Осколки тени и света (СИ) - Вересень Мара

– Лучше б ты девкой был, – приговаривала бабка, заставляя его пить всякую бурду, чтоб другая бурда не снилась и не виделась. А еще учила, как варить бурду, чтоб не спать, и сколько всю эту бурду можно пить, чтоб крышкой не хлопнуть. Бабка была спец по бурде и терпеть не могла грязи.

Когда рядом с пустошью жить стало совсем невозможно, они всей деревней откочевали к подножию хребта, к границе, где их драконы и отловили. Ему тогда было лет десять или больше. Ине всегда путался, потому что бывало, что ему то десять, то пятьдесят, то несколько сотен, смотря кто в него во время сна влезет.

Поселок в горах оказался приличный, их никто не трогал с полгода, а потом началось. Драконы делали примерно то же, что и вечные, кровь брали, уводили тех, кто помоложе. Когда принялись за детей, бабка, как только ночь настала, изрисовала его очередной дрянью, которую в подвале варила, сунула в руки рюкзак и Нарвелнсаэ, «медную цаплю», так на Истинной речи звалась дубинка, отвела сараями к ограде и выпнула прочь в лаз едва не пинком. Ине до сих пор не представлял, как она сподобилась такое провернуть и никто не узнал.

– Оружие – последний аргумент. Достать проще, чем обратно положить, – напутствовала она и велела бежать из приграничья и не возвращаться, иначе пришибет.

Так Ине остался только сам с собой. Если дубинки не считать. И предков. Это тоже была несуразица: быть, когда таких, как ты, нет.

После побега бродяжил, иногда работал за еду, чаще воровал – не очень-то кто-то хотел с малолеткой связываться и работать брать. Затем к ловцам прибился. На самом деле пролез, чтоб стянуть что-нибудь, но его поймали.

Один из некромантов, Север Холин, которого иначе как Мрак в лагере не звали, стал учить азам. Многое Ине и так знал, он же темный, это его второй дар. Самым сложным оказалось скрывать первый – свою суть, когда кругом случилось столько чужих. Младенцем бабка зельями поила, чтоб он себя не слышал, а как подрос и начал немного соображать, перестала. Нужно было привыкать не «соскальзывать» во тьму, учиться не пересекать грань, оставаясь на пороге, между, тенью среди теней. Из учителей у Ине была только заемная память и бабка, которая из оставшихся даэмейн, коренных жителей Дейма, единственная помнила Истинную речь [1]. Этого хватило.

Грань пришлось пересечь, когда определяли уровень дара. Регистрирующий темный пришел в восторг и вписал в примечании – стабильная некроформа. В Академию приняли без вступительных. «Инд. обуч., темн., м.-некр., магистр, вне кат. С. М. Холин» в графе базовое магическое образование тоже поспособствовало, вместе с внушительной стипендией от новосозданного специального фонда поддержки юных дарований.

Холина Ине сначала люто ненавидел, а потом понял, что так же люто уважает. Сразу после того, как они случайно встряли с драконом на самой границе с Деймом. Ине всю дорогу психовал, потому что оказался так близко к месту, из которого бежал, сверкая пятками, а тут еще и не-мертвый дракон.

От туши остался почти один костяк, выпирающий из земли хребтом, и этот хребет ерзал. Темный всплеск и не такое может.

Скелет ворочался, Холин любовался и думал. Долго. Минут пять. Потом сказал, что только на крови работать, а силой – точечно, по-другому не ляжет. Будто играючи «подцепил» восставшего и пошел вокруг него. Ритуальный нож у Холина был страшный, с клинком в форме полумесяца. Таким только вены вскрывать. Мрак так и сделал. С левой руки текло, а правой он оставлял на земле цепочку тлеющих колючих синих рун. Ине шел следом и удивлялся, сколько в человеке бывает крови и сил.

– Почему неперейдешь? – спросил он.

– У иной формы нет крови в том виде, в котором она нужна, Кайт, – ответил некромант, к моменту вопроса белый, как ползущая вверх луна. Было еще светло, а она выперлась.

– Тогда возьми у меня, – неожиданно для себя предложил Ине, поддавшись порыву. Ему тяжело было держаться и не соскальзывать во тьму так же, как и Холину – кровь пахла слишком сладко.

