Матушка Готель - Подгорный Константин

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68

- Может нам завести детей, - задумчиво сказала Готель, лежа в траве, и подняла вверх одну руку, разглядывая на фоне неба свои ногти.

- Я сам еще ребенок, сеньорита, а когда дети заводят детей, это, как правило, не приводит ни к чему хорошему, - отозвался гуляющий по поляне Раймунд.

Он остановился над её головой и протянул ей букет полевых цветов.

- Зачем вы это сделали? - приподнялась на локти Готель.

- Что? - растерялся маркиз.

- Сорвали их, - ответила она и встала с травы.

- Я подумал, вы будете рады, - сказал он и посмотрел на цветы.

- Мой дорогой, милый друг, я не могу радоваться, видя, как вянут и умирают цветы, - чуть не прослезилась Готель, - оставьте же их!

- Но это же просто цветы, - погас маркиз.

Готель загадочно подманила его пальцем и, когда тот наклонился ближе, леденящим тоном прошептала ему на ухо: "Это дети солнца". Отступив на два шага назад, все еще утверждающе кивая, она неожиданно рассмеялась и понеслась по поляне, как ветер:

- Ну, что же вы Раймунд, сгубили наши чада! - все больше заливалась от смеха Готель, и маркиз, который пока никак не мог привыкнуть к подобным шуткам своей возлюбленной италийки, бросил букет и побежал на неё.

- Пожалуй, таких актрис я прежде не встречал, но берегитесь! - кричал Раймунд, пытаясь изловить, мечущуюся по поляне, Готель, - иначе я вас поймаю и тогда!

- Что? - смеялась нагоняемая маркизом девушка.

- Теперь увидите! - победно заявил он, когда, наконец, заключил беглянку в объятья.

- Что, - смущенная и задыхающаяся от волнения произнесла та.

- Что, - зараженный её смущением, повторил Раймунд.

Он почувствовал на своей шее её дыхание, частое и прохладное; её сердце колотилось, как сердце заигравшегося котенка, и её серые глаза еще бегали из стороны в сторону, в поисках путей отхода.

- Надеетесь сбежать? - спросил он, заглядывая ей в глаза.

- Нет, - растянуто и тихо произнесла она, но спустя одно лишь мгновение, едва заметив, что её юный друг потерял бдительность, выскользнула из его объятий и снова сбежала по траве.

В тот день, среди душистых полей и порхающих над цветами бабочек, среди шума листьев, ветра и птиц, между ними произошло нечто большее, чем просто поцелуй.

Когда Раймунд отсутствовал, Готель устраивала себе почтовый день. Она активно переписывалась с Констанцией, делясь с ней разными новостями или просто личными переживаниями. Что касается Сибиллы, то очень долго после отъезда с Сицилии, Готель не решалась отправить ей даже пару строк. Возможно, она чувствовала свою вину, покинув подругу, и потому боялась услышать это. Она боялась услышать, что Сибилла несчастна, что ей не хватает рядом кого-то, кто мог бы её поддержать, и Готель из сердоболия пришлось бы покинуть любимого, чтобы служить слезной подушкой подруге в её несчастном браке. Но к своему облегчению, ближе к осени она получила от Сибиллы короткую весточку, что та, хоть и сильно раньше срока, родила Рожеру сына, коего окрестили Генрихом. На что Готель снова не знала как реагировать; следовало ли поздравить подругу или наоборот, посочувствовать ей. И таким образом, переписка с Сицилийской подругой так и не легла в должные русла. И совершенно противоположно сложилось общение с Констанцией, депеши от которой приходили с впечатляющей регулярностью. Готель старалась быть искренней в своих письмах, но о том, чем она действительно хотела поделиться, она не писала. Она не писала о том, что Раймунд скорее женится на своей Тулузе, чем определит, наконец, их отношения. Маркиз бравировал это тем, что "на нем лежит ответственность не только перед собственным родом, но и перед всеми людьми, живущими на его землях".

- А что же граф Прованса не оказывает поддержки своему маркизу? - спрашивала Готель.

- Графы Прованса - ставленники Арагонских королей, - отвечал Раймунд, - а поскольку моя Тулуза граничит с их королевством, им интереснее, чтобы мои позиции слабли.

