Невольница для зверя, или Попаданский кодекс мести (СИ) - Мар Диа

Выключаю кран и отхожу назад. Пора заканчивать, потому что это слишком далеко зайдет: нам обоим не нужны эти раны.

— Бессмертная классика, — выдыхает Элен, а потом вздрагивает и оборачивается. — Стоп. Эти композиторы и у вас известны?

Киваю и не могу сдержать дрожь в пальцах. Будет ли другая возможность прикоснуться к ней? Найдем завтра Вольпия, и я больше не увижу Элен. Или не Элен?

— Как тебя зовут? В том мире, — протягиваю ей ладонь и веду в холл. Будь, что будет. Разве не ее глаза говорят мне «да»? Разве не согласился я на продолжение, когда поставил подпись под выплатой долга? Одной закорючкой перечеркнул всю свою жизнь. Я не дурак, чтобы не понимать последствий.

— Лена, — отвечает Элен. — Елена Александровна Березина. Но мне никогда не нравилось это имя. Как будто оно… чужое.

Ее горячие пальцы сжимают мои, и я понимаю: не просто так она позволила выкупить себя. Она согласилась пойти со мной. Она никогда не разрешила бы это сделать другому. И — самое главное — она ждала. Меня. После того неловкого утра — ждала.

Проигрыватель припорошило пылью. Я стыдливо смахиваю ее, зыркаю на Элен и шепчу с улыбкой «прости». Все покрылось плесенью без женских рук, как и я сам. Ставлю свою любимую композицию на пластинке и смотрю на Элен уже иначе. Мне хочется подарить ей этот вечер и сделать его незабываемым.

Когда первые ноты врываются в наш мир, я понимаю, что слишком давно был один. Склонив голову и согнув колено, протягиваю Элен руку, чтобы пригласить на танец.

Она сжимает мою ладонь, и я ощущаю, как дрожат ее пальцы. Я тоже дрожу. Но Элен улыбается, и смущение уходит прочь. Надо же: мне уже тридцать шесть, а веду себя, как на первом свидании.

— Элен, — шепчу, поворачивая ее и позволяя скользнуть под рукой. Когда светлые волосы касаются губ, я больше не могу выдержать, но терплю. Кружу девушку по комнате, касаюсь ее талии и млею от каждого движения в такт. Она как ангел. Легкая, светлая, и в бархатном халате похожа на пушистое облако. На накате музыки подбрасываю ее немного вверх и тут же ловлю, оглаживая формы. Схожу с ума. Сошел с ума. Я пьян. Голоден. И невыносимо счастлив в этот миг.

Элен глядит на меня из-под копны густых золотых волос и кусает нижнюю губу. Замираю, очарованный ее взглядом, не могу дышать не от усталости, а от эмоций. Короткие движения и повороты получаются на автомате, наши пальцы сплетаются и сжимаются до приятной боли.

Я мог сделать это раньше, в борделе и после него, почему сейчас так сложно? Просто потянуть на себя и коснуться желанных губ.

Почему так страшно?

Ее зрачки расширяются, а улыбка расцветает на лице и пляшет бесенятами в васильковых глазах. Я снова думаю вслух?

— Мне тоже страшно, Михаэль, — срывается с губ Элен, и кончики ее пальцев скользят по моей щеке. Скользят и дергаются. — Но я почему-то счастлива сейчас. Невыносимо.

Жар окропляет щеки Элен алым, и она утыкается лбом в мое плечо. Дыхание шевелит шелк рубашки, и кожа под нею покрывается мурашками. Каждый волосок на теле дыбом встает.

Перебираю шелковистые волосы и не слышу ничего, кроме стука ее сердца.

— Я же отпустить тебя должен. Нельзя так, Элен. Мне кажется, что мы творим жуткую глупость.

— А если приятнее этой глупости в жизни ничего не будет? — Элен поднимает голову. В ее льдистых глазах искрятся слезы.

— Почему ты плачешь? — удивляюсь. — Я что-то сделал не так?

— Потому что счастлива, — отвечает она.

Осторожно вытираю слезы и наклоняюсь. Сердце, будто сорванный механизм, скрипит шестеренками в груди и не дает дышать.

— Я не хочу, чтобы ты думала, что я выкупил тебя из-за… — застываю у ее губ, — этого.

Элен опускает взор, но лишь на миг, чтобы снова встретиться со мной искрящимися глазами. Смело кладет руку мне на грудь: туда, где рвется наружу сердце. И я знаю: ее сердце сейчас бьется в такт с моим. Так же быстро. Так же неистово.

— Я уже понимаю, из-за чего, — шепчет она и неожиданно прижимает руку плотнее. — Из-за этого.

