Башня духов (СИ) - Романовская Ольга

Дух погрустнел ещё больше и пробормотал:

— Ты понятия не имеешь, что такое одиночество. Когда ты наедине с собой, своими воспоминаниями, а рядом продолжает течь жизнь, но никто тебя даже не окликнет. Попробуешь заговорить сам — в страхе убегут или не услышат. Мир, он для живых.

Я не знала, что ответить. Действительно, мне не знакомы эти чувства. Даже когда на душе плохо, можно пойти в трактир и излить душу случайному собеседнику за кружкой пива или стаканом вина. А духу некуда податься, он привязан к Башне.

На пару минут воцарилось молчание.

Я не смотрела на духа, но чувствовала, он не ушёл.

— Простите, если это бестактно, но вас…здесь?..

— Нет, рядом, — неожиданно спокойно ответил дух. — Возвращался из леса, пустой, попался ырке… Тут просто вещи мои, поэтому не уйти. А в подвале я опыты проводил.

Ырка — это один из многочисленных видов нежити, но в отличие от неё никогда не умирал, потому что и не рождался. Зимой он спит, а с первыми тёплыми днями набирает силу. Апогея она достигает на День летнего солнцестояния. Тогда убить ырку может только некромант или опытный боевой маг.

Злобная нежить со светящимися глазами бродит по полям и выпивает жизнь у всех, кого поймает.

К счастью, последний случай нападения ырки на севере зафиксирован тринадцать лет назад, у самых гор. Некроманты постарались, истребили.

Запоздало вспомнив, что не представилась, исправила оплошность.

Дух назвался Эрно Триглавом, боевым магом в бытность телесного существования. Скончался он шестнадцать лет назад, став крайней жертвой местного ырки. По словам Эрно, нежить убили на следующий же день.

— Только мне не повезло, — грустно улыбнулся он. — Зато похоронили с почестями.

— Но раз у вас есть могила, что вас удерживает? И почему ваш дух здесь?

Эрно покачал головой и посоветовал вспомнить курс некромантии. Дух намекал на то, что душа оставалась внутри ырки, теряя связи с телом. После смерти нежити непереваренные сгустки разумной тонкой материи вырывались на свободу и превращались в скитающихся духов. Могилу они найти не могли: не чувствовали, которая своя, поэтому оседали там, где некогда жили и работали.

Я обещала Эрно отыскать место погребения и сводить туда духа. Тот выразил опасение, что Башня не отпустит, но я его развеяла. 'Якорь' — записная книжка, возьму её с собой, и Эрно спокойно попадёт на кладбище, увидит могилу — какой-никакой дом.

Увлёкшись беседой, забыла её законспектировать. Когда вспомнила, дух уже исчез, просто растворился в воздухе.

Движение воздуха — потусторонний шёпот — защекотал ухо, обдав холодком: 'Зови!'.

Вот и я стала медиумом. Никогда не думала, будто вместо черчения скучных схем, исправления поломанных артефактов и поисков искажений пространственного фона, буду разговаривать с духом. Даже не так — вести задушевные беседы.

Призраки — существа молчаливые, обиженные, нервные. Те, на которых тренировалась, максимум плакали и шипели. Я их понимаю: студенты замучили, не до разговоров. Однако и в естественной среде духи не рады живым. Ладить с ними умеют только медиумы. Это им призраки плачутся в жилетку и сетуют на судьбу, наверное. Во всяком случае, контакты с ними медиумы налаживать умеют. Входят в транс, сами будто расстаются с телом и на равных парят под потолком.

Я же ничего этого не делала, даже чары подчинения не применяла… Да и не смогла бы: некромантия не моя стихия. Однако придётся. Надеюсь, Эрно не обидится. Чары-то точно подействуют, главное тут — зафиксировать изменения энергетических потоков.

Полагаю, больно, когда кто-то внутри тебя возится, разные артефакты суёт, транспортиром углы измеряет. Хотя, что это я — духи не чувствительны к физическому воздействию.

Дав волю воображению, представила, каким бы был Эрно сейчас. Не спросила, работал ли он в Башне на постоянной основе или просто временно усилил местную магическую команду. Надо спросить Авалона — наверняка тот помнит. Он здесь давно, шестнадцать лет назад тоже руководил обороной от нечисти. И Джено тоже может помнить. Ему за сорок, не исключено, что юнцом проходил в Башне практику.

