Школа прошлой жизни (СИ) - Брэйн Даниэль

Через несколько дней после смерти Криспина ударили холода, стекла покрылись инеем, а мы блаженствовали в тепле. Арчи, конечно, еще не успел заделать к тому времени все щели, но господин Лэнгли — «какая умница, Сущие его благослови», восхитилась госпожа Джонсон — приказал сначала заняться той стеной, куда постоянно дул ветер. А спустя еще четыре дня наступила оттепель, тучи скребли по верхушкам деревьев и проливались ливнями, и я смотрела из окна на затопленный двор. Выходили лишь те девочки, которые работали в конюшне и теплицах, и Арчи бегал туда-сюда.

Потом я стала свидетельницей двух сцен, которые снова изменили мое отношение к Лэнгли в худшую сторону.

Я с ним практически не общалась. С благодарностью вернула мантию и немного рассказала о школьных делах. Но однажды, когда я несла в директорский кабинет журналы, застала Лэнгли, беседующего с Честер.

Девочки попадали в Школу в разном возрасте. В начальном классе могли учиться и совсем дети — двенадцати лет, и уже девушки — лет шестнадцати. Честер была самой старшей в Школе — и я вдруг осознала это очень отчетливо. Лэнгли и Честер казались почти парой, и парой невероятно красивой.

Я замедлила шаг. Первая мысль была — Честер решила рассказать про эмпуса. Она была серьезна и даже расстроена, а Лэнгли кивал ее словам и, похоже, ей верил. Но я ошибалась.

— Госпожа Гэйн! — Каждый раз, когда Лэнгли мне улыбался, мне хотелось сбежать на край света. Если бы мы были знакомы с ним лучше, я сказала бы, что он рад меня видеть, но это звучало самонадеянно. — Как вы думаете, кто из преподавателей мог бы взять на себя труд вести занятия кармической диагностики?

Я опомнилась, подошла ближе, сжимая журналы. Честер тоже слегка улыбалась, и знать бы чему.

— Госпожа Джонсон, я полагаю, — ответила я, потому что она была самой вероятной кандидатурой. — Она ведет акушерство, кармическая диагностика ближе всего именно к нему.

— Видите, Честер? — Лэнгли обернулся к ней, и теперь он уже не улыбался, а был — хвост Нечистого ему в тарелку! — не небрежен и снисходителен, как преподаватели, нет, он словно действительно обеспокоился этим вопросом. — Я поговорю с госпожой Джонсон и думаю, она нам не откажет.

— Это было бы замечательно, господин директор, — а вот Честер разговаривала так, будто была не студенткой Школы Лекарниц, а светской дамой на приеме: сдержанно и целомудренно до неприличия. Возможно, у нее было время перенять манеры тогда, когда ее будущее казалось более радужным. — Мне очень интересен этот предмет, и Мэдисон тоже. Благодарю вас.

Честер ушла, Лэнгли пригласил меня в кабинет, и я весь наш с ним разговор испытывала неприятное чувство. Я понимала, что он был максимально корректен и вел себя так, как должен был вести себя директор Школы со студенткой. Я признавала, что Честер держала себя исключительно как студентка с директором Школы и думала, что и с госпожой Рэндалл она могла бы говорить точно так же. И все же меня что-то грызло. Так сильно, что я в ответ на улыбку Лэнгли кривилась, словно съела лимон, и отвечала невпопад.

Может, что и от непривычного в Школе тепла меня то и дело кидало в жар.

Вечером того же дня ко мне прибежал взволнованный Фил. Ему было приказано запирать двери Школы, и теперь он не мог найти Арчи, который должен был быть где-то здесь. Я не хотела паниковать, я сдерживалась, но тот вечер, или, точнее, ночь, когда я считала его уже мертвым, врезалась в память сильнее, чем мне бы хотелось. Надо сказать, что Арчи сломанной двери удивился, а Фил — нет, но засов так и не починили, так что Арчи в комнате не было точно. Я не знала, где его искать, и бессмысленно было выходить на улицу, потому что там не видно было совсем никаких следов и уже стемнело, но потревожить Лэнгли я не успела, Арчи вернулся сам, мокрый и с корзинкой моха.

Можно было перевести дух.

