Счастье за грош (СИ) - Бурова Дия

— Гляди-ка, научение по подражанию, — заметил Олег и последовал за Настей, на ходу нацепляя очки. — Погоди, я пойду первым.

— Но у меня стройные ножки, есть, на что посмотреть снизу, или ты стесняешься?

— А если там Серый волк? — зашептал Олег, преграждая ей путь наверх и всматриваясь в темноту.

— Я с детства по этой лестнице поднимаюсь, и со мной ни разу ничего плохого не случилось, — ответила она, почему-то тоже шёпотом, и хотела уже добавить, что всё это глупости, но Волоцкий притянул Настю к себе. — И потом, если там злой волк, в очках с ним драться будет несподручно, — предупредила тихо напоследок.

— Может быть, как раз в очках всё и заключается! Забью на месте интеллектом, — сообщил провожатый, но ещё раз глянув по сторонам, а также на пол, спрятал свою оптику в нагрудный карман кожанки и, подхватив «добычу» на руки, начал восхождение.

— Теперь я понимаю, «с какой стороны», — почти промурлыкала она и склонила ему голову на грудь.

«Какое счастье, что этаж всего лишь третий!» — думала Настя, потому как Олег, по её ощущениям, мог вот так идти и идти, будь лестница бесконечной. — «Мы сейчас запрёмся от всех, и нас никто не найдёт. И у нас будет только одна ночь, когда можно всё, и сняты все запреты… А завтра…»

А завтра она пойдёт к таинственной огнекудрой даме и вернёт ей полезную мелочь, и будет умолять освободить Олега от непрошеной любви, и, наверное, тоже получит горсть мелочи обратно, как свидетельство, что сделка расторгнута.

Пока возилась с ключами, скрипнула соседская дверь, морщинистая бабка выглянула наружу, точно крыса, высматривая и вынюхивая. Настя слышала звук, но не повернула головы, Олег прикрыл одноклассницу спиной, получив в неё порцию подозрения и яда. Задержавшись на пороге, он о чём-то на сущие мгновения задумался, но всё же ступил внутрь и затворил за собой.

— За всеми следит и ненавидит всё живое, — пояснила Настя, отодвинув гостя от замков с цепочкой.

Затем на ощупь замкнула и нижний и верхний.

Олег положил ей руки на плечи.

— Свет где?

— Зачем! — вымолвила Настя.

— И в самом деле! — отозвался он и принял у неё куртку с капюшоном, наугад повесил на какие-то крючки и не ошибся.

Затем он избавился и от кожанки.

— Ты прав! Этот свитер никуда не годится. Мода восьмидесятых, должно быть. Дышать в нём невозможно. Помоги!

В потёмках их ладони встретились у неё же на талии. Настя потянула ненавистный свитер вверх. Олег помог и с этим несчастьем.

— Тебе водолазка не жмёт? — проговорила она, проведя ладонью по материи и всюду ощущая под ней твёрдые валики мускулов и ни складки жира.

— Жарко очень, — согласился Волоцкий и стянул с торса эту ненужную деталь.

Она прижалась ухом к его широченной груди, вслушиваясь в неистовый стук, потом коснулась губами, и, затем, языком, солоноватой кожи. Олеговы пальцы проникли в её густые волосы, дыхание участилось, затем он припал к гордой и теперь уже лишённой всякой защиты шее, как вампир. Настя выгнулась, подставляя и грудь под всё новые и новые ласки.

— Может в душ? — прошептала она.

— С тобой вдвоём охотно, — отозвался Олег, освобождая её от лифчика и награждая то неистовыми поцелуями, то нежными прикосновениями все открывшиеся ему перспективы.

— Ванная маленькая, — предупредила владелица квартиры.

— В тесноте, да не в обиде, — парировал Волоцкий, стаскивая видавшие виды джинсы с её обольстительных бёдер.

Слезы застилали прекрасные Настины глаза и падали жемчужинами на вздёрнутые в исступлении груди. Когда оказали в ванной, она снова подставилась под россыпь страстных поцелуев, возгораясь и воспламеняясь от каждого нового всё сильнее и сильнее.

Там она всем телом прижалась к мужчине, ощутив твердь, воспрявшую у него между ног.

