Дом призрения для бедных сирот-2 - Орланд Лилия

Узнала её и без вывески. По запаху.

В нос ударил сногсшибательный аромат пряностей, шоколада и летавшая в воздухе взвесь из мелких пылинок, что неизменно возникает при пересыпании муки и круп. Я несколько раз чихнула, прикрываясь свёртком с курами.

– Будьте здоровы, сударыня, – пожелала мне полная румяная женщина с толстой косой, закрученной в узел на затылке.

– Спасибо, – я улыбнулась, – и доброго дня.

– Доброго, – охотно откликнулась она. – Чего желаете?

Я окинула взглядом прилавок, уставленный разного размера плетёными ёмкостями с сушёными фруктами, орехами, специями, колотым шоколадом. На боковых полках глаз радовали банки с разноцветным мёдом, яркие коробочки с надписями «Чай», «Кофий», «Заморские лакомства».

Тоскливо вздохнув, я оторвала взгляд от кофия и перевела на открытые мешки, стоящие у подножия лавки. С мукой и разными крупами.

И снова вздохнула.

– Нам нужно много всего, но монет у нас мало.

– Тогда сначала выберите самое необходимое, а потом – добавите, на что хватит, – посоветовала торговка.

Такой подход мне понравился, как и сама женщина – полная противоположность первого продавца. В ней не было желания выудить у нас всю наличность, нажившись за наш счёт, и это импонировало.

– Нам нужна мука, крупы, масло, – начала перечислять я и поняла, что на большее денег вряд ли хватит.

Ведь на продукты осталось только четыре монеты. И ещё одна мне нужна, чтобы отправить письмо в Министерство народного просвещения. Хорошо бы купить чернил, чтобы не писать карандашом. Однако в нашей ситуации чернила являются такой же роскошью, как и рябчики.

Торговка вопросительно смотрела на меня, ожидая продолжения списка, но я её разочаровала.

– На этом всё. У нас всего четыре серебряных монеты.

Называя сумму, я рисковала. И боялась, что на приятном лице женщины сейчас появится то же выражение, что у предыдущего продавца. К счастью, моё опасение не оправдалось.

– Может, тогда вместо круп возьмёте овса? Он дешевле, больше выйдет. А коли ребятишкам кашу варить, так его смолоть можно.

– Да, ребятишкам, – улыбнулась я, обрадованная, что удастся сэкономить и взять количеством.

– Сколько их у вас? – на румяном лице торговки тоже расцвела улыбка.

– Девять, мы из дома призрения.

– Сиротки, значит, – кивнула своим мыслям женщина и крикнула куда-то за спину: – Эй, Вагур, иди-ка сюда!

Откинув рогожу, в лавку вошёл высокий худой подросток с длинным носом и торчащими из-под шапки ушами. У него было недовольное заспанное лицо.

– Чего, мам? – пряча зевок, спросил он.

– Отмерь-ка два пуда овса, да поживее! – велела женщина строгим тоном, в котором слышалась нежность. И добавила с теплом в голосе, когда подросток ушёл: – Вагурка, сынок мой единственный.

– Очень симпатичный мальчик, – ответила я, не зная, что ещё сказать.

– Отец-то его помер, одни мы остались, – продолжала откровенничать женщина и вдруг предложила: – А давайте я вам позапрошлогодних сухофруктов отсыплю? Они на продажу уже негодные, сухие больно, как деревяшки, а на компот ребятишкам сойдут.

Я застыла, подбирая слова для отказа. Без сухофруктов мы обойдёмся как-нибудь, лучше муки побольше взять.

– Да вы не переживайте, – разгадала мои сомнения торговка, – без денег это. Они ж негодные, за что брать? А ребятишкам в радость.

Ответить я не успела. Пока пыталась преодолеть шок, подбирала слова, женщина уже скрылась за рогожей.

– Чой это, госпожа директриса, – тихим голосом спросил возница, о котором я почти забыла. – Прям-таки без денег?

– Похоже на то, Вителей, похоже на то.

Торговка вынесла два мешочка и протянула мне.

– Вот, тут сушка, а тут орехи старые, но без плесени. Берите, – она улыбнулась. – Найдёте, где применить.

Я наконец отмерла и рассыпалась в благодарностях доброй женщине. На что она только отмахнулась и занялась отмериванием муки.

