Ключи и тени (СИ) - Бахтиярова Анна

— Готовы повторить это Бобу Ралли, профессор? — не сдержалась Дебра.

Ух, двуличный позер! Смеет строить из себя спасителя!

— Нет, Дебра, не готов. То, что случилось вчера — ужасно. Уверяю, мы делаем всё возможное, чтобы ваш друг поправился.

Тревис и стражи ушли, оставив пациентов в смятении. Заговорили не сразу. Зато потом не замолкали часа два, уговаривали друг друга поверить профессору. Мысль о Хайди рвала души диким зверем. Не принимали участие в бурном обсуждении лишь Вейда, выведенная из строя успокоительным препаратом, и Эйдан, не пришедший в чувство после ранения Боба.

— Всё-таки почему «добрый» доктор не носит защитный костюм? — задал Дилан вслух волнующий всех вопрос. — Может, он болен?

— Не смей! — взмолилась Яра. — И так страшно!

Дебра не спешила выдвигать теории. Она не верила в Хайди. Считала, Донни с Генри нарочно обвинили в смертельном недуге, чтобы изолировать и изучать, как подопытных зверушек. А Ида… Либо прав Тревис, и у неё нервный срыв, до которого и остальным недалеко. Либо недомогание — часть эксперимента, проводимого профессором и таинственной дамочкой в черном. Интересно, чем она напугала Дилана? Друг отсутствием смелости никогда не страдал.

И еще один вопрос: как относиться к недавнему кошмару? Зловещая черная фигура, перебирающая волосы Иды Бригс — совпадение?

Прошло четыре похожих друг на друга дня, а новостей о больных одноклассниках не поступало. Снова начались тесты, помогающие коротать резиновое время. Истерики в общей палате прекратились. Ежедневные уколы успокоительных и слона могли ввести в эйфорию. Однако поводов для расстройства хватало. После нападения на Боба, пленники надеялись не увидеть Гранта. Но он заходил в изолятор, как к себе домой. В обнимку с лучником. Судя по довольной физиономии пристава, никаких карательных мер руководство не применило.

Разговоры звучали всё реже. Пленники помнили о камерах и не хотели привлекать чужое внимание. Один Дилан махнул рукой на слежку. В свободное от тестов время подсаживался к Дебре на кровать и болтал о пустяках. Или рассказывал забавные (в своем понимании) случаи из практики отца — те, которые умело подслушивал. Порой ему удавалось на целое мгновение заставить подругу забыться и улыбнуться. Почти беспечно

— как раньше.

Лишь однажды ей стало не по себе.

— Помнишь, как к нам госпожа «формальдегид» цеплялась? И пожар, который мы устроили? — спросил парень.

Дебра лежала на боку, а Дилан, присев на край постели, осторожно перебирал её длинные вьющиеся пряди. «Парикмахерские» замашки её в восторг не приводили, но друга это успокаивало, и она не сопротивлялась.

— Помню, — Дебра повернулась, и прядь в руках Дилана натянулась. — Почему ты спросил?

По телу — от поясницы до затылка — прошла дрожь. Учительницу химии несуществующий Дилан упоминал в видении, бредя по улице с фальшивой Вейдой.

— Из-за отца. Он накричал на меня после того финта. Раньше он мечтал, чтобы я переехал в Каста-Беллу и жил по-настоящему, а не занимался до конца дней ерундой в такой дыре, как Брилада. Но меня туда никогда не пустят, посчитают на распределении малолетним преступником. Вот мы и в столице. Но лучше б оставались дома.

— Ну, ты и сравнил, — на кровати напротив из-под простыни высунулась голова Яры. — Я всё равно хочу жить в Каста-Белле. Всегда хотела. Попросилась бы сюда на распределении. Согласилась бы работать кем угодно. Хоть уборщицей или фасовщицей. А что? — бросила Яра скривившейся Меридит. — Это ты единственная дочка богатых родителей. У меня мать с отцом простые работяги. И три младших сестры в придачу. Пусть начну с низов, зато в главном городе Земли!

Девочки с увлечением заспорили о том, влияет ли происхождение на будущие успехи в современном мире, но Дебра не слушала. Думала о словах Дилана. Угораздило же друга вспомнить зимний поджог кабинета химии! Иногда казалось, что мистические события ходят по кругу. Точнее, по спирали. Чуть отдаляются и снова возвращаются назад по новому витку.