Признать, что сорвался с цепи, тяжело, но я больше не могу дышать и говорить. Перехватываю ее руку и целую ладонь. Запах кожи волнует и кружит голову. Как же я смог снова в эту сеть запутаться? Неужели добровольно склонился перед женщиной?

— Я схожу с ума… Ты нашептала мне любовь к тебе, признавайся? — говорю с надрывом и, оттесняя Элен к стене, поднимаю руки над головой.

В ее глазах загорается испуг, и Элен мотает головой:

— Я не делала этого. Мои иллюзии недолговечны. Все, на что я осмелилась — небольшая шутка в магазине.

— Только не обманывай, — напираю, но голос до жути спокойный. Мне кажется, что я сейчас в лед превращусь. Будто вырвать из нее хочу признание, как облегчение.

— А ты мне тогда что нашептал?! — дерзит Элен и скалится, как волчица. — В настойку что-то плеснул? Или ты думаешь, что мне так интересно количество нулей на твоем счете?!

Метко. Усмехаюсь и прижимаю лоб к ее лбу.

— Прости, я просто несколько ошеломлен. Я хочу тебя, Элен. Хочу… — ее руки все еще держу над головой и не позволяю освободиться. Шепчу в губы: — Как будто мне восемнадцать, и гормоны взбесились. Ты только скажи «нет», и больше я к тебе не прикоснусь.

Элен дрожит. Ее кожа покрывается мурашками, как дождевыми каплями: подбородок, шея, грудь… Боится. Но чего? Моей внезапной дерзости? Моего напора? Или… своих желаний?

— Да, — проговаривает она. Не краснеет, не опускает взор: просто смотрит мне в глаза. Пристально и мучительно. — Да. Да. Да.

Зажимаю ее кисти одной рукой, второй распахиваю халат и глажу шелковистую кожу. Сиплю от нехватки воздуха и касаюсь нежных губ своими, будто ищу источник. Пью. Терзаю язык, прикусываю кожу и впитываю каждый вдох. Хочется рычать, потому что желание рвет на части.

Она подается навстречу — настолько, насколько позволяет моя хватка — и прижимается ко мне. Отвечает на надрыве, кусает губы и сплетается со мной языком. Ее грудь каменеет и наливается под моей ладонью. И уже не нужно скрывать то, как сильно я ее хочу.

Позволяю Элен обнять себя за шею, приподнимаю и забрасываю стройные ножки на свои бедра, чувствую, как смыкаются ее ступни за спиной. Толкаю и вжимаю Элен стену. Какая она крошечная, но жилистая. Будто соткана из звонких струн. Ее голая кожа касается меня и почти обжигает, да так, что сносит крышу. Я сошел с ума. Сви-хну-лся.

Подхватываю, целуя на ходу, и несу Элен к дивану. Когда опускаюсь рядом с ней, шепчу:

— Я бы отдал все… Только бы сделать тебе хорошо, Златовласка, — пальцы перебирают ее кудри, массируя кожу головы. Губы ловят горячий стон, когда вторая рука опускается ниже.

Правило № 18. Удивляй

Наверное, я сошла с ума. Или решила убежать от щемящей пустоты, что правила моим миром долгие годы. В этот вечер я ответила ему «Да», потому что сама так захотела. Отпустить кошмары прошлого — или сделать вид, что отпускаю — и открыть свое сердце любви. Одно знаю точно: никто и никогда на меня так не смотрел. И никто никогда не перечеркнул бы свою жизнь ради моего спасения, как не перечеркнула много лет назад моя мать.

Пальцы Михаэля ползут по животу и пробираются под белье. Не сдерживая стон, подаюсь ему навстречу, и горячий вулкан взрывается внизу живота. Тепло мчится по телу, заставляя беспомощно кусать его губы, раскрываться навстречу ласке и выгибаться.

Михаэль стягивает с моих плеч бархат халата. Теперь я лежу перед ним почти голая и беззащитная.

Его ласки высвобождают мои стоны. Я не могу их поймать, потому откидываюсь назад, прикрываю глаза и отпускаю себя. Свет пляшет под ресницами и взрывается в голове ослепительным фейерверком. Губы Михаэля отрываются от моего рта, кусают подбородок, опускаются ниже, ниже, ниже…

Вскрикиваю, вцепляюсь в его волосы и обвиваю его ногами, когда горячие губы касаются груди. Тело накаляется и тает. Удовольствие на грани с болью струится по венам и заставляет жмуриться еще сильнее, стонать еще громче. Отчаянно хочется большего, и я знаю — позволю ему все, что он захочет.