Покоренная Хвороком (ЛП) - Силвер Каллия

Чувствительность в пальцах начала пропадать.

Зрение слегка плыло.

Это и есть переохлаждение?

Комната закружилась, когда она попыталась выпрямиться, быстро заморгав, заставляя себя не терять сознание. Если он не вернётся… если он не знает… если ему просто не пришло в голову...

Стена замерцала.

Она вздрогнула.

Он был там.

Высокий. В броне. И что-то держал в руках.

Плащ.

Но не просто плащ.

Он выглядел невероятно мягким — светлый, золотистый, густой, роскошный. Тёплый. Боги, какой же он выглядел тёплым.

Она не знала, какое существо отдало жизнь за такой мех. И не хотела знать.

Потому что он протянул его ей — без слов, приглашая.

И она, дрожащая и наполовину онемевшая, поднялась на неустойчивых ногах и подошла к нему.

Он накинул плащ ей на плечи молча — осторожно, бережно, почти почтительно. Закрепил его у груди и пригладил мех вдоль её рук.

На мгновение — в том, как он двигался, в том, как касался — ей почудилось…

Нет. Не думай.

Она не королева. Она ничто. Всего лишь пленница.

Дрожащая. Беспомощная. Благодарная пленница.

И это было хуже всего.

Даже укутанная в мех, она продолжала трястись. Кожа горела ледяным огнём возвращающейся чувствительности, и дрожь никак не проходила.

Она подняла на него взгляд, желая снова обругать его, закричать.

Но не смогла выдавить ни слова.

И тут — без всякого предупреждения — он наклонился и подхватил её на руки.

Она охнула, вздрогнув от неожиданности.

Его хватка была надёжной. Огромной. Лёгкой. Её вес не значил для него ничего.

Он нёс её без усилий — одна рука под коленями, другая поддерживала спину.

Она моргнула, оглушённая. Что… что он делает теперь?

И тут его броня начала убираться.

С шипением и тихими щелчками она складывалась, исчезая в скрытых панелях, сжимаясь внутрь, словно живая. Гладкая чёрная жёсткость уходила с груди, рук, ног.

Оставляя тёмно-синюю кожу. Открытую. Мускулистую. Излучающую тепло.

Шлем, однако, остался.

По-прежнему без лица.

По-прежнему нечитаемый.

Она не знала, что ей делать — плакать, кричать или раствориться в его тепле.

Пока что она не могла сделать ничего из этого.

Потому что он держал её.

И вопреки всему — вопреки всем причинам, по которым она должна была его ненавидеть....

Она позволила ему это.

Глава 30

Он не мог поверить в то, что только что сделал.

Стоило ему прошептать древнюю команду — короткую, почти инстинктивную — и его броня начала втягиваться пласт за пластом, складываясь сама в себя, словно жидкая сталь. Система тихо загудела, питаясь накопленной кинетической энергией полётов и боёв, а металлические сегменты аккуратно сместились в компактный узел у основания позвоночника, прямо там, где крепились крылья.

Это был инстинкт.

Глупый. Безрассудный инстинкт.

И теперь…

Его обнажённая кожа прижималась к её.

Он чувствовал её.

По-настоящему.

Мягкую. Тёплую. Хрупкую.

До невозможности хрупкую.

Накидка из золотистого меха лежало на её плечах, но перед — тело под тонким, почти невесомым платьем — оставался открытым. И эта маленькая преграда значила для него ничтожно мало. Её тепло, дрожь, бешено скачущий пульс… всё это он ощущал отчётливо.

Его организм, всегда работавший на более высокой температуре, мгновенно адаптировался, поднимая тепло, чтобы согреть её. Он был уверен, что его базовая температура намного превышает человеческую. Она нуждалась в тепле. И он мог это дать.

Но она всё равно дрожала.

Всё ещё сжималась в его руках, словно осенний лист, пойманный бурей.

Почему?

Он скорректировал хватку, крепче прижимая её, пытаясь забрать холод с её кожи на себя. Биологической необходимости в этом не было. Никаких протоколов выживания.

Это было… что-то другое.

