Фальшивая война (СИ) - "Dolores_Gaze"

Гарри закивал – рот был набит едой, и ответить более внятно он не мог.

Он смутно помнил, как Гермиона что-то говорила в защиту Малфоя, но представить, что он вытащил из подземелий Мэнора столько людей из-под носа у Пожирателей и Волдеморта, было невозможно. Гарри напряг память и припомнил, когда в последний раз он слышал об Олливандере – это было еще летом, после операции по его перевозке в Нору. И тогда Волдеморт был в ярости и пытал старого волшебника… После этого его образ ни разу не всплывал в мыслях Темного Лорда, и Гарри думал, что старик не пережил пыток. И тем не менее, вот он здесь, за столом – живой и, кажется, вполне здоровый. Если это и в самом деле дело рук Малфоя, то как ему это удалось?! Нужно будет непременно расспросить об этом Гермиону, когда она завтра вернется.

А пока Гарри отдал должное вкусной, хоть и простой еде, а потом отправился на экскурсию по поместью вместе с Луной.

Она показала ему сад и парк, а заодно оранжерею, в которой эльфы выращивали растения для лекарственных зелий. Парк был довольно запущенным, было видно, что за ним много лет не следили, и только недавно расчистили основные дорожки. В отличие от него, садом явно занимались: даже сейчас он заметил нескольких женщин, которые были заняты какой-то работой, несмотря на приближение зимы.

- Там еще есть теплицы, – махнула рукой куда-то вдаль Луна, – в них растут овощи и зелень, я часто помогаю там, когда не занята в оранжерее.

- Здесь живет много людей, – заметил Гарри. – Откуда вы берете еду?

- Минни и Линни заботятся об этом, – ответила Луна. – Они отправляются за провизией каждое утро, еще затемно, но никого с собой не берут, хоть им и предлагали помощь. Не знаю, чей это дом, но, должно быть, это какой-то очень добрый и богатый волшебник, раз он так о нас заботится. Помимо еды, домовики приносят нужную одежду для всех, лечат пострадавших, есть даже игрушки для детей. А еще библиотека и музыкальная гостиная. Некоторые умеют играть на музыкальных инструментах, и по вечерам иногда устраивают концерты.

- И никто не знает, кто этот волшебник? – удивился Гарри.

- Эльфы говорят, что им запрещено рассказывать, кто их хозяин и чье это поместье, – сказала Луна. – Все портреты закрыты, и никто ни разу не видел хозяина. Наверное, это очень опасно для него – пустить нас всех сюда.

- Наверняка, – не мог не согласиться с ней Гарри.

Осмотр поместья затянулся до позднего вечера, и только за ужином Гарри понял, что, сколько они ни ходили сегодня с Луной, он ни разу не заметил ничего похожего на ворота, калитку или хотя бы ограду. Либо территория поместья и впрямь была такой огромной, либо на поместье лежали какие-то сложные чары.

Продолжая ломать голову над тем, кому же все-таки принадлежало это убежище, он наконец поднялся к себе в комнату – как выяснилось, это была хозяйская спальня, единственная незанятая комната во всем доме, – принял душ и провалился в глубокий сон.

Комментарий к Глава 142. Ну что, господа, кому-нибудь скучно по вторникам, четвергам и субботам?

Мне да :)

Так что запланируйте, пожалуйста, в вашем расписании на завтра минут десять на знакомство с моим новым фанфиком :)

Первая глава завтра, и далее как обычно – вторник, четверг, суббота :)

https://ficbook.net/readfic/11496993

Ссылка заработает в субботу утром :)

====== Глава 143. ======

- И что теперь, Грейнджер?

“Что теперь?“

Какой прекрасный, мать его, вопрос.

Какой, блять, своевременный.

Именно тот вопрос, который так ждешь, лежа в одной постели с обнаженным светловолосым богом, едва прикрытым тонкой простыней.

Это мог бы быть вполне уместный вопрос, если бы это было, скажем, утро после свидания. Например, третьего. Или пятого. Да пусть даже первого, черт возьми!

Его стоило бы задать после семейного тихого ужина с его родителями. Или её. Ну, такого ужина, который не просто так, а такого, многозначительного ужина.

