Подмена (СИ) - Чередий Галина

— Анна, я здесь в качестве вашего адвоката, а значит, априори придерживаюсь версии вашей невиновности, — сухо кивнул адвокат. — Мне, во-первых, нужно, чтобы вы подписали некоторые документы, дабы узаконить то, что я представляю ваши права. А во-вторых, просто чтобы я знал, укажите сразу, с какой стороны мы можем ждать неприятностей?

То есть вопрос, убила ли я Комарова на самом деле, Радина вообще не занимает. Да и черт с ним! Я просто хочу, чтобы все это безумие прекратилось. Хочу уйти отсюда, никогда не видеть больше мерзкое лицо Амиранова. И вообще, я голодная как собака, устала, хочу в душ и опять в свою кровать. Просто лежать и слушать уютную привычную тишину собственной квартиры и знать, что никому ничего от меня не нужно.

— Если под неприятностями вы подразумеваете, может ли следствие раскопать что-то, то повторюсь еще раз: я не убивала Комарова, я никого не нанимала сделать это, я никому никогда не говорила, что хочу его смерти, и я даже, черт возьми, никогда не желала ему сдохнуть! Хотя он, безусловно, не был хорошим человеком, и здравствовать я ему тоже не желала!

— Хорошо, я вас понял, Анна! — деловито кивнул мужчина. — Подпишите и предоставьте дальше действовать мне.

— Вы ведь не позволите этому Амиранову посадить меня за то, что я не делала? — посмотрела на него с надеждой, скрывать которую даже не хотела.

— Анна, успокойтесь. Я сейчас еще изучу материалы, но не думаю, что у следствия есть даже основания для вашего временного задержания, — его уверенный и спокойный тон даже ошарашил меня.

— Как же! Амиранов мне угрожал, что если я не поеду с ними, то он вызовет ОМОН, и они меня силой потащат.

— Вот как? — в светло-голубых глазах адвоката мелькнуло почти хищное оживление. — А вот это уже интересно. Постановление он вам предъявлял?

— Он мне только удостоверение показал, — нахмурилась я, припоминая.

— Сукин сын, — усмехнулся Радин. — Ну, он у меня попляшет. Он просто надеялся на то, что ему удастся морально задавить вас, Анна, и вы, испугавшись, выдадите себя. А он раз — и молодец, раскрыл громкое убийство в течении нескольких часов.

— Я не могу выдать себя, если ни в чем не виновата! — посчитала я нужным ему напомнить.

— Вы не представляете, как легко сбить с толку, запутать и вынудить себя оговорить испуганного или выбитого из психологического равновесия человека. А потом разгрести это весьма трудно.

— Надеюсь, я ничего такого не сказала, — виновато пробормотала я.

— Я же просил вообще с ними не общаться, — немного укоризненно покачал мужчина головой.

— Простите. Я не выдержала…

— Ладно, не думаю, что все так плохо. Давайте приступим и сделаем так, чтобы вы как можно скорее могли попасть домой.

Дальше, после возвращения Амиранова, все происходило на удивление быстро. Радин произнес короткую, но, видимо, весьма весомую речь о каких-то процессуальных нарушениях, допущенных в отношении меня, и господин следователь, как ни странно, выслушал его с видом смиренной овцы. Надо же, какая метаморфоза! Последовавший далее допрос был откровенно формальным и заключался в том, что я назвала свои имя, фамилию и прочие данные и ответила максимум на десяток вопросов о том, где была и чем занималась с такого-то по такое время, уверена ли я, есть ли этому свидетели и, собственно, все. Все это Амиранов явно с нарочитой медлительностью вносил в протокол, а в кабинете тянулись минуты тишины, разбавленные только тихим стуком клавиш и тиканьем настенных часов.

— Думаю, моя клиентка и так уже дала достаточно пояснений и чрезвычайно устала, — сухо объявил Радин сразу после этого, и, о чудо! Амиранов даже не посмел ему возразить. — Если вам нечего ей предъявить, или нет материалов, с которыми она должна ознакомиться, мы бы хотели вас покинуть.

Радин пробежался взглядом по протоколу, который отпечатал Амиранов, потребовал вычеркнуть пару фраз, передал его мне. Я тоже его прочитала и подписала там, где сказали.

