Морская ведьма. Взять на абордаж! (СИ) - Стрельникова Кира

Девушка медленно встала, как во сне, подошла к двери и распахнула её, не осознавая, что делает. Всем существом Симоны завладело единственное желание: наверх, к свободе, ветру, морю. И она направилась к лестнице, откуда доносился шум, крики команды и капитана. Только Сэм не слышала их, она слушала голос шторма. Он сплетался из множества звуков: гремел в ушах грозными раскатами грома, шорохом волн, игравшихся шхуной, словно шаловливый ребёнок, шептал в сознании духами стихий, звал за собой. Девушка поднялась по лестнице и вышла на палубу, не обращая никакого внимания ни на качку, ни на порывы ветра, грозившие унести паруса. Разбушевавшиеся Воздух и Вода словно не замечали Симону, она легко ступала по мокрым доскам, сохраняя равновесие, в ореоле развевающихся тёмных волос, похожих сейчас на щупальца диковинного глубинного монстра. По ним то и дело пробегали серебристые искры, и такие же срывались с пальцев раскинутых рук, окружая Сэм полупрозрачной вуалью. Она не слышала, что ей кричал Ален с перекошенным лицом, вцепившись в штурвал и пытаясь удержать «Морскую деву», не видела, как рванулся навстречу Ник, на мокром лице которого проступила тревога. Прикрыв глаза, Сэм погрузилась в странное оцепенение, звуки отдалились, а капли дождя и брызги волн непостижимым образом обходили девушку стороной.

Откуда-то из глубины души родилась мелодия, и Симона тихонько запела, так и не открывая глаз, ничего не видя и не слыша больше вокруг. Искорки вокруг девушки начали медленно двигаться, закручиваясь спиралью и поднимаясь всё выше, образуя над Сэм сверкающую воронку. Её голос становился громче, перекрывая даже шум бури, волосы превратились в сияющий ореол, а лицо неуловимо изменилось. Сквозь черты словно проступил кто-то другой, древнее и сильнее, и все, кто был свидетелем этого преображения, заворожённо замерли, позабыв про шторм и свои обязанности. Симона пела, впитывая в себя стихии, чувствуя, как они наполняют её, растекаются по телу бодрящими волнами.

Сердце колотилось, как сумасшедшее, кровь стремительно неслась по венам, а Симона не могла остановиться. Она даже не замечала, что ветер постепенно стихает, уже не грозя сорвать паруса и сломать мачты, волны становятся ниже, спокойнее, и шхуна плавно скользит по ним, не рискуя перевернуться. Голос Сэм зазвенел на высокой ноте, девушка запрокинула голову, подняв руки над собой, и с её пальцев сорвались последние искры, унеслись к низким облакам, уже просто серым, а не иссиня-чёрным, превращавшим день в сумерки.

Симона замолчала, и на палубе воцарилась плотная тишина, если не считать извечного шороха волн и поскрипывания снастей. Ветер почти полностью успокоился, лишь ласково обвевая и ведя за собой шхуну, Сэм же, широко распахнув невидящие глаза, вдруг обмякла и как подкошенная, рухнула на палубу. Словно кто-то щёлкнул невидимыми пальцами, и команда отмерла.

- Ни-ик! Проверь курс! - крикнул Лис, не сводя взгляда с неподвижной фигурки и заметив, как первый помощник бросился к девушке. - Я разберусь с ней!

Умник несколько мгновений смотрел на него с непонятным выражением, потом кивнул и поспешил к мостику.

- Как скажешь, кэп! - отозвался он.

Ален же, позабыв разом про разногласия между ним и Сэм, скатился со ступенек, едва Ник забрал у него штурвал, и оказался рядом с Симоной. Чёрт его знает, как девчонка успокоила шторм, но она спасла их всех. Ал бережно поднял безвольное тело - Сэм оказалась лёгкой, - и зашагал к своей каюте. Вид беспомощно откинутой головы, приоткрытого рта и плотно закрытых глаз вселил в него доселе неведомую тревогу. Не за себя или корабль, а - за кого-то другого. За женщину. Такого с Лисом ещё никогда не случалось... Он попытался объяснить себе, что богиня по головке не погладит, если с Симоной что-то случится, и упорно гнал ощущение, что переживает за Сэм вовсе не потому, что несёт за неё ответственность перед Морской девой. Ногой открыв дверь, Ален внёс девушку в каюту и уложил на кровать. Снял мягкие сапожки, потом, подумав, куртку. Симона так и не пришла в себя, не пошевелившись и никак не отреагировав на действия Дюфрена. Тревога возросла, капитан укрыл пострадавшую покрывалом, присел рядом, всматриваясь в бледное лицо с пятнами лихорадочного румянца на скулах.

