– Погодка – что надо, – объявил Анчуткин, поглядев на небо.
Светила почти полная луна, и даже негасимая искра не понадобилась. Он кинул ее в металлическую кружку, а кружку передал мне. Я отошла в сторонку, пристроившись каком-то перевернутом ящике, а Бориска вышел в самый центр то ли круга, то ли овала, и что-то забормотал, подкидывая на ладони заветный петерсит.
Ничего не произошло, и я этому почти обрадовалась. Мне было ужасно неуютно, и всё время казалось, что кто-то за нами наблюдает – тайком, еле сдерживаясь, чтобы не хихикнуть в темноте.
Пусть лучше Анчуткин поиграет в камешки, немного огорчится, что ничего не получилось, и мы отправимся по своим кроватям. Я и так не слишком хорошо начала учебный год, чтобы еще оправдываться, почему лазаю по крышам на пару с одногруппником.
– Боря, – позвала я, решив, что момент для расспросов самый подходящий, – а что случилось с твоими родителями?
– Автомобильная катастрофа, – ответил он быстро и немного раздраженно. – Не мешай!
Я еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Зачем тогда звал, если я тебе мешаю?!
Стало темно и холодно, и я пожалела, что не взяла куртку. Луна спряталась в тучи, поднялся ветер, и негасимая искра в кружке затрепетала, как желтый березовый листочек. Ветер взлохматил Анчуткину волосы, и он стал похож на чертенка из мультика. Он держал на ладони камень и бормотал все быстрее и быстрее.
Раскат грома раздался прямо над нашими головами, и я от неожиданности чуть не свалилась с ящика. Следом грохнуло ещё раз, и ещё! И вдруг сразу три молнии прочертили небо!.. Кривые, блестящие, они ударили в бетон институтской крыши, метров за пять от Анчуткина.
– Борька!! – воскликнула я испуганно, а он обернулся через плечо, блестя линзами очков.
Ветер поднялся уже нешуточный, и из-за его рёва я не сразу расслышала, что кричит мне Анчуткин.
– Работает! – орал он, как безумный. – Работает! Смотри, как я могу!
А молнии били всё чаще, и тучи ползли почти вровень с крышей. Не стало видно звезд, и огни города мерцали, словно сквозь серую дымку.
– Смотри, как сейчас грохнет! – Анчуткин завертелся волчком, когда молнии ударили по краю круга – одна за другой, белыми и желтыми вспышками – ослепительными, пугающими!..
– Хватит! Хватит! – звала я Бориску, пытаясь перекричать ветер. – Сворачивай колдовство!
Но Анчуткин только упрямо мотнул головой и опять поднял руку к небу, начиная бормотать.
– Точно спятил! – разозлилась я и бросилась к нему, чтобы уволочь с крыши.
В это самое время что-то призрачное, с желтыми горящими глазами и оскаленной пастью, взметнулось в небо, набрасываясь на клубившиеся тучи – призрачный волк поднимался всё выше, уворачиваясь от молний и сгоняя в кучу облака.
Анчуткин сразу забыл радоваться удачному заклинанию и сунул петерсит в карман.
– Облачар! – почти взвизгнул он и бросился к двери быстрее меня.
Мы кубарем скатились по ступеням и захлопнули дверь с металлическими гвоздиками.
– Чуть не спалились! – Анчуткин забрал кружку с негасимой искрой и схватил меня за руку, увлекая институтскими коридорами.
– Это был Милян Маркович? – спросила я. – Он превращается в волка?
– И разгоняет грозовые тучи, – подтвердил Бориска. – Только ты об этом ничего не знаешь! И молчишь!
– А ты откуда знаешь?
– Птичка нашептала, – Анчуткин свернул еще два раза по коридору и остановился, глядя невидящими глазами. – Но сработало же!..
– Капец сработало, – подтвердила я. – Ты соображаешь, что было бы, долбани тебя молния?
– Но не долбанула, – ответил Анчуткин, широко улыбаясь.
Я посмотрела на него с сомнением. Точно ли это – ботаник Бориска в толстовке? Сейчас он выглядел иначе – движения стали резкими, быстрыми, и глаза горели ярко… будто светились изнутри…
– Здесь разойдемся, – почти приказал он мне. – Я в лабораторию – положу петерсит, а потом домой. А ты иди в общежитие, и никому ни слова!
– Даже Вольпиной? – съязвила я.
Но он не расслышал и бесшумно убежал в темноту – я не услышала шагов.
– Подожди! – зашипела я запоздало. – Искру-то забыл!
