Пряная штучка (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна

Следом за ним ввалился нагруженный материалами Ирвин. На последнем издыхании подмастерье втянул в торговый зал длинные доски, задел подвеску, и медный звонкий колокольчик поскакал по дощатому полу.

— Ой! — пропыхтел Ирвин. — Потом починю.

— Мальчик тоже привороженный? — зачарованная странным явлением двух невнятных мужиков уточнила клиентка.

— Нет, — поспешно покачала я головой, забирая у нее протянутые монетки. — Мальчик сам прибился.

Дверь открылась заново, выпустив из торгового зала последнее тепло, но впустив высокую стройную даму в пальто с лисьей опушкой. Она остановилась над колокольчиком, изогнула подкрашенные брови и вздохнула:

— Занятно.

При появлении незнакомки покупательница вдруг страшно испугалась, словно оказалась схваченной за руку в тот момент, когда приобретала для мужа крысиный яд, а не перец для хрустящей курочки.

— Φанни? Вы здесь? — одними карминовыми губами улыбнулась дама. Странно, как от ледяного тона в торговом зале не заиндевели витрины и банки.

— Здравствуйте, Амелия, — пробормотала та и, прижав к груди сумочку, попыталась улизнуть из лавки.

Исчезнуть испуганной покупательнице я не дала, прикрикнув ей в спину:

— Вы забыли приправу!

— Конечно. — Она вернулась, схватила пакет с баночкой и сбежала на улицу.

— А у вас здесь неплохо. — Благовония молодой госпожи перебивали запах пряностей. — Давно хотела зайти с визитом, но все времени не хватало. Амелия Осле.

Осле? Для жены председателя торговой гильдии женщина была слишком молода, от таких к любовницам не бегают. Выходило, что ко мне пришла его дочь. Понять бы, для чего? С проверкой, из любопытства или по какой-то другой причине?

Она протянула тонкую изящную руку.

— Очень приятно, — ответила я мягким рукопожатием. — Александра Колфилд. Хотите перечных смесей?

— Пожалуй. — Она вздохнула. — Пару баночек… чего-нибудь.

Амелия скупила по одной банке каждого вида перца, нагрузила лакея, а потом, попрощавшись с вежливой улыбкой, убралась из лавки. Едва за ней закрылась дверь, как сверху что-то громыхнуло, и мы со Стаффи, тайком следившие за отъездом странной покупательницы, вздрогнули.

— Это плохая примета, — пробормотала подружка.

— Ты про Амелию Осле?

— Про грохот на чердаке. Они точно плотники? Гляди, проломят полоток. А что до Ослицы…

— Осле.

— Я так и сказала. Мой гоблин как раз с похожей шваброй убежал. Надеюсь, что от такого количества перца у нее начнется приступ гастрита, — мстительно «прокляла» Стаффи.

Но предчувствие подружку не обмануло. На следующий день действительно пришла неприятная весть. Она была написана на дорогой бумаге с гербовой печатью Роберта Палмера и доставлена с утра пораньше почтальоном. В письме говорилось, что дядькин кредитор не собирался уступать ни одного шиллинга, и наследники долга могли идти в сад. Подозреваю, чтобы рыть землю в поисках клада и к назначенному времени отдать всю сумму до последнего пенса. Ну, или отправлялись в суд. Зарытых сокровищ в саду точно не имелось (хотя я, конечно, не пробовала копать), и на судебные издержки лишних денег не было. Почти вся выручка последних недель откладывалась на закупку пряностей и стеклянных баночек, а ещё требовался материал для ремонта крыши.

Дурную новость я пыталась запивать чаем с пустырником, сидя за кухонным столом. Тут из холодильной кладовой вывалился Этан и на ходу схватил лежавшее передо мной послание.

— Что это?

— То, что тебя не касается! — подскочила я.

Плотник был гораздо выше, так что просто поднял руку. Не обращая внимания на то, что я вокруг него прыгаю, как мелкая шавка, он спокойно прочел содержание письма.

— У тебя хотя бы что-то в порядке, хозяйка перечной лавки? — буркнул он.

— У меня все в порядке с жильцами. Перебор даже! — насупилась я.

— И как ты собираешься отдать целое состояние за два с половиной месяца?

— Отдам как-нибудь! — Я ловко выхватила письмо, надорвав бумагу с краю, и грозно сверкнула глазами: — Не лезь в чужие дела!

