Уж замуж... второй раз? - Малиновская Елена Михайловна

Я украдкой потерла лоб. Ох, как же все тяжело! Эдак скоро у меня от всех этих предположений голова лопнет. Куда уж там обычным кабинетным интригам, когда молодые сотрудники пытаются выслужиться перед начальством, подсиживая работников со стажем.

Я отвлеклась от процесса рассматривания шкафов и быстрым взглядом оценила окружающую обстановку. С трудом удержалась от того, чтобы не цокнуть неодобрительно языком.

Уж очень неубрано было в этой комнате. Письменный стол, над которым плавала хрустальная сфера с огнем, был завален всевозможными бумагами. Множество листов лежало и на полу, оставив для прохода совсем крохотное расстояние.

Я прищурилась, силясь понять, что на них написано. Точнее сказать — нарисовано. Бумага была сплошь покрыта непонятными символами. Особенно часто повторялся круг, вписанный в треугольник.

— Счета, — проговорил Петер и подошел к столу, небрежно ступая прямо по листам. — Где-то они здесь.

Небрежно смахнул целую кипу на стул, что-то небрежно скомкал и отбросил в дальний угол.

— Сдается, твои слуги пренебрегают уборкой не только на верхних этажах, — с намеком произнесла я, осторожно освободила одно из кресел от залежей записок и заметок, после чего села в него.

— О, я запрещаю кому-либо сюда входить, — ответил Петер, ни капли не смутившись. — Видишь ли, тут все лежит в особом порядке. Переложишь один лист — и все пропало.

Именно в этот момент он неловко дернул рукой, перебирая очередную стопку бумаги, и она вся рухнула на пол.

Я иронично вздернула бровь, глядя на Петера. Тот немного смутился, но ничего не сказал, с демонстративным рвением вернувшись к процессу поиска счетов.

— Ага, вот они! — наконец радостно заключил он и протянул мне какие-то мятые бумажки, исчерканные с обеих сторон. С сомнением протянул: — Но я как-то сомневаюсь, что ты сумеешь тут что-нибудь понять.

— Разберусь, не переживай, — заверила я. Скомандовала: — Дай мне чистый лист и ручк… — На этом месте я запнулась, осознав, что в этом мире вряд ли найдется обычная шариковая ручка. Кашлянула и завершила: — И то, чем можно писать.

Надеюсь, мне не вручат сейчас гусиное перо. Иначе извозюкаюсь в чернилах вся с ног до головы. То-то будет умора!

Но, к моему нескрываемому облегчению, Петер протянул мне что-то вроде графитной палочки. Я подвинула кресло поближе к столу, расчистив на нем крохотный уголок, и углубилась в вычисления.

На какое-то время окружающая действительность перестала для меня существовать. Я складывала и вычитала столбиком, перемножала фунты на серебряные и опять складывала.

— Ничего себе! — неожиданно раздалось у меня прямо под ухом.

От неожиданности я вздрогнула и дернула рукой, оставив на бумаге длинный росчерк.

— Как у тебя ловко получается, — продолжал изумляться Петер, который, как оказывается, и не подумал ничем заниматься, а вместо этого завис над моей спиной, с любопытством наблюдая за моими вычислениями. — Это тебя отец научил?

«Это меня школа научила», — едва не ляпнула я, но в последний момент вспомнила, где нахожусь. Поэтому лишь неопределенно пожала плечами.

— Потрясающе. — Петер покачал головой. — Знаешь, все знакомые мне девушки, даже из весьма состоятельных семейств, с пренебрежением относятся к подобному. Ну, читать они, безусловно, умеют. Правда, особой страстью к этому не горят. А уж считать… Обычно для ведения дел нанимается управляющий. Он-то и следит за порядком в счетах.

— При этом зачастую сам приворовывая, — язвительно добавила я. — Хорошо, когда господам плевать на сотню-другую золотых, уплывших из домашнего бюджета в карманы таких шустряков. А вот если едва сводишь концы с концами? За каждый медяк начнешь торговаться.

— Ах да, я забыл, что твой отец почти разорен, — с сочувствием произнес Петер. — Понимаю. Нелегко тебе приходилось.

Я опять усердно принялась писать, пониже наклонив голову — лишь бы не встретиться невзначай взглядом с Петером.

Да не о Дугласе я говорила. Я говорю о своей бывшей жизни. О том страшном тоскливом времени, когда я экономила на еде, лишь бы купить новые сапоги и куртку к зиме, и прятала свои скромные заработки от мужа, способного спустить все мои деньги за один вечер в пьяном угаре.

