Иду за мечтой (СИ) - Велесова Светлана

Взглядом обвела кухню в поисках полезной утвари. Ухваты, котелки, сковородки мне точно ни к чему. Взгляд остановился на резном буфете с посудой. Там, словно в витрине магазина, стоял красивущий и дорогущий расписной фаянсовый сервис на двенадцать персон. К нему ещё был мельхиоровый набор столовых приборов. Берегли их как зеницу ока и доставали по самым важным праздникам. Стоит он наверно дорого но нужен ли он кому-то в городе? А то прибуду в Борден с сервизом в мешке, а он там никому не нужен. Зато будут у меня две дюжины тарелок и дюжина расписных чашек, с которых есть нечего.

Фыркнув от смеха, отбросила упавшую косу за спину и вернулась к разделке рыбы. Замороженный кусок резался с трудом, пальцы покраснели от холода, но я не сдавалась. Орудуя тем самым кухонным топориком отделила мясо от хребта, уложила кости и плавники на дно котелка, залила водой из кадки и отправила в печь томиться. Пусть сначала бульон наварится, потом его процежу, добавлю горсть овса, филе рыбы и будет вкуснотища.

В ответ на такие мысли в животе забурчало. Зачерпнув кружкой воды от души напилась, заглушая голодные позывы. Теперь, когда уха готовится можно поискать в доме что-нибудь более полезное чем сервиз.

Оказалось добра у нас много. В родительской спальне на стене висели часы, которые я кажется с осени не заводила, на комоде стояла масляная лампа с красивым плафоном из цветного стекла. Сундуки до верху набиты одеждой и постельным бельём из тонкого сатина. У братьев в комнате тоже обнаружились сундуки с одеждой, вся добротная, и почти не ношенная, штаны из тонкой шерсти, рубашки с воротами вышитыми красивыми узорами. Присев на пол, провела руками по вещам, нащупала что-то твёрдое и извлекла из- под одной рубашки пару глиняных расписных свистулек в виде смешных птичек.

Я их помнила. Мне было девять, когда родители впервые взяли с собой на ярмарку в Борден. О том путешествии я сохранила самые светлые воспоминания. Целый месяц сказочного путешествия по лесам и три дня в городе, который до глубины души поразил мою детскую душу. Огромные трехэтажные каменные дома, камнем выложенные улицы, широкий мост, по которому с лёгкостью проезжали телеги в обе стороны. Стража в остроконечных шлемах и кирасах, с пиками и секирами, начищенными до такого блеска, что сияли на солнце. Ничего такого в нашей деревне и в помине не было. И огромный, на две площади, яркий и пёстрый от товаров шумный рынок, где нам купили эти свистульки. а мне ещё невероятно красивую куклу с фарфоровой головой и ручками. Свою свистульку я разбила, а куклу подарила сестрёнке когда ей исполнилось два годика, с ней её и похоронили. Чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы захлопнула крышку и опрометью бросилась вон из комнаты.

Не смогу я ничего взять из дома. Любая вещь будет напоминать о прошлом, от которого я хотела убежать. Постояв в тёмном коридоре второго этажа, утёрла слёзы и пошла в комнату бабушки с дедушкой. Там было то единственное, что решила взять с собой на память.

В комнате всё было так же, как я её оставила после похорон дедушки, только пыли прибавилось. Цветные занавески на окнах, огромная дубовая кровать с резным изголовьем накрыта стёганым покрывалом и сверху гора подушек почти до потолка. Напротив огромный комод с зеркалом над ним, латунные подсвечники с воткнутыми свечами. Отдёрнув занавески, чтобы впустить немного света осмотрелась в поисках шкатулок. Бабушкину с рукоделием приметила сразу, она стояла на сундучке подле кровати, а вот дедушкину, где он хранил монеты, пришлось поискать. Обнаружилась она в потайной комнате за стенкой, где на городской манер хранились вещи. Не в сундуках, как принято у деревенских а на вешалках и полках. Вот на самой высокой полке, почти под потолком я её и нашла.

Спустившись в горницу, поставила шкатулки на стол. Ухой пахло одуряюще вкусно. Взяв ухват, достала котелок из печи. Аккуратно шумовкой вынула все кости, насыпала раздавленный, чтобы варился быстрее, овёс, добавила рыбное филе, посолила и отправила обратно в печь доготавливаться.