Он заключил её в объятия так осторожно, как будто внутри него существовала часть, о которой он даже не подозревал. Такая маленькая. Такая лёгкая. Он мог бы раздавить её без малейшего усилия. Но сейчас каждый нерв его тела был сосредоточен на том, чтобы защищать. Успокаивать.

Он никогда не чувствовал ничего подобного. Даже по отношению к своим.

Она слегка шевельнулась, постучав по его груди — едва заметным, слабым касанием.

Затем указала вниз.

Он проследил за её жестом.

Её ноги.

Голые.

Ранее стоящие на промёрзшем полу.

Разумеется.

Внутренние климатические регуляторы корабля перешли в режим минимального энергопотребления, перераспределив питание на критические системы. И она — хрупкая, теплокровная, человеческая женщина — ощутила последствия первой.

Не раздумывая, он приподнял её выше, забирая полностью на руки. Подоткнул мех так, чтобы укутать её ноги, спрятал ступни в тёплые складки и прижал их ближе к своему боку.

Она свернулась в нём, как в коконе.

Он прижал её крепче.

И постепенно… она начала успокаиваться.

Дрожь стала слабее.

Дыхание — ровнее.

Из её губ сорвался тихий вздох — облегчение, может быть, благодарность. Он не знал, что значат человеческие звуки. Пока не знал.

Но она чувствовала себя лучше.

Не согрелась полностью, нет — но холод отступал.

Хорошо.

Он выдохнул за маской.

И снова уловил это.

Её запах.

Он лип к ней, как вторая кожа: теперь согретый, немного пряный от прошедшего выброса адреналина, но всё такой же — уникально её. Что-то цветочное. Что-то человеческое. И что-то, что начинало выжигать след в его памяти, как метка охотника.

Он должен был переключить фильтры, чтобы заглушить аромат.

Но не сделал этого, потому что… на каком-то уровне он хотел его.

Хотел больше.

Он закрыл глаза всего на миг, позволяя запаху окутать его чувства, скользнуть внутрь, как дурманящий дым. Где-то в глубине живота что-то сжалось — едва контролируемое, первобытное.

Стоило лишь одного движения.

Одной команды — и шлем отстегнулся бы.

Он мог увидеть её.

Почуять её полностью.

Узнать её.

Но…

Что, если он потеряет контроль? Она слишком хрупкая. Он мог бы сломать её слишком легко.

Он распахнул глаза.

Нет. Не сейчас.

Нужно действовать логично.

Сдержанно.

Нужно оставить барьер.

Потому что если он снимет шлем и позволит полному потоку её запаха обрушиться на него… Он не был уверен, что сможет остановиться.

А если он причинит ей вред…Он не мог.

Он не позволит себе.

Он не хотел потерять свою драгоценную человеческую женщину.

После разрушения Вокара он потерял всё, что знал. Всю жизнь.

Её — он не хотел потерять. Она была чем-то иным. Обещанием чего-то большого. Нежности и тепла — в бесконечной холодной, жестокой вселенной.

Он знал, что такое честь. Знал дисциплину. Даже знал привязанность — раньше, до того, как стал Искари.

Но ничего подобного — никогда.

Возможно, последствия аварии нарушили его рассудок. Обычный он стал бы холодным, рациональным, расчётливым.

Но сейчас он был один.

И если всё это было неправильным…Ему было всё равно.

Её тело постепенно расслаблялось, мышцы мягко отпускали напряжение. Секунда за секундой. Теплее. Спокойнее.

Вот так. Отдыхай, маленькая. Я не причиню тебе вреда.

Она принадлежала ему, да, и это значило одно: он обязан сохранить её здоровье и жизнь, даже среди самых жестоких условий.

И он сделал то, что должен.

Он держал её.

Укутанную в золотой мех, прижатую к его обнажённой груди, пока её сердцебиение медленно не подстроилось под ритм его собственного.

Но шлем он оставил. Пока что.

Глава 31

Инопланетянин держал её до тех пор, пока дрожь не исчезла окончательно.

Пока мышцы, сжатые, казалось, целую вечность, наконец не разжались. Пока холод перестал кусать кожу, пока он не ушёл из кончиков пальцев — рук и ног. Пока она снова не согрелась — согрелась полностью, до самой глубины костей.