Несколько минут в кабинете царила тишина. Устав стоять рядом, Петер вернулся к себе за стол. Вновь принялся перекладывать бумажки.

Я изредка косилась на него и каждый раз при этом негромко хмыкала. Мысленно, понятное дело. По-моему, ничем полезным он не занимается. Даже бардак не пытается разобрать. Лишь усугубляет его по мере сил и возможностей.

Кстати, а может быть, среди всего этого хлама и зарыта драгоценная карта? И это своего рода маскировка?

В таком случае Петер выбрал не самый лучший способ спрятать важный документ, раз Агнесса его уже отыскала.

Кстати, насчет последней.

— Ты сказал, что слугам запрещено тут убираться, — проговорила я, по-прежнему опустив голову и усердно делая вид, будто меня занимают только счета. — А что насчет зимы?

— А что насчет зимы? — удивленно переспросил Петер, замерев с каким-то листом в руках.

— Ну, насколько я поняла, зимой полноправной хозяйкой замка остается твоя дочь, — пояснила я и в упор посмотрела на Петера. Вкрадчиво поинтересовалась: — Неужели она ни разу не заходила в твой кабинет?

— Зачем ей это? — сказав это, Петер запнулся.

Вспомнил, наверное, что совсем недавно точно такими же словами ответил мне на вопрос по поводу заброшенной спальни его отца.

— Все девушки любопытны. — Я снисходительно улыбнулась. — Не думаю, что твоя дочь исключение. К тому же чем еще заняться долгими зимними вечерами, как не изучением фамильного гнезда?

— Этот замок — не фамильное гнездо Агнессы! — резко ответил Петер. — Официально она не признана мною. Но я обещал ей хорошее приданое и выгодную партию.

— Выгодную партию? — с еще большим сарказмом повторила я.

Ох, Лариса, язва ты еще та! Хоть не забывай ресничками-то хлопать. А то вон как Петер встрепенулся, уловив в моем тоне ядовитые нотки.

Опомнившись, я словно невзначай провела рукой по лицу, убирая назад пряди, выбившиеся из высокой прически. Пухло надула губки, постаравшись придать себе как можно более невинный и растерянный вид. И тотчас же недовольные морщины на лбу Петера разгладились, правда, до конца не исчезли.

— Извини, милый, — проворковала я. — Но тебе не кажется, что ты выбрал не то место для поиска дочери выгодной партии? Не думаю, что в округе найдутся молодые, симпатичные и обеспеченные парни, за которых Агнесса с радостью пойдет замуж. — Театрально ахнула, испуганно округлив глаза, и пугливым шепотом осведомилась: — Или ты вздумал посватать Агнессу за моего отца?

— Что? — Бедняга Петер аж поперхнулся. Свалил локтем со стола еще несколько стопок бумаг, после чего сипло спросил: — Тереза, ты о чем?

— А что такого? — Я легкомысленно усмехнулась. — Да, мой отец вдовец. Но никаких проблем со здоровьем у него нет. Он наверняка проживет еще много лет. В гостях часто у тебя бывает. Со стороны все выглядит именно так, будто ты пытаешься свести моего отца со своей дочерью.

— Чушь какая! — во весь голос воскликнул Петер.

Ага, проняло все-таки. Но я была бы не я, если бы не продолжила бить по нащупанному больному месту. И я затараторила, силясь закрепить успех:

— Правда, это будет весьма забавно со стороны. Моя падчерица станет моей же мачехой. Но чего только в жизни не случается. Смех, да и только!

— Тереза, не мели ерунды!

Обычно весьма сдержанный на эмоции Петер покраснел от гнева. Грохнул по столу кулаком, разметав остатки листов.

— Я пускаю Дугласа в свой дом лишь по той причине, что он твой отец, — буквально прорычал он, пунцовый до кончиков ушей. — Уж прости за откровенность, но он мне не нравится. Я считаю его манеры и его бестактность чудовищными. И никогда, ни за какие деньги я не выдам Агнессу за него замуж. Это просто исключено!

Настоящая Тереза на моем месте испугалась бы такого взрыва эмоций. Возможно, даже расплакалась бы, огорченная столь нелицеприятным мнением мужа о своем отце. Но настоящая я мысленно взвыла от восторга. Так-так, мой хороший. А вот теперь ты угодил в ловушку. Люди наиболее уязвимы, когда охвачены пламенем чувств. Сейчас, когда твоя извечная холодность и рассудительность исчезли, ты выложишь мне все как на духу.