После скудного завтрака, который мне сегодня достался, кофе был очень кстати. Но с чего вдруг? Как-то у нас до сих пор не было принято обмениваться подарками.
– Посмотри, чему я научилась, – глаза Мартины сияли.
Она отступила от прилавка на шаг, зажмурилась от усердия, хлопнула в ладоши, и в разные стороны брызнули яркие разноцветные искры, получился маленький фейерверк. Огоньки погасли, не долетев до пола, последним сдался зеленый.
– Ого!
– Нет, подожди! – попросила она, хотя я совершенно точно никуда не спешила. – На экзамене в академию нужно показать не пшик, а настоящую иллюзию.
Мартина прикусила губу, снова хлопнула в ладоши, и в этот раз появился один фиолетовый огонек. Разрастаясь, он вытянулся, формой стал напоминать бутон, даже прожилки потемнели, добавляя сходства, а затем лепестки раскрылись, мелькнула ярко-желтая сердцевина, и цветок рассыпался.
– Вот это да, здорово! – воскликнула я и сразу вспомнила, что моя собственная брошюрка с магическими заклинаниями так и лежит в тумбочке.
Боюсь, я первая попаданка в истории, которая могла бы изучать магию, но никак не может выделить на это время. Вот обещаю, сегодня же вечером, как только закрою лавку, займусь. Ну, скорее всего. Если, конечно, тапочки не пристанут с нравоучениями или кот чего-нибудь не отчебучит. Впрочем, даже если так, займусь обязательно!
Такое я дала себе обещание. А ведь надо было предположить, что в этом мире строить какие-то планы – глупое занятие. Как бы ты все ни распланировал, обязательно случится какая-нибудь неожиданность.
О неожиданностях я не думала, а просто ждала новых покупателей. И они не замедлили появиться.
От следующей посетительницы я шарахнулась и испуганно проговорила:
– Набор я вам не продам! – А потом, вспомнив, добавила: – И… разве вы не в тюрьме?
На моем пороге стояла Фиора Нокс, главный редактор местного вестника и кажется, моя злейшая врагиня.
Все такая же пепельная: невзрачные русо-серые волосы стали словно короче, а песочно-бежевый костюм, мне показалось, успел выцвести еще на полтона. Для разнообразия вместо массивных сережек-шариков Фиора выбрала массивные сережки-кубики.
В последний раз мы виделись, когда она пыталась ограбить лавку. Правда, потом выяснилось, что на не со зла, и вообще, ради благородного дела, но впечатлений мне хватило.
Брови Фиоры удивленно поползли вверх. Кажется, она не ожидала такого приема.
– А вы разве не знаете? Я думала, инспектор все вам рассказал.
И опять инспектор…
– Ничего он мне не рассказывал, – буркнула я. Говорить о том, что он здесь даже не появлялся, я не стала.
– Ни в какую тюрьму меня не посадили. Инспектору удалось замять это дело. Отделалась небольшим штрафом, но главное, Марианна спасена.
Фиора улыбнулась радостно и открыто, похоже, и правда была рада за девушку. Мое сердце затрепетало. Значит, получилось. Девчонка из моего мира попала домой, и для этого ей не пришлось выполнять никаких дурацких планов. Вообще ничего не пришлось. Нет, совершенно очевидно, мне было о чем поговорить с инспектором. Может поэтому он и не является ко мне так долго?
– Значит с ней все в порядке и она уже дома, – проговорила я задумчиво.
– Да-да, именно. Лучшие маги нашего магистериума занимались этим вопросом. А насчет в порядке… – на лице ее появилось озабоченное выражение. – Граф Керт сказал, что она была вроде как не в себе, бормотала что-то бессвязное о какой-то опасности.
– О какой опасности?
Она вздохнула.
– Увы, маги ничего толком не разобрали. А самого графа там не было.
Сердце пронзила обида. Вредной тетке, которая изводила меня, писала пасквили в своей газете и даже пыталась ограбить он все рассказал и… удивительно, нашел для этого время. А на меня времени не нашлось. И теперь уж никак не объяснишь это важными делами.
От обиды и еще какого-то неясного мне, но чертовски неприятного мне чувства я закусила губу.
– Маша, – вдруг позвала меня Фиора.
Я вскинула на нее удивленный взгляд. Вот уж не думала, что она знает мое имя.