— Ну, что же, теперь нам точно пора, — засобирался адвокат, жестом предлагая мне подняться.

Ответом опять же было что-то невнятное об экспертизах, моем обязательном медицинском освидетельствовании, а потом Амиранов сунул мне бумагу с подпиской о невыезде и повестку на следующий понедельник. После одобряющего кивка Радина я расписалась, получила обратно свой паспорт, и мы покинули проклятый кабинет к моей огромной радости.

Глянув на телефон, я поняла, что, хоть мне казалось, будто все происходило довольно быстро, на самом деле было уже половина девятого. Радин предложил заехать перекусить, что мы и сделали, и во время этого ужина он все продолжал мне объяснять, как и что будет происходить дальше, что мне можно делать и говорить, а чего не стоит. Но я слишком устала, и, как ни старалась отложить все у себя в голове, единственное, что царило в моем разуме — это чувство облегчения и некоторое онемение. Думать ни о завтрашнем дне, ни о дальнейшем будущем, ни о самом факте зверского убийства Комарова, ни о чем вообще не хотелось.

Когда меня любезно подкинули к дому, был уже поздний вечер. К счастью, ни с кем из соседей я не столкнулась. Не то чтобы для меня имело значение, что они теперь обо мне думают, просто не хотелось бы говорить сейчас ни с кем.

Откупорив бутылку красного вина, которая стояла в холодильнике с прошлого Нового года, взяла ее и бокал в ванную. Забравшись по самую шею в ароматную пену, цедила терпкую жидкость по глотку, желая ощутить, как отпускает напряжение по мере того, как алкоголь распространяется по крови. Поэтому, когда требовательный долгий звонок снова привел мои нервы в натянутое до звона состояние, я, смачно выругавшись, натянула халат и понеслась к двери. Резко распахнув ее, уже была готова обрушить целый поток площадной брани на голову неудачника, явившегося столь не вовремя. И тут же поперхнулась словами, сталкиваясь с Его гневным взглядом.

— Где ты была?

Глава 18

Не знаю, что было причиной: мое общее до предела вымотанное сознание, алкоголь, разочарование от его стремительного безмолвного исчезновения или все вместе, но я ляпнула: «А кто, черт возьми, спрашивает?!», даже не потрудившись прикрутить уровень злости в тоне.

Он прищурился совсем уж недобро и чуть наклонился, чтобы Его нос оказался почти на одном уровне с моей щекой, и снова сделал эту странную вещь. Протяжным вдохом втянул воздух, словно принюхиваясь, и потом резко выдохнул, и от этого по всей моей влажной коже пронеслась волна электричества, оставляя повсюду тысячи крошечных болезненно сладких укусов. Я судорожно всхлипнула, справляясь с реакцией тела, но от этого только стало хуже, потому что теперь эффект от Его вторжения в мое личное пространство оказался в сто раз усилен облаком экзотично-тревожного запаха, который я так хорошо запомнила с прошлого раза.

— Тебе напомнить? — Не голос — грубый рокот, от которого тут же, как по щелчку проснулась та самая дикая смесь похоти и страха, что так подставила меня в прошлый раз. Я оцепенела и не то что не смогла ответить, кажется, вообще забыла о существовании осмысленной речи.

Но черта с два Ему требовался мой ответ. Он просто шагнул внутрь, обхватывая меня за талию, передвигая, словно невесомую куклу, и мы оказались стоящими у зеркала в прихожей совсем как в первый раз. Я — бледная, с распахнутыми ополоумевшими глазами, и Он — мрачная тень за моей спиной, отсекшая от окружающей реальности. Его широкая смуглая ладонь легла на мое горло, вынуждая откинуться на его грудь, а большой палец заскользил туда-сюда по скуле, немного царапая грубой кожей. От этого простого, совершенно незамысловатого касания я буквально поплыла, теряя весь контроль над телом. Оно дурманило меня, как, наверное, мог бы дурманить самый сильный наркотик, и так же, как он, невообразимо стремительно отнимал волю и власть над мыслями и желаниями. Веки отяжелели, дыхание стало рваным, ускоряясь, и от этого я все больше тонула, захлебывалась в его аромате. Он пах моей неодолимой похотью, моим сносящим крышу страхом, убийственной слабостью, с которой не было сил бороться, и самой реальной угрозой, какую мне случалось встречать за мою жизнь.