До Рыжухи нас провожал Вагурка, тащивший за собой тележку с двумя пудами овса, пудом муки, бочонком растительного масла и мешочками с даровыми гостинцами.

А я про себя думала, что теперь у нас будет самый настоящий праздник. Если не с тортом, то с пирогом точно.

Глава 2

Пропажу я заметила, когда мы уже тронулись места.

– Вителей, подождите! А где мой портфель?

– Тпру, Рыжуха, стой! – возница натянул вожжи и обернулся. – Чего-то забыли, госпожа директриса?

– Портфель мой, говорю, с которым я приехала, вы его не видели?

– Не видел, – Вителей покачал головой, а потом нашёлся: – Дык, может, заставили мы его? Вона сколько накупили.

Пришлось перебирать мешки со свёртками, выкладывая на снег. Портфеля под ними не оказалось.

– Я вернусь, посмотрю на стоянке, – сообщила старику.

А сама побежала обратно. Хорошо, что не успели далеко уехать. Если обронила, наверняка там и лежит.

Однако на стоянке портфеля тоже не было. Его не видели ни малочисленные покупатели, выходившие с рынка и шарахавшиеся от странно одетой дамочки, бросавшейся к ним наперерез. Не видел и угрюмый бородатый работник рынка, кативший перед собой наполненную мешками тележку и безмолвно покачавший головой в ответ на мой вопрос.

Я остановилась, чтобы подумать. Если восстановить в памяти минувшие события, можно вспомнить, где именно оставил потерянную вещь.

С портфелем всё обстояло очень плохо. Получалось, что я забыла его в санях, где мы с Вителеем уже искали. Да, он так и остался лежать на сиденье, когда я пошла на рынок. Ещё иронизировала над стариком, что Рыжуха не убежит. А вот портфель куда-то убежал.

Обратно шла, предаваясь унынию. В портфеле лежали мои документы, которые я взяла с собой, чтобы показать градоначальнику. Желание свалить вину на Монта было велико, но абсолютно бессмысленно. Он тут ни при чём.

Я ротозейка. Как можно оставить без присмотра столь важные бумаги? Клуша. Глупая курица. У тех безголовых с рынка мозгов больше, чем у меня.

Ругала себя до самых саней, но делу это не помогло.

– Вителей, куда здесь обращаются, если украли документы? – я даже забыла, что должна знать о таких нюансах. Однако меньше всего сейчас думалось о сохранении своей тайны с потерей памяти.

– Дык это, – подумав, выдал он, – городового надо кликнуть или дворника, а то и к околоточному ехать, заявлять о краже.

Я представила, сколько бюрократической волокиты мне теперь предстоит, и тяжело вздохнула. А что ещё я могла сделать? Только вздыхать.

Если б сразу спохватилась, возможно, был шанс поймать преступника по горячим следам. Но мы закупались не меньше часа. Вор давно убежал, распотрошил портфель, выяснил, что там нет ничего ценного, и выбросил где-нибудь в тихом месте. Только и надежда, что полицейские прочешут эти «тихие» места и найдут мои документы.

И надежда эта, честно говоря, весьма слабая.

Я посмотрела на чистое зимнее небо, на солнце, клонившееся к закату и обещавшее, что через час-другой уже стемнеет.

И решила:

– Давайте заедем к околоточному, напишем заявление, если это не слишком долго.

Вителей нокнул Рыжухе, и сани покатились по улочкам сонного городка, который больше не казался мне ни уютным, ни предпраздничным. Мысль, что я лишилась документов и не знаю, как теперь быть, пугала.

Я почти смирилась, что ничего не помню о прошлом, однако у меня оставалась надежда. Даже если память не вернётся, то смогу когда-нибудь поехать в столицу и попытаться выяснить что-то о себе. Как без паспорта доказать, что я это я, а не кто-то другой, не представляю. Особенно, учитывая, что и сама не знаю, кто я такая и как здесь оказалась.

Вителей привёз меня к зданию полицейской управы Соснового бора. Как я узнала позже, околоток являлся его частью, а околоточный надзиратель был кем-то вроде нашего участкового.

В этот раз старик категорически отказался покидать сани с продуктами. И я его понимала. Лучше подождать на морозе, чем, едва получив надежду наесться досыта, снова её потерять.