Фигура у Эрно совсем не как у боевого мага. Те плечистые, широкие в кости, а этот аристократ. Увлечение живописью лишь подтверждало предположение, что Эрно не из простой семьи. Рисовал он хорошо — значит, учился у кого-то или уже родился талантливым. Интересно, он обидится, если я один рисунок вырву и повешу у себя в комнате? Там изображён осенний пейзаж с Верешеном. От него веет безмятежностью и теплом — то, что нужно после тяжёлого дня.

Домики, дым над трубами, какие-то повозки, люди… Листья ещё не облетели, но уже шуршат под ногами. Светит солнце, блестят мокрые от прошедшего ночью дождя крыши.

Как, как такое можно передать без красок, простым карандашом? Поневоле возненавидишь ырку — сидела бы вечером в каком-нибудь кабачке и смотрела, как Эрно рисует. Может, и меня бы нарисовал, а я портрет родителям отослала. Но, увы!

Эрно рано умер — по виду он ровесник Миклоса. Дату рождения на надгробной плите посмотрю.

Жаль, духи однотонные, не узнаешь ни цвета волос, ни глаз. Сплошная серость. Надо будет развеселить его, а то, чувствуется, мается, изнывает от тоски.

Сдаётся мне, о чём-то Эрно умолчал, не в одной записной книжке дело. Наверное, возлюбленная осталась. Может, они поссорились и не успели помириться? Или не возлюбленная, а друг, невыполненное обещание. Такое гложет, не даёт отринуть прошлую жизнь. Даже плащ Мары тут бессилен. Пока дух не отпустит былое, не обретёт покой.

Интересно, Истван умеет проводить ритуал стирания памяти? К нему частенько прибегают, когда в доме поселяется неприкаянная душа. С помощью некроманта она освобождается от груза телесного существования и уже не тревожит людской покой.

— У тебя такое мечтательное выражение лица!

Не заметила, как в подвал спустился Миклос. Он осмотрелся и уважительно высказался по поводу женской тяги к чистоте.

— Винс так точно не умеет. Пыль бы размазал, вещи не разобрал. Но Кристоф всё равно свинья. Замуровал бы ещё!

— Ничего, я тут делом занимаюсь. У вас занятные духи.

— Да, этого добра у нас хватает! — рассмеялся Миклос и уселся рядом на полу. С волос у него свешивалась паутина, а рукав был заляпан в краске.

Оказалось, в башне — весенняя уборка. Миклоса отрядили красить рамы. Он рассказывал о рутинном занятии, будто об опасном приключении, пугал, будто чувствовал взгляд инферна, буравивший спину.

— Ему и убивать не надо, только пальчиком толкни — и, здравствуй, земля! Никакая левитация не поможет: банально не успеешь. Красивая картина, да, Рената, мозги всмятку на дворе, — Миклос рассмеялся собственной шутке. Я же не находила её забавной. — Кристоф бы возбухал, орал, что опять кто-то грязь развёл.

— Осторожнее, накликаешь! — покачав головой, предупредила я.

— Несуеверный, — отмахнулся Миклос и, помолчав, добавил: — И всегда страхуюсь.

Видимо, тут следовало что-то спросить, но в голову ничего не шло. Не интересоваться же способами подстраховки при покраске окон!

Эх, теперь понятно, что Кристоф вовсе не вымещал на мне обиду, а просто привлёк к всеобщей плановой уборке.

Убрав в сумку блокнот — с диссертацией на сегодня покончено, я смахнула с волос Миклоса паутину и посоветовала помыться.

Тот обиделся:

— От меня, по-твоему, как от тролля пахнет?!

Выражение лица Миклоса выражало крайнюю степень возмущения, маг даже губы поджал. Ноздри раздулись, из глаз пропали смешинки. Что поделать, действительно волосы грязные, а шея вспотела. Не тролль, конечно, но…

Миклос встал и повторил вопрос, на этот раз спокойнее. Пришлось объяснить, что ничем от него не воняет, просто уборка — дело грязное.

— Вот скажи, чем я тебе не угодил? — Миклос скрестил руки на груди. Глаза его оставались холодными, а рот болезненно кривился.

Неужели, сама того не желая, наступила на больную мозоль? Или просто не заметила собственной бестактности? Похоже, да. Забыла, что передо мной не однокурсник, с которым пуд соли съела, не Маран, а мужчина, который изо всех сил пытается мне понравиться. А тут девушка его походя грязной свиньёй обозвала. Ну, не такими словами, но смысл тот же. Приятно? Сомневаюсь.