Или…

Так. К черту все. Без “или”.

Потому что это, мать его, был совсем не такой вопрос.

Этот вопрос был скорее похож на “Куда твою задницу понесет дальше?”. Напоминал о “как долго это все будет продолжаться?” и “когда все это кончится?”.

А главное: “Как все это закончится?”

Понятия не имею.

Надеюсь, недолго.

Потерпи, осталось чуть-чуть.

Все будет хорошо.

Вранье.

Вранье все до последнего слова, кроме первого.

Понятия не имею. Куда теперь идти? Где искать последний крестраж? Что будет потом, когда – если?.. – они его все-таки найдут.

Не знаю. Не хочу знать. Не хочу даже думать об этом. Слышать ничего не хочу, пока я здесь. Пока ты здесь. Пока у нас есть еще несколько часов, чтобы не думать, не знать и не слышать.

Что теперь?..

Может, ужин, Драко?..

Или еще один марафон?..

Или прогуляемся в душ?..

Ах, ты не об этом.

Ну конечно.

А теперь обними меня, Драко. Мне это так нужно. Так чертовски нужно…

Небо за окнами едва порозовело, постепенно светлея.

Гермиона не спала.

Она не спала всю ночь, каждые пять минут обещая себе, что следующая пятиминутка станет последней, но… проходило пять минут, потом десять, полчаса, час…

Она пообещала себе уйти тотчас же, как Драко уснет.

Накануне они все-таки поссорились – громко, отчаянно, безобразно. Он не понимал – или не желал понимать – очевидных вещей. Точно так же, как они в своей палатке, здесь, за толстыми стенами замка, Малфой постепенно терял связь с реальностью, и издалека ему все казалось не таким уж серьезным, не настолько уж страшным. Никакие её слова о его отце, о матери не действовали – парень убедил себя в том, что ничего плохого не случится, а Люциус сможет вывернуться из любого положения. То, что он подставит Снейпа, не воспринималось как аргумент, а уж напоминание о необходимости присматривать за гриффиндорцами и вовсе вызвало презрительное фыркание. Этим вечером Малфой снова напомнил ей себя прежнего – эгоистичного, самоуверенного, убежденного в том, что мир вокруг обязан прогнуться под него и его желания, и Гермиона не выдержала и бросила этот упрек ему в лицо, которое мгновенно окаменело и застыло высокомерной, надменной маской.

Драко знал, что не сможет её удержать. Знал, что её не удастся убедить сбежать от всего этого и бросить дело на полпути – но отчего-то продолжал и продолжал спорить, будучи уже не в состоянии остановиться. Вдруг это стало принципиально важным – чтобы она выбрала, выбрала его, пожертвовала чем-то для него, доказала, что он важен, что нужен. Малфой отчаянно пытался добиться от неё чего-то большего, чем слова, хоть разум и нашептывал, что он ставит её перед невозможным выбором между ним и её принципами, идеалами, убеждениями – всем тем, что составляло неотъемлемую часть её самой, и в этой битве победы ему не одержать – и лучше бы отступить, пока не стало слишком поздно. Но он не мог. Просто не смог вовремя закрыть рот – и на всех парах несся к черте, которую нельзя было переступать. Если они перейдут её, любое решение, что будет принято, разобьет одного из них – либо его, либо её. Этого нельзя было допускать. Ему нужно было остановиться.

Но он не смог.

Они помирились.

Конечно же, помирились, но зловоние разразившейся ссоры продолжало витать в воздухе, недвусмысленно намекая на то, что это примирение – фарс, только временное отступление с тем, чтобы собраться с силами и вновь двинуться в бой – а сражаться с ним Гермиона не хотела. Она знала, что доведенный до крайности, до отчаяния он не удержится, и обрушит на неё все стрелы, что имел – пропитанные самым страшным ядом, который разъест её изнутри и разрушит то, что они с таким трудом построили.

Она не хотела.

Ничего не хотела – ни ссор, ни выяснений отношений, ни ультиматумов. Не хотела, чтобы трещина, пробежавшая вчера между ними, стала еще глубже, еще шире. И поэтому решила просто уйти, сбежать – молча, под покровом ночи, надеясь на то, что потом Драко остынет и все поймет.