Вытерла руки полотенцем и присев на лавку, потянула к себе дедушкину шкатулку. Дерево было старым, потемневшим от времени. Не воском натёртое, а покрытое настоящим лаком. Тонкая резьба на крышке изображала медведя в дремучем лесу, получалась настоящая картина, а по бокам затейливый узор. Нам с детства строго настрого внушали никогда её не трогать, не открывать и тем более ничего оттуда не брать. Поборов чувство, что делаю что-то запретное, с внутренним трепетом попробовала открыть шкатулку… и не смогла.

— Как так? Замка же нету.

Повертела рассматривая со всех сторон, но замка не обнаружила. Может крышку надо снять? Попробовала и опять не получилось. Уже без всякого почтения, зажала шкатулку между колен и потянула крышку, но та не поддалась. Я тянула и трясла сначала осторожно, потом изо всех сил. Что-то внутри гремело, по звукам похоже на бумажные свитки, но крышка не поддавалась, словно приклеил кто. Подойдя с шкатулкой к окну повернула к свету и стала рассматривать щель, но нигде остатков клея не обнаружила. Странно то как. И что делать? Страсть как хотелось посмотреть что там внутри. Но и ломать жалко, память всё-таки. Ладно, потом решу как её открыть. Раз шкатулка теперь моя время подумать как это сделать есть. Завернув полотенцем, уложила на дно мешка, в который собиралась паковать всё что возьму с собой.

В бабушкиной шкатулке с рукоделием секретов не было. Открыв, стала перебирать содержимое. Подушечку утыканную, как ёж, иголками и нитки тоже упаковала в мешок, предварительно воткнув иголки так, чтобы не уколоться, и для верности обернув полотенцем, туда же завернула двое ножниц: одни портновские, другие для ногтей. Были ещё в шкатулке цветные катушки дорогих шёлковых ниток, клубки шерстяной пряжи, спицы и незаконченная салфетка, с воткнутым в неё крючком. Осторожно вынула её и развернула на столе, любуясь работой. Помню бабушка вязала её вечерами, ожидая вестей с полей сражений, а как узнала о гибели сына и внуков больше не доставала.

Сглотнув образовавшийся в горле ком, отложила рукоделие в сторону. Я хоть и умела шить, вязать и вышивать, только не слишком любила. Очень долго я была единственной девочкой в семье которую дед, отец и двое старших братьев баловали на все лады. От того я и тянулась больше к мужскому ремеслу. Умела из лука стрелять, и в лесу выживать, силки на дичь ставить и рыбу удить.

Очнувшись от горестных воспоминаний, убрала салфетку обратно в шкатулку и захлопнула крышку. Достаточно того, что уже взяла. И так мешок наполовину полон. Одеяло обвяжу верёвкой и прикреплю сверху, а внутрь положу все соболиные шкурки, что удалось добыть за зиму, с этим и пойду. Меха в городе продавать намного выгодней, чем подсвечники или кухонную утварь. Но неужели я и правда готова уйти из дома куда глаза глядят? Бросить всё что моя семья наживала с таким трудом?

Подумала и словно в ответ на мысли в сенях хлопнула дверь.

— Кто там?

Не дождавшись отклика, осторожно вышла из комнаты и всмотрелась в полумрак сеней. Дверь закрыта и никого. Только краем глаза увидела, как тень метнулась в тёмный угол и исчезла. Чувствуя, как страх мурашками пробежал по спине попятилась обратно в горницу и прислонилась к печке. Бабушка говорила, если нечисть начинает чудить, жди перемен в жизни. И словно подтверждая досужие суеверия, хлопнула ещё одна дверь, теперь на этаже.

Случись это раньше, я бы поняла к чему. Примета такая, если в доме девушка на выданье и в доме начинают ни с того ни с сего хлопать двери и биться посуда, жди сватов. Но сейчас мне и даром такого счастья не надо. За кого замуж то идти? Ивану, как и мне, семнадцать зим, Федьке вообще пятнадцать. Они хоть и работящие, но какие из них женихи? Значит решено, по весне отправлюсь в Борден.

Вновь хлопнувшая дверь в сенях, заставила подпрыгнуть от испуга. Скрипнули ступени и раскрасневшаяся от мороза тётя Маруша, вошла в горницу.

— Милеша, вот ты где, хорошо в лес не ушла. — На ходу расстёгивая овчинный тулуп и снимая с плеча сумку, поставила её на стол.