— Что у вас тут происходит? — вплыла в кухню заспанная Стаффи и покосилась на плотника, которого второй день нарочито игнорировала: — Гоблин к тебе пристает? Ударь его сковородкой. Если он скопытится, то в суде я подтвержу, что это была самозащита.

Мы с Этаном от греха подальше отступили друг от друга.

— Напои свою подругу чем-нибудь от бешенства, — буркнул он, выходя в торговый зал.

— Алекса, ты слышала! Он меня пытается оскорбить! — возмутилась Стаффи.

— Просто попей кофе, — предложила устало я.

Надо было начинать день, открывать лавку, улыбаться покупателям, но от дурного настроения хотелось кого-нибудь придушить. Или сесть и расплакаться, как делают девочки. А потом все равно кого-нибудь придушить. Например, первого попавшегося под горячую руку плотника, если он снова рискнет читать мне нотации. Но Этан удивил. Больше с нравоучениями не приставал, а через полчаса, вообще, выбритый, хорошо одетый, и с саквояжем в руках, собрался куда-то уезжать.

Он подошел к прилавку и дождался, пока я обслужу последнюю покупательницу.

— Держи. — На стол лег кошель с монетами.

— По какому случаю? — изогнула я брови, решив, что плотник посчитал меня неудачницей, получившей долг по наследству. С детства не выношу чужую жалость.

— На Ирвина, — пояснил он, давая понять, что неожиданная щедрость не имеет никакого отношения к письму о кредите. — Вернусь послезавтра.

— А подмастерье ты оставляешь, чтобы место, что ли, не заняли? — не стала отказываться я от денег.

— Он приболел, — объявил Этан, ткнув пальцем в потолок. Я невольно задрала голову, будто через перекрытия могла разглядеть лежавшего в кровати парня.

— А ты куда собрался? — растерянно уточнила я и тут же прикусила язык. Что за нелепое любопытство?

— По важным делам. Ревнуешь, женушка? — съехидничал он и пошагал к выходу.

— Очень надо, — фыркнула я.

Из кухни выглянула Стаффи с кружкой кофе (именно кружкой, в чашке просто не может поместиться полпинты жидкости) и от души пожелала:

— Сгинь где-нибудь по дороге. Мы будем ждать от тебя записку о кончине!

— Я привезу успокоительных порошков, пока ты не стала накидываться на людей и не заразила всех бешенством, — одарил широкой улыбкой мужененавистницу Этан.

Подружка так ошалела от насмешки, что не сразу придумала достойный ответ (она, вообще, не мастак думать быстро), только открыла рот от возмущения, а за мужчиной уже закрылась дверь. Привешенный заново колокольчик рассыпал по торговому залу звонкую прощальную трель.

День перевалил за середину, а Ирвин не появился. Когда ручеек покупателей поредел, я поднялась на второй этаж и тихонечко постучалась в мужскую спальню, но ответа не дождалась. Зашла без разрешения.

— Ирвин, как ты себя чувствуешь?

С первого взгляда было ясно, что чувствовал подмастерье себя никак. В прямом смысле слова. Мертвенно-бледный он лежал на кровати, закутавшись в одеяло, и трясся. Я потрогала влажный от испарины лоб. Подмастерье горел.

— Приболел?! — фыркнула от возмущения, вспомнив слова плотника, и немедленно поставила смертельный диагноз: — Да тут птичья лихорадка!

Лично меня Светлый Боженька наградил отменным здоровьем. За всю жизнь горло першило только один раз, когда на прогулке по реке объелась фруктового льда в жару, поэтому чужая лихорадка вызывала панику. А уж когда Ирвин застонал, то я выскочила из комнаты и кубарем скатилась на первый этаж. Стаффи два года отучилась на целителя. Пусть из Университета подружка вылетела, но могла же она справиться с лихорадкой?

— Да я на целителя животных училась, — напомнила она. — Мне объясняли, как собак лечить, а не Ирвинов.

— Ирвин лучше, чем собака! — разозлилась я.

— И сложнее! — огрызнулась подружка.

— Чем он сложнее? У него даже хвоста нет!

— Зато у него есть много остального, что тоже неплохо шевелится! — заупрямилась Стаффи.

— Остальное у него не болит!