– Вы ведь знаете, что у инспектора нет сердца.
Я вспыхнула. Неужели она подумала, что я… Что я и он… Что я в него…
– Мне нет абсолютно никакого дела ни до инспектора, ни до его сердца, – отчеканила я.
Фиора улыбнулась грустно, и как мне показалось, с сочувствием.
– Вот и хорошо, – сказала она и попрощавшись, покинула лавку, оставив меня в растрепанных чувствах.
У инспектора нет сердца… Сколько раз я уже слышала эту фразу, сколько раз огрызалась: «Да какое мне до этого дело». Но полный жалости взгляд Фиоры кажется, окончательно выбил меня из колеи. Наверное, следовало признаться хотя бы самой себе: не так уж мне и безразличен чертов инспектор с его сердцем Шредингера, которого вроде бы как нет. Но это не мешает ему проявлять вполне себе человеческие эмоции. Ту же Фиору он не оставил гнить в тюрьме, явно напряг какие-то свои связи, чтобы ее выпустили, понимая, что на крайний шаг она решилась ради подруги, и в целом ее поступок вполне можно считать самоотверженным. Или тот дорогущий перстень… Он ведь купил его, чтобы помочь мне скорее насобирать денег на освобождение. А еще кофе, которым меня исправно снабжали первые недели моего печального существования в лавке. Я даже подумала, что это вроде как проявление симпатии. Вот и зря подумала.
Весь день инспектор не шел у меня из головы. Я приветливо улыбалась покупателям, что-то продавала и даже поддерживала беседу… Но мыслями была далеко. Где он шляется? Почему не нашел минутки меня проведать? Даже жидкий суп, выданный мне скатертью в качестве обеда, не вызвал досады. В конце концов, какая разница? Еда – она и в Африке еда.
К вечеру я была совсем измотана. За окном уже стемнело, но возвращаться в комнату не хотелось. Хотелось пройтись, подышать свежим воздухом, попытаться привести в порядок мысли, прогулки мне в этом всегда помогали. Я вышла из-за прилавка, сбросила тапочки и стала шнуровать кроссовки.
– Куда собралась на ночь глядя? Порядочные девушки так поздно не гуляют, – привычно заворчали мои пушистые дуэньи.
Ссориться не хотелось, так что я сказала преувеличенно бодро и весело:
– Я ненадолго. Вы даже соскучиться не успеете.
Распахнула дверь, сделала шаг на крыльцо и так и замерла с зависшей ногой.
Благоустроенного домика со скамейками, цветами, фонариками и белым заборчиком не было. Был лес. Корявые стволы деревьев хорошо просматривались в тусклом бледно-голубом свете, исходившим от фосфоресцирующего лишайника. Ни единого листочка, сплошные изломы ветвей и странные будто живущие собственной жизнью черные тени. Издали докатился не то крик птицы, не то стон зверя. Совсем рядом оглушительно треснула ветка.
Я в ужасе захлопнула дверь, привалилась к косяку и часто задышала, пытаясь прийти в себя.
– Что, передумала? И правильно, нечего в такую темень девушке одной делать на улице, – обрадовались тапочки.
– Там… там нет улицы, – едва слышно проговорила я.
Голос дрожал, и руки дрожали, и вообще вся я дрожала.
– Что за чушь! – фыркнула одна из тапочек. – Куда же она могла деться?
– Это не она куда-то делась, это мы куда-то делись… Там страшный лес и ухает что-то. Там жуть ужасная, – срывающимся голосом говорила я.
– Переработалась, девонька, уже и мерещиться что-то. Это, наверное, с голодухи. Все-таки скатерть с тобой слишком сурово обошлась.
– Не верите? – возмутилась я. – Тогда посмотрите сами.
Я подхватила тапочки в руки и распахнула дверь. Только вот никакого леса не было, был привычный дворик, со всеми полагающимися ему клумбами, скамейками и фонариками. Я медленно закрыла дверь.
– Переработалась, – вздохнула одна из тапочек. – Ступай-ка в комнату, а мы уж попробуем скатерку уговорить.
– Да-да, это ведь все котище натворил. А ты что? Ты просто спала.
Голоса тапочек почему-то успокаивали. А может, и правда мне все это показалось, померещилось? В конце концов, в последнее время было столько потрясений.