Чуть легче стало по ночам. Космонавтка и белая комната не возвращались. Как и черна зловещая фигура. Сознание поглощали другие сновидения, по атмосфере похожие на сон о пустынном пляже. В одну из ночей Дебра бродила по лесу. Солнечные лучи пробивались сквозь частокол деревьев, под ногами хрустели сухие веточки, вдали беззаботно переговаривались птицы. В другой раз она оказалась на вершине горы. Любовалась на простирающиеся поля и уносящиеся вдаль реки. А однажды Дебра превратилась в русалку, способную дышать под водой. Ощущение получилось бесподобным. Волшебным! Она ни о чём не волновалась, плыла, касаясь хвостом морского дна, и разглядывала проносящихся мимо рыб самых немыслимых расцветок. Новые сны служили глотком свежего воздуха. Они успокаивали, давали силы пережить очередной день в заточении.

…На пятое, ничем не примечательное утро, Дебру вызвали к профессору Тревису. Забрать пленницу явился непробиваемый Донелли. Пристав не изменял себе. Молчал всю дорогу до лифта, не проронил ни слова и в кабине, пока ехали вверх. Сколько именно они преодолели этажей, Дебра не знала. На экране никогда ничего не отображалось. Не было в лифте и кнопок этажей, стражи вводили код, прикрывая панель ладонями.

По дороге к кабинету психолога в сером длинном коридоре терпение Дебры лопнуло. Показательное безразличие пристава раздражало до скрежета на зубах. Хотелось убедиться, что позади кошачьей пружинистой походкой вышагивает человек, а не робот. Однажды отец, перебрав больше обычного, пытался поведать, что до Хайди в столице планировали создать искусственных стражей. Точнее, капралов, как раньше называли блюстителей порядка. Но подробностей дочь не услышала. Здравомыслящая Делинда быстро заткнула говорливому супругу рот.

— Как чувствуют себя Боб и Ида? — поинтересовалась Дебра, не оборачиваясь. Она нарочно вложила в интонацию побольше яда.

Донелли не счел нужным ответить.

— Вам удобно притворяться глухим? Или у вас проблемы не только с мозгами, но и со слухом? — съязвила Дебра всерьез. А про себя подумала: «Кретин!».

— Вам лучше не разговаривать, — отозвался страж.

— Почему? — Дебра сжала кулаки.

— Таковы правила.

— О! Вы всегда им следуете? Как ваш друг Грант?

— Он мне не друг, а напарник, — неожиданно сурово отчеканил Донелли, останавливаясь у профессорской двери, и провел по электронному замку картой-ключом. — Прошу.

Тревис поджидал пациентку, углубившись в кипу бумаг с непонятными графиками.

— А, Дебра! Присаживайся, — поприветствовал он пациентку, застывшую в дверях.

С памятного приступа Иды они не виделись, и Дебре не терпелось продемонстрировать негодование любым доступным способом. Она плюхнулась в кресло с ногами, хотя прежде аккуратно присаживалась на край. Задала профессору тот же вопрос, что и Донелли — об Иде и Бобе. Тоном далеким от уважительного.

Психолог оторвался от документов и задумчиво посмотрел Дебре в глаза.

— Вы ответите? — спросила она сердито. — Или будете пялиться?

— Зачем же так грубо? Я отвечу, но ничего нового не скажу. Не потому, что не хочу, — предвосхитил профессор новое язвительное замечание. — Сообщать нечего.

Пациентка усмехнулась. Доктор сделал вид, что не заметил.

— Быстро такие проблемы не решаются. Нужно убедиться, что Ида здорова. Моя уверенность в отсутствии Хайди — не доказательство для остальных. Что касается Боба… — профессор замялся.

— Он очнется? — голос Дебры дрогнул.

— Определенности нет, но это неплохо. Было бы хуже, если б мы точно знали, что паралич необратим. Пока шансы пятьдесят на пятьдесят.

Дебра хмуро уставилась в стену. В голове вертелось столько вопросов, но стоило ли задавать их хитрецу-психологу? Она даже губы кусать начала, борясь с искушением.

— Почему Гранта не уволили? — на один вопрос Дебра решилась и попала в яблочко.

Тревис вздрогнул и пока соображал, что ответить, угодил под новый «обстрел».