И Готель принимала всё так, как есть. В сущности, ей было достаточно той любви, которая была между ними. Может быть она переживала бы о том сильнее, если бы не мучилась вторым вопросом; вопросом, который сметал собой все остальные и рос как снежный ком с каждым месяцем их уже довольно близких для того отношений. К зиме Готель совершенно точно поняла, что связь с Раймундом не дает ей возможности завести ребенка.

От каждодневного осознания того, что её женское начало было так непристойно уязвлено, она впадала в немую тоску, закрывалась или смеялась невпопад, чтобы скрыть свою печаль. Несмотря на то, что она и так была достаточно красива, теперь она нарочно носила более тонкие, изящные наряды и старалась более ярко подчеркнуть свою женственность. Что скрывалось под такими переменами, маркиза мало интересовало, хотя, скорее всего, он был еще слишком молод, чтобы вдаваться в подробности психоанализа. Его фаворитка была самой прекрасной женщиной в Провансе, а возможно и во всем королевстве; чего было еще желать? Их отношения ничем и никем не обременялись и, тем самым, не требовали никакого разрешения. Раймунд был счастлив, Готель цвела, а то, что с тех пор рушилось в её сердце, она ежедневно закладывала глухой стеной улыбок, шуток, хотя понимала, что всё нажитое счастье и богатство не стоит теперь и ломаного гроша.

- Мне нужно время до заката, мой дорогой маркиз. Некая мадмуазель Дюплесси ожидает нового платья от своей модистки, - отказывалась от свидания Готель, подогревая, меж тем, страсти Раймунда, также рассчитывающего на свою порцию внимания.

- Всем в Провансе есть время у Готель, только маркизу Прованса нет времени, - улыбался он, - а затем?

- Затем мне необходимо дописать письмо в Париж, из которого мне исправно пишет Констанция.

- И что же пишет Констанция?

- Пишет, что мужчины Парижа терпимы и уступчивы, что отпускают своих женщин, когда те того желают, - сказала Готель и улыбка сошла с её лица, - похоже, брак их величества разладился окончательно с возвращением из Иерусалима, и миледи переживает как бы он не закончился ударом для Марии.

Готель заметила, каким испуганным при этом стал взгляд маркиза, но так и не разгадала причины его столь бурной реакции на события "далекого" королевства.

Вдоволь наглядевшись со своего балкона на безмятежность моря, которая теперь мало сочеталась с растущим внутри неё дискомфортом, следующее лето Готель решила провести в Париже. Быть может, она устала провожать и встречать Раймунда из Тулузы, а может, сыграли её "цыганские корни" и ей захотелось хоть ненадолго сменить обстановку. Готель поклялась маркизу вернуться в Марсель и быть верной ему мыслями и духом в отъезде. Она сама уже слишком привыкла к Раймунду, расставание не давалось ей слишком легко, и она вовсе не бежала от него; но очень много дорогого ей осталось в Париже и тянуло её туда - в город, в котором она когда-то заново родилась.

Она поехала через Труа, чтобы сначала встретиться с сестрой Элоизой. Почему-то именно её она хотела увидеть больше всего; она соскучилась по её душевной чистоте, холодной выдержке и теплому сердцу. Последние полгода Готель едва не сошла с ума, ожидая ребенка, и этот коктейль надежды и отчаяния совершенно выбил её из колеи. И теперь она не столько хотела ребенка, сколько понять что же с ней происходит. Ей было бы проще, сочетайся она с маркизом браком, но ждать ребенка рожденного во грехе было не приемлемо, ни по каким канонам. А потому, сестра Элоиза, как ей думалось, была единственная, кто мог бы её понять. К тому же, Готель надеялась, что сможет вернуть себе то удовлетворение от жизни, которое она чаще испытывала, живя в монастыре, чем в краю моря, солнца и любви. И, наверное, это тоже было причиной; остаться ненадолго наедине с собой и Богом, и попробовать разобраться в своих мыслях вдали от мирской суеты.

Когда Готель прибыла в Паркле, в аббатстве ремонтировали колокольню и сестра Элоиза, подняв голову вверх, смотрела, как один рабочий, подвязавшись к крыше веревкой, пытался приладить на место огромную балку.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68