На следующее утро госпожа Джонсон завладела всеобщим вниманием: она хотела, чтобы кто-то взял на себя кармическую диагностику. Сама она утверждала, что у нее нет времени еще на одну дисциплину, и с этим сложно было спорить, она была загружена больше других. Почему-то Кора Лидделл покосилась на меня, и мне оставалось только пожать плечами и заметить, что мое образование — сугубо практическое и не затрагивает ни единой магической дисциплины, то есть я не могу даже в беседе назваться магом. Нельзя же называться певицей, если ты напеваешь фальшиво, когда принимаешь душ?

А вечером я опять спустилась в директорский кабинет. На этот раз еще и с отчетом, что Арчи закончил шпаклевать стену, а Филу удалось устранить одну течь. Никто не знал, на сколько, но таких огромных луж не было уже второй день. Мы надеялись, что так будет и дальше.

Лэнгли мне показался немного странным. Он жестом попросил меня оставить журналы на столе, сказав, что сам со всем разберется, потом почти отмахнулся от известия про течь. Что-то было не так, и я украдкой оглядывала кабинет, пытаясь понять, что именно.

Все как обычно, только порядка стало больше, но к этому я привыкла, как и прочие. Меньше в камине дров, что тоже объяснимо. Больше света, чем было при госпоже Рэндалл.

И только выходя из кабинета — к огромному облегчению Лэнгли — я догадалась, что было не так. Запах. Слишком знакомый запах. Не очень заметный, не надоедливый, тонкий и дорогой.

Запах духов Нэн Крэйг.

Глава семнадцатая

Мне должно было быть все равно. Какая разница? Допустим, Нэн я могу назвать подругой, но Лэнгли — директор Школы, даже исполняющий обязанности директора, сколько он еще здесь пробудет — до весны? Не дольше, вернется госпожа Рэндалл, он уедет, и я его никогда не увижу.

Но пока я дошла до своего коридора, сочла все доводы неубедительными. Как назвать чувство, которое подгрызало меня изнутри: обида? На что, на кого? Нелепость. Злость? Тем более нет. Злорадство, потому что Нэн было скучно и она решила развлечься — или Лэнгли решил? Но то, о чем не узнает госпожа Рэндалл, никому не повредит, а Кора Лидделл может сплетничать сколько ей влезет, и маловероятно, что кто-то ей расскажет о том, что Нэн Крэйг была в кабинете директора. Мы все там бывали, ну и что?

Так и не разобравшись в себе, я постояла, прислушалась к звукам Школы. Девочки готовились ко сну, преподаватели тоже, где-то в глубине дома что-то прибивал Фил, а быть может, и Арчи, и привычно выл в вытяжной трубе ветер.

Мысли перескочили на Арчи, и я задумалась уже о другом. Я так и не нашла книгу, причем я не помнила, чтобы что-то хоть раз пропало бесследно. Не здесь, мы все словно заперты в клетке, деваться нам некуда, да и кому может понадобиться какая-то книга? Тому же Филу на растопку. Спросить у него?

Нет, поморщилась я, если Фил отправил книгу в камин, то ни за что не признается. Я торчала посреди коридора — кажется, у меня начало это входить в привычку, — и увидела, как госпожа Джонсон медленно прошествовала к себе.

Она развлекла меня занятной историей про Новоявленную Веронику и странно завершила свой рассказ. Госпожа Коул озвучила мне другую версию, и сейчас лучшим выходом — чтобы не думать про Нэн и Лэнгли — мне показалось именно то, что я могу прояснить для себя эту тайну. Хотя бы эту для начала, если госпожа Джонсон не выгонит меня, потому что хочет спать или просто решит, что не моего ума это дело.

Я подошла к двери, уже закрытой, и осторожно постучала. Госпожа Джонсон откликнулась незамедлительно:

— Кого там черная сила носит? Ночь на дворе!

— Это я, госпожа Джонсон, — ответила я. — Можно к вам?

— А, Стефани, детка, — тут же оттаяла старуха, — кого я всегда рада видеть, заходи!

За своей спиной я услышала смешок Джулии, но мне даже не пришлось делать вид, что я не обратила на него никакого внимания.

Я за все время заходила к госпоже Джонсон пару раз и почему-то думала, что перед сном она должна молиться или читать «Жития», но она сидела в кресле и листала старый справочник по акушерству.