Невеста смерти (СИ) - Скрипник Людмила

Оставшийся враг, как ни странно, не дрогнул, даже увидев, на какую жестокость способен этот воин с мечущими ярость глазами. Лонгин вглядывался в глаза своего противника — он был уже предупрежден, что поганцы чаще всего одурманены египетской дурью, придающей им сил и бесстрашия. Но этот был совершенно нормален — если говорить о его глазах, а не мозгах. Лонгин нанес удар в живот, и наклонился над упавшим:

— Кто послал?

Тот не ответил, отбросив меч и двумя руками держась за расползающиеся дымящиеся паром кишки.

— Говори. Тебя еще можно спасти, — наклонился ниже Лонгин.

— Себя спасай, — прохрипел раненый, мотая головой из стороны в сторону от нестерпимой боли. — Сейчас наши подтянутся, и все…

Он дрогнул и вытянулся на залитом кровью мраморе. Лонгин мысленно взмолился Беллоне, чтобы ребята Квинта успели бы на виллу — теперь уже не было сомнений, что там прятался второй отряд изменников, который должен был накатиться следующей волной на порядком обессиленных спекулаториев. И вот тогда они действительно могли бы не устоять — слишком много было здесь мирных граждан, и они не только отбивали атаки, но и выводили постепенно путающихся в подолах распустившихся стол женщин, пытающихся еще и сберечь прически, а следом выволакивали почтенных сенаторов и прочих гостей.

Октавиана его личная охрана и Дарий успели вывести в самом начале заварушки — Гайя проводила их глазами и вздохнула с облегчением.

Она радовалась, что с императором, когда дело заходило о вопросах безопасности, было легко — он доверял своей когорте и не спорил. Так и в этот вечер Гайя успела в очередной раз предупредить его, что опасность нападения сохраняется — и он улыбнулся ей:

— Как скажешь, очаровательный трибун. Тебе виднее.

— Благодарю, — почтительно склонила голову Гайя в соответствии с уставом, и приготовилась уйти.

— Скажи, трибун, — окликнул ее император. — А как получается, что дальше своего дворца я не могу чувствовать себя в безопасности?

— Трудно сказать однозначно, — ответила ему Гайя, бесстрашно глядя в глаза, умные и слегка усталые. — Но вот мне кажется, это участь любого правителя. Всегда будут недовольные.

— Возможно, ты и права… — пожал плечами Октавиан. — Хотя знаешь, иногда мне становится не по себе даже не от того, что вокруг бродят наемные убийцы, а от того, что спасает от них меня женщина.

— Это имеет значение? — в свою очередь пожала плечами Гайя.

— Знаешь, вряд ли. Раньше не был уверен, а теперь убедился.

Она отсалютовала ему, забыв, что стоит в нарядном вишневом одеянии, а в ее ушах мерцают серьги с такими же яркими рубинами.

И вот теперь Гайя рубилась рядом с Кэмом, потому что Рагнар, получив от нее приказ, уволок Марциала туда, куда показал ему Лонгин — его ребята успели уже зачистить некоторые помещения дома и выставить возле них охрану заново.

— Как они вошли? — крикнула Гайя Лонгину в тот момент, когда он поравнялся с ней. — Через канализацию?

— Ты не поверишь, нет! — хохотнул он зло и весело, нанося очередной удар поганцу, сунувшемуся было к Рагнару, закрывающему всем телом сенатора.

Разговаривать дальше было некогда, и Гайя в очередном провороте увидела, что кровь на полу возле Кэма не только принадлежит поверженным им врагам, но и ему самому — в боку мужчины чуть выше пояса, стягивающего в талии кожаные варварские штаны, торчала стрела. Она ощутила боль, как будто прострелили ее самою — и поняла, что Кэм ей дорог так же, как и Марс. Она даже не имела возможности сейчас броситься ему на помощь — врагов было действительно много, а большинство спекулаториев находились уже не в зале, а обеспечивали безопасность спасенных гостей и зачищали подступы к дому — все же патриций, устроивший праздник, жил не в самом плохом месте, на Велии, где практически каждый дом принадлежал богатым и знатным фамилиям. Гайя представила, какой переполох поднялся на оцепленных среди ночи улицах, когда мирно отдыхающих членов семейств тех, кто оказался на злополучной вечеринке, стали врываться с обысками спекулатории и поднимать рабов, пытаясь найти среди них кого-то хоть немного похожего на напавших.

