-под задравшейся юбки панталоны или всё-таки не видны.

Ни до чего путного она додуматься не успела, всё кончилось до обидного быстро. Сердце только раз бухнуло, потом замерло испуганно, а хозяйка уже на каменном затёртом крылечке стояла.

- Что-то не так? - поинтересовался Карт, поправляя перчатку.

- Н-нет, - промямлила Тильда.

- Ну и хорошо.

Крайт отвернулся, коротко стукнул набалдашником трости в вызывающе-алую дверь - три раза. А потом ещё три, но быстрее, дробнее. Окошечко, врезанное в потрескавшееся дерево, даже не приоткрылось, но створка всё равно распахнулась. Горничная, появившаяся на пороге, вполне приличная, между прочим, в накрахмаленных, безукоризненно чистых переднике и наколке, присела в книксене.

- Вас ожидают, - сообщила едва не шёпотом.

И всё! Ни кто такие, ни зачем явились, ни: «Как представить?» - совсем ничего не спросила. Даже визитной карточки не взяла. Впрочем, Карт ей ничего и не давал.

Внутри дома было по-модному темно, сумрачно. Светильники здесь никто зажечь не догадался, а окна оказались наглухо закрыты плотными портьерами, потому Тиль ничего толком и не рассмотрела. Зато в гостиной, куда их нелюбопытная служанка проводила, лампы горели, но странные: матовые плафоны из розового стекла были расставлены по углам, отчего в комнате словно лёгкий туман плавал - вроде и светло, а с ходу ничего толком не разглядишь.

- Это и есть ваше «дело»? - раздался за розоватой дымкой самый настоящий бархатный голос.

Вот именно, что бархатный: мягкий-мягкий, а потрогаешь, вроде как и колкий немного. Пригладишь ладонью - пойдёт муаровыми разводами и под рукой чувствуется рыхловатая, уютная толщина. Хотя, наверное, о голосе эдак и думать-то глупо, но именно так он слышался.

- Разрешите представить, Тильда Крайт, моя кузина, - почему-то холодновато, даже с бряцающими нотками отозвался Карт.

- Простите мне оплошность, - довольной кошкой мурлыкнул бархат, - сказала не подумав. Добрый день, кузина Крайт, рада вас видеть. Можете называть меня мистрис Мильда.