Ответом мне была мрачная тишина, и я покрепче прижала к груди металлическую кружку с негасимым артефактом.
– Безумный профессор, – проворчала я и пошла к корпусу общежития.
Совершенно провальная ночь. Ничего не узнала, чуть не попалась Облачару, ещё и дождалась, что Анчуткин начал мне приказывать. Анчуткин – приказывать!.. Я хмыкнула, удивившись, как меняет человека увлеченность любимым делом, и едва не упала, споткнувшись обо что-то мягкое – обо что-то, лежавшее поперек коридора.
Посветив искрой, я чуть не упала во второй раз – на полу, ничком, лежал профессор Облачар. Лежал – и не шевелился.
Сердце ухнуло и застучало в сумасшедшем ритме. Я вытерла рукавом вспотевший лоб и осторожно наклонилась над преподавателем. Что это с ним? Стало плохо? Но призрачный волк… Хотя, в прошлом году всё было так же – профессор рухнул прямо в лужу во дворе, а волк помчался разгонять тучи. Это как-то связано?..
Я знала о колдовском мире до обидного мало. И теперь понятия не имела, как поступить. Было ли это нормальным явлением для Миляна Марковича, или надо было звать на помощь?
На всякий случай я попыталась нащупать пульс у него на шее, вспомнив уроки ОБЖ в школе…
Свет фонарика ударил в лицо, и я чуть не уронила кружку, прикрывшись ладонью и одновременно пытаясь выбраться из полосы яркого света.
– Краснова?! – раскатистый бас прозвучал почище грома на крыше. – А ты почему здесь? И что с Облачаром?
Свет фонарика метнулся в сторону, и к бездыханному профессору склонился Быков, точно так же, как я, прощупывая пульс.
– Что произошло, Краснова? – он сунул фонарик мне в руку и попытался привести Облачара в чувство, похлопав по щекам.
От этого похлопывания голова у бедняги мотнулась из стороны в сторону.
– Вы поосторожней, – посоветовала я. – Шею ему не сломайте.
– Не сломаю, – озабоченно сказал он. – А ты что с ним сделала?! Заехала по мозжечку? Совсем спятила? Решила заехать в Особую тюрьму?
Не хватало только этого! Чтобы меня обвинили в нападении на препода!
– Это не я! – завопила я шепотом, не очень надеясь, что он мне поверит. – Он так и в прошлом году лежал, когда была гроза, и когда был призрачный волк!
– Какой волк? – не понял Быков.
– Сама не знаю, – покаялась я. – Тут все так странно, до сих пор не привыкну. Но я его нашла таким. Позовем кого-нибудь? Ректора?
– Можно и ректора, – Быков усадил Облачара, подперев его плечом. – Как будешь объяснять, зачем ночью бродила на двадцатом этаже? Я вот дежурю сегодня, а ты?
Он пристально посмотрел на меня, и я почувствовала, что заливаюсь краской до ушей. Надо быстренько что-то соврать… прямо молниеносно соврать…
В это время Облачар глубоко вздохнул и поднял руку, слабо отмахиваясь от кого-то невидимого.
– Очухался! – расплылся в улыбке Быков. – Ну, значит, есть надежда, что обойдемся без Особой тюрьмы. Как вы, Милян Маркович? Сами встать сможете?
– Смогу, – кряхтя отозвался профессор. – Очки… где-то тут мои очки…
– Вот они, – я подобрала валявшиеся рядом с ним очки и подала ему.
– Краснова?! – подскочил Облачар, как ужаленный. – Вы откуда здесь?! – он надел очки и уставился на меня, не веря глазам. – Вы… вы… да как вы…
– Нет, она тут ни при чем, – оборвал его Быков. – Краснова пришла вместе со мной, мы вас вместе нашли.
– А… а… – профессор посмотрел на него с ужасом.
– Всё хорошо, – успокоил Быков, – давайте-ка я помогу вам подняться…
Пока Облачар пытался устоять на подгибающихся ногах, Быков шикнул на меня, указывая взглядом в сторону лестницы. Я поняла без слов, и бросилась бежать со всех ног.
– Теперь пойдем, осторожненько… – слышала я голос Быкова. – Что же вы так неловко-то? В вашем возрасте…
Только сбежав вниз на пять пролетов, я остановилась и отдышалась. Будем надеяться, что Облачар поверит Быкову. А что? Я пришла вместе с преподавателем. Может, у меня тоже индивидуальное обучение. Не только же Кариночке по вечерам заниматься!