– Хорошо, – сказал мастер-некромант и обжег провалами глаз в цвет силы: вместо белков и зрачков – бездный мрак и острые синие звезды, осколки, сколы и лезвия. – Возьму, потом. А ты учиться пойдешь, Кайт. Как положено, в старшую школу и в Академию. Я помогу. Но и только, потому как не нянька, а некромант, поднимаю трупы, упокаиваю трупы. Драконов, сиганувших за грань и сохранивших при этом боевую форму, еще не приходилось, но все бывает в первый раз.

Мрак Холин всегда звал его Кайт, что без стоящего не на своем месте отрицания значило «один, единственный в своем роде». Ине сам себя так никогда не звал. Предпочитал быть тем, кого нет. Когда тебя нет, с тебя и спросить нечего, а с единственного все только и спрашивают, потому что больше не с кого._________________________[1] Истинная речь – язык эльфов, пришедших в мир Нодлута сквозь межмировые врата. Не путать с Изначальной речью – языком дивных, уже живших в этом мире.

Часть 2. Крайний. Глава 1

Часть 2. Крайний

1

Сплетенная из разноцветной тесьмы закладка с мелким бубенчиком на хвостике мелодично тренькнула, и я, конечно же, раскрыла протянутую книгу именно в этом месте.

– Те, кто желал обрести будущее, стали светом, отдав за право войти свое прошлое, а взамен получили голос, чтобы звучать даже там, где света недостаточно. Те, кто желал власти и крови, стали тьмой, отдав за право войти свое тепло, а взамен получили власть над кровью, но и она стала властвовать над ними. Те, кто сомневался, шли дольше прочих. Свет опалил их снаружи, а тьма выжгла изнутри, они изменили себе и изменились. Скитались, не видя врат в новый мир, пока, приняв неизбежное, не взмолили Хранящих о прощении и стали тенью, что всегда скользит по краю, отдав за право войти все, что в них оставалось, а взамен и в наказание им была оставлена память.

Я читала, эльф мечтательно улыбался. Пристроился на подоконнике, высокий, изящный и тонкий, с пронзительными бирюзовыми глазами и волосами теплого светло-каштанового цвета, которые вились на концах, особенно в сырую погоду, как сегодня. Глаз не отвести. Но вовсе не красота была главным инструментом поражения.

–Это что?– спросила я, вся приготовившись к чуду.

–Сказка,– сказал Альвине, и от звука его голоса меня будто осветило изнутри. –Наша. Очень старая даже для нас. Там много таких.

–Что значит «адаптированное»?– удивилась я занятному слову во вступительной статье.

–Значит перевран… пересказанное так, чтобы хрупкие человечки не падали в обморок от кровавых рек,– лукаво сказал эльф и тихо вздохнул. –Это тебе подарок на память. Отцу надоело стыдиться за мое несовершенство и несоответствие дурацким правилам, и он отправляет меня в Светлый лес. Решил, что с меня довольно мудростей Арен-Феса, и мне пора поучиться быть наследником великого дома Эфар, притом что самого отца эта участь миновала. Хоть он идеален во всем, включая снобизм, формализм и прочие измы.

Я хихикнула. Хотелось расхохотаться, но рядом с Альвине вести себя недостойно было как-то неловко. Мне шестнадцать, а он – умопомрачительно красивый. Он выглядел моим ровесником, хотя лет ему было почти вдвое больше. Это он предсказал родителям мое рождение.

–Надолго?– спросила я.

Иметь в приятелях такого родовитого дивного было перспективно, ему – просто любопытно. Наверное.

–Для нас – нет, не долго, а для тебя – да.

–Тогда прощай, тьен Эфар.

–До свидания, эхо пламени,– теплом отозвалось внутри.

Едва прекрасный эльфийский юноша, махнув тонкими косичками в каштановой гриве, покинул насиженное место на вогнутом подоконнике, в приоткрытое окно пролез, скрипя перьями, крупный надутый ворон. Поцокал когтями, поглядывая на меня круглым желтым глазом, подпрыгнул. В воздухе замельтешило.

Глава Нодлутского магнадзора Ворнан Пешта, досадливо хмыкнул. Элегантный темный костюм, пальто… Шейный платок и жилет без рубашки смотрелись любопытно. Редкий случай, когда ему удавалось обернуться обратно и иметь при этом полный комплект одежды. Теперь мне никто не мешал хохотать.