- Эй, - тихонько позвал он и провёл ладонью по щеке Симоны. - Сэми, очнись.

Она не отреагировала. Лоб оставался гладким, прохладным и влажным на ощупь. Дыхание - частым и прерывистым. Ален нахмурился и выпрямился, чувствуя себя растерянным, как никогда. Мелькнула шальная мысль поцеловать Симону, но Лис отказался от неё. Нет уж. Целовать бесчувственную девушку, по его мнению, нет никакого интереса, и вообще, странно как-то. Хватило и того, что он бросил её в первый раз, такую же беспамятную.

- Я не ухожу, - снова негромко произнёс он, погладив плечо Симоны. - Я сейчас вернусь, слышишь?

Тогда, в пещере, он не сомневался, что с ней всё в порядке, хотя она и оставалась без сознания. Наверное, потому и ушёл, особо не переживая за судьбу незнакомки - тогда ещё. Но сейчас Сэм явно нездоровилось, и оставлять её капитан не хотел. Однако надо позвать лекаря, вдруг он поймёт, что с Симоной, и заодно уточнить у Ника, как дела с дальнейшим курсом. Ал встал, бросил последний взгляд на неподвижную девушку и вышел из каюты, окинув палубу взглядом, и зычно позвал:

- Баррен!

Спустя несколько мгновений с нижней палубы поднялся невысокий, в летах мужчина с обрамлённой тёмными прядями лысиной и небольшим саквояжем.

- Капитан? - он вопросительно глянул на Алена.

- Осмотри её, - отрывисто приказал Лис и шагнул на лестницу к мостику.

Умник стоял у штурвала с непроницаемым лицом, посматривая то на компас перед ним, то вперёд, где постепенно светлело - облака расходились, и о недавней непогоде ничто не напоминало.

- Сильно отклонились? - уточнил он у Ника.

- Нет, чуть-чуть совсем, - тот покачал головой. - Как она? - помедлив, спросил помощник, покосившись на капитана.

- Без сознания, - коротко ответил Ален. - Я присмотрю, - он развернулся и поспешил обратно в каюту и не заметил, как Умник проводил его долгим взглядом.

Внутри Сэм всё так же лежала без движения, только теперь укрытая до пояса, а лекарь снимал с пальца кольцо с крупным неогранённым осколком камня сине-зелёного цвета.

- Что с ней? - тут же спросил Лис, глядя на лицо Симоны.

- Внутренних повреждений нет, переломов и ушибов органов тоже, кольцо не поменяло цвет, - отчитался Баррен. - Пульс чуть-чуть выше нормы, и кажется, у девочки начала подниматься температура, - он развёл руками. - Но в сознание не приходит. Всё, что могу порекомендовать, это присматривать за ней и давать мой укрепляющий отвар. Хуже не будет, во всяком случае.

- Давай, - Лис протянул ладонь, и лекарь вложил в неё тёмный пузырёк.

- Пять капель на стакан воды, каждые два часа, - дал рекомендации Баррен.

- Спасибо, - скупо кивнул Ален, переведя взгляд на Симону.

Дверь закрылась, и он остался с беспамятной девушкой один. Прошёлся нервно по каюте, заложив руки за спину и косясь на Сэм - её неподвижность изрядно пугала капитана. И как ей вливать настойку, если она в таком состоянии?! Раздражённо выдохнув, Ален остановился у кровати и присел, осторожно взяв Симону за руку - она оказалась не просто тёплой, а горячей. Что там лекарь говорил насчёт температуры? У неё что, лихорадка начинается?

- Да не дайте духи, - пробормотал капитан.

До Иньясы им ещё дня три плыть, а если с Симоной что-то серьёзное? Словно в ответ на его тревожные мысли, девушка тихо застонала, вздрогнула и судорожно сглотнула, вцепившись в покрывало, но глаз так и не открыла.

- Сэм? - тут же наклонился к ней Ален. - Сэм, ты как?

Она же, прерывисто вздохнув, заметалась по кровати, что-то бормоча и то и дело всхлипывая. Процедив проклятье, Лис поймал её за плечи и мягко прижал, попытавшись успокоиться, но девушка проявила неожиданную силу, а он чуть не отдёрнул руки - тело Симоны буквально горело. Она дёрнулась, пытаясь высвободиться, шнуровка, стягивавшая ворот рубашки, разошлась, и при очередном резком движении Сэм одежда соскользнула с плеча, угрожающе затрещав. Ален ошарашенно уставился на видневшийся на смуглой коже рисунок розы ветров, переливавшийся оттенками зелёного и синего. И хотя вживую он впервые видел этот узор, Дюфрен знал, что это такое.