Всё так же в темноте, хотя дверь они оставили открытой, да и сквозь мутное окно, обращённое на кухню, проникал предвечерний свет, Олег пустил воду, сначала под ноги, она ещё была холодна, но потом потекла тёплая и желанная. Предоставив Насте свободу действий, он взялся за душ и пустил волнующие струи ей по спине, поднялся до плеч, потом и сам подставился под это течение.

Настя повела рукой и задвинула занавес. Так стало совсем тепло, но едва ли от паров, ибо она вырвала у Олега из рук распылитель и бросила его под ноги, где тот продолжал извергать влагу. Следом они слились в объятиях, уже не раскрывая глаз. Она ощутила, как мощные руки Олега подхватили её за бёдра и приподняли, осторожно усаживая на восставшее естество, и как медленно, придерживая, опускают вниз.

Проникновение было плавным и глубоким, и сначала оно породило из Настиных уст, иссушенных долгим воздержанием, стон, полный восторга и сладострастия. Он тут же поймал эти губы в свои, словно бы хотел вобрать в себя её несбыточные желания и осуществить их, раз уж сама судьба бросила эту женщину ему в объятия, даря ей истинное наслаждение. Прижав Настю к стене, всё ещё придерживая на весу, он начал двигаться, каждый раз затем исторгая из её груди новый стон, погружаясь вместе с ней в пучину страсти, отворяя ворота в необъятный мир блаженства и восхищения…

Познав саму себя в его опытных руках, но, не мучаясь догадками об истоках Олегова искусства, Настя много раз за этот вечер и последующую ночь содрогалась от яростных приступов первобытного наслаждения и предавалась бы им, будь на то еще силы, до самого рассвета. Олег почти не давал ей передышки, показывая чудеса выносливости и стойкости, она же изливала всю себя, пока, наконец, не забылась в его объятиях, счастливая и умиротворённая.

Очнулась Настя скорее от проникающего в комнату морозного, по-зимнему свежего воздуха, чем от ощущения наступившего одиночества. За все последние годы она так привыкла к этому чувству, что не сразу осознала и исчезновение Олега, и всё, случившееся и пронёсшееся, как ветер без следа, накануне.

Сжавшись в комочек, укутавшись в одеяло, ещё хранившее чужой запах, она по крупицам восстановила мозаику минувшего вечера и канувшей в никуда ночи.

Занавеска колыхалась, и оставалась смутная надежда, что Волоцкий просто приоткрыл форточку, а сам уже варит ароматный кофе на кухне. Она вскочила, нагая, прекрасная, грациозная. Бросилась к окну, раздвигая, словно кулисы, тюль…

Сумерки ещё висели над городом, хотя то тут, то там в окнах квартала вспыхивали первые огоньки, но едва ли кто из горожан в этот ранний час сумел бы оценить её идеальные формы.

Сквозило с балкона, дверь на который была неплотно прикрыта. Настя шагнула навстречу утру и холоду, снежинки пали ей на грудь и поползли маленькими капельками. А когда глянула вниз, то у босых ступней обнаружила длинный и широкий след, точно Олег лишь выходил покурить или просто зачем-то ещё.

Она кинулась на кухню, но уже в прихожей поняла, что дом пуст, ни звука, ни света, ни запаха. Хотя нет, эта одинокая роза в самой лучшей вазочке всё ещё напоминала о вчерашнем безумстве.

В ванной царил разгром, она не стала прибираться, а сразу встала под горячий искусственный дождь, спрятав лишь длинные волосы от его живительного действия, потому как на возню с ними уже не хватало времени.

«Ну, вот и всё! Так, пожалуй, лучше и меньше будет болеть…» — подумала Настя, накинула махровый халат и направилась к плите, бросив тут же взгляд на часики.

Она, если поторопиться, успевала на обе электрички, и серпуховскую, и тульскую. Тем более что в понедельник всегда был «санитарный час», и начинали работу с десяти.

И тут Настя поймала себя на мысли, что дверь, стало быть, не заперта, и надо хотя бы сейчас…

— Дёрни, деточка, за верёвочку… — сказала уже вслух, зажигая свет в прихожей.

Олеговой куртки на месте, конечно, тоже не оказалось, но вот странность, все замки были защёлкнуты, лишь порванная цепочка ничем уже могла помочь.

В то же мгновение она удивилась ещё боле, поскольку заслышала отчётливую и призывную дробь в оконное стекло. Глянула снова на кухню. Нет, на освещённом уличным фонарём подоконнике не было никаких голубей.