За ее спиной раздался отчаянный женский крик. Один из последних оставшихся в живых или не скрученных ребятами поганцев держал, прижимая к себе, растрепанную женщину в съехавшей на сторону лимонно-желтой столе. Он приставил к её горлу нож и закричал, закрыв второй рукой рот бьющейся рыбой в его руках женщине:

— Я перережу ей глотку, если вы не отпустите меня вместе с сенатором Марциалом.

— Стой, — спокойно ответила ему Гайя, отводя в сторону руку с мечом, на который она успела поменять нож, подхватив у убитого ею поганца. — Давай поговорим.

— С бабой? Ну нет. Мне нужен сенатор. Пятьдесят тысяч сестерциев. Два хорошо подкованных коня. И возможность покинуть город по Аппиевой дороге.

— Однако, аппетит, — рыкнул Лонгин.

— Людей остальных всех вывели? — тихо поинтересовалась у него Гайя.

— Всех. Эта дура пряталась под столом.

Гайя приготовилась к долгим и осторожным переговорам и была почти уверена, что сможет не допустить гибели заложницы — но события стали развиваться с ураганной скоростью.

Злочинца что-то напугало — он заметил, что в каждом дверном проеме, у каждого окна и за колоннами находятся спекулатории, незаметно подтянувшиеся назад к залу, как только стало известно о заложнице. Но воины стояли спокойно, стараясь не производить лишних движений, и мужчина, с взведенными нервами и покрасневшими глазами, все же успокоился. Но тут раздался громкий и возмущенный мужской голос:

— Как это мне нельзя? Да ты понимаешь, с кем имеешь дело? Там моя драгоценейшая супруга!

Гайя слышала, как что-то ответили мужчине вполголоса, но это не возымело действия, и за дверями возникла быстрая потасовка, сопровождающаяся тихими односложными ответами спекулаториев и обильными громкими излияниями мужа несчастной заложницы, которого они пытались не пропустить в зал.

— Я знаю законы! Я римский гражданин, я плачу налоги! И я имею право! Я лично знаком с императором! Да вас всех утром же отправят строить крепости на Альбионе и даже дальше! Да Гиперборею пойдете завоевывать! Хотя куда вам, раз в Риме порядок навести не можете! Всех сгною в Маммертинской тюрьме, если хоть один волос упадет с головы моей дражайшей супруги!

Бандит, удерживающий женщину, которая при звуках голоса своего мужа забилась в его руках еще сильнее, запаниковал — он понял, что обложен со всех сторон и занес нож над горлом женщины.

Гайя бросилась вперед, сбивая его с ног, но она стояла дальше, чем Лонгин. Трибун накрыл собой женщину, а Гайя свалила злочинника с ног, проскользнув по гладкому полу и тоже падая, потому что знала, что сделает Таранис, который выжидал только одного — чтобы заложница оказалась в относительной безопасности. Но из-за разницы в расстоянии Гайя не успела на доли мгновения — когда она вскочила на ноги, оттолкнув труп, «помеченный» почерком Тараниса, тоже со стрелой в глазу, в спине Лонгина, накрывшего собой захлебывающуюся всхлипами женщину, торчал нож, загнанный туда по самую рукоятку. Римские доспехи были мало защищены со спины — считалось, что воин не станет показывать врагу свою спину, а наплечники, грудные и брюшные пластины выдержат удары.

К ним со всех сторон неслись спекулатории, зал наполнился людьми и голосами, но Гайя слышала их как сквозь туман. Она снова опустилась на пол, придержала плечи трибуна, пока ребята вытаскивали из-под него женщину и укладывали на носилки, принесенные почему-то вигилами. Поискала глазами Кэма — он удерживал двух взятых все же живьем наемников, и, превозмогая боль в простреленном боку, удерживался на ногах, хоть и привалился к стене.

— С ней все в порядке? — одними губами спросила Гайя у молоденькой девушки в грубой накидке из толстого льна, пока та приводила женщину в чувство, одновременно цепким взглядом окидывая неподвижное тело Лонгина.