Невеста лорда (СИ) - "Глиссуар"

— Да, конечно, правильно, лорд Хэнред, — поддакнула Лейлис, зная, что старику приятно, когда с ним соглашаются и прислушиваются с интересом к его словам.

— С отцом Рейвина, лордом Ретрудом, сыном Агнора, я был в свое время дружен. Была одна история, давно… А леди Бертрада меня с тех пор не жалует, но речь не об этом, — Хэнред чуть было не увлекся, но оборвал себя. Та давняя история о не самых достойных похождениях лорда Ретруда была не для ушей благородной дамы. — Когда лорд Ретруд умер, Рейвин остался один. У него были братья и сестры, но отца они не пережили… Леди Бертрада тогда только разрешилась от бремени Криансом и лежала без сил в верхних покоях, а Рейвин принимал вассалов в великом чертоге, через несколько дней после похорон отца. Ты знаешь, были такие, кто считал, что правлению Эстергаров на Севере пора положить конец. Фержингард хотел вызвать Рейвина на смертельный поединок и забрать себе его владения. Весь Север, то есть. Леди Бертрада и младенец тут не помеха, конечно, после он мог бы приказать их просто убить. Рейвин это прекрасно понимал. Да что мог сделать? Он год как меч получил, а Фержингард втрое старше и, хоть одна рука у него отсохшая, с клинком обращаться умеет. У Рейвина не было бы шансов, выйди они один на один. Разве есть честь в таком поединке? Тогда я встал и так и сказал — что слишком просто было бы получить весь Север кровью одного мальчишки. Эстерг завоевал все земли, и каждый лорд присягнул ему. А его потомки не раз подтверждали свою власть. И что за весь Север пускай Фержингард сразится с каждым из нас. И я, Айбер Хэнред, первый готов ответить на вызов — мечом, копьем или секирой, как ему будет угодно. У Вильморта разом решимости поубавилось. Да и много было тех, кто со мной согласился.

— Должно быть, лорд Рейвин был вам за это очень признателен, — заметила Лейлис. Ей стало теперь понятно, почему ее муж, такой чопорный и щепетильный в вопросах традиций и этикета, позволял Хэнреду разговаривать с собой, как с мальчишкой, а не с сюзереном, и почему не гневался на его беззлобные насмешки.

— Он до сих пор мне очень признателен, — отозвался старик. — Только не расспрашивай его о той истории, он не любит ее вспоминать. Оно и понятно.

Конечно, воспоминание было не из приятных, особенно для такого гордого человека, как Рейвин Эстергар, — Лейлис это прекрасно понимала. Едва похоронив отца, бояться за жизнь матери и новорожденного брата, быть вынужденным предстать перед своими подданными, каждый из которых сильнее тебя, и сознавать, что судьба династии, Севера, твоих близких и твоя собственная зависит от того, согласятся ли северные лорды присягнуть на верность мальчишке, или собственные амбиции и гордость в них пересилят. Этого страха и чувства беспомощности, которое ужаснее всего для правителей, лорд Эстергар никогда не забудет Фержингарду.

— Пожалуй, я вернусь к своему завтраку, пока там еще осталось, что выпить до обеда, — сказал Хэнред, выведя Лейлис в знакомое помещение, откуда один из коридоров вел к главной башне, а другой к великому чертогу. — А тебе, кажется, есть теперь над чем поразмышлять.

Лейлис не хотелось размышлять над тем, что она узнала. Ей хотелось домой и не знать этого всего — ни про лес, ни про упырей, ни про Фержингарда. Она была бы рада, если бы ворчание дяди Моррета и приставания Шенни снова стали ее самыми большими проблемами в жизни. Она испытывала горькое разочарование, как будто ее обманули во всем — начиная с обещаний богатства и статуса, которые всегда идут с неприятными довесками в виде чьих-то зависти и ненависти, и заканчивая исполнением супружеского долга, в котором, как оказалось, не было ничего приятного, а совсем наоборот.

Лейлис опять сидела у камина в покоях лорда Рейвина, пользуясь его занятостью с гостями, а ближе к полудню в комнату зашла Шилла. Служанка принялась жаловаться госпоже, что ее заставили помогать прибирать помещения для гостей, и Лейлис в кой-то веки была рада слышать эту болтовню.

— Хорошо, я попрошу, чтобы тебе никто, кроме меня, не отдавал приказов, — пообещала наконец леди Эстергар. Это самое меньшее, что она могла сделать для Шиллы, раз уж та согласилась поехать с ней на Север. — Ты будешь моей личной камеристкой. Не думаю, чтобы лорд Рейвин стал возражать против этого.

Шилла очень обрадовалась и спросила, можно ли будет взять себе что-нибудь из одежды Лейлис, после того как ей сошьют новые платья. Та отмахнулась — потом будет видно.

День был долгим и никак не хотел заканчиваться. Некоторые гости уже собрались уезжать, и Лейлис вместе с мужем пришлось их провожать. Она боялась, что уедут лорд Хэнред и Риенар Фэренгсен, но они пообещали остаться подольше: Риенар потому что ранение пока не позволяло забыть о себе, а старик — просто потому что не хотел уезжать.

За ужином лорд Эстергар, казалось, вполне отошел от утреннего происшествия и был за столом в меру разговорчив и весел. Лейлис попробовала утиную грудку, фаршированную тьянкой, мясное рагу с грибами и тьянкой, потом сладкий рулет из желудевой муки, орехов, меда и тьянки, и решила, что с этой ягодой надо что-то делать. Например, смириться с ней и начинать привыкать, так как ничего слаще и полезнее на Севере все равно не вырастет до скончания веков.

После ужина лорд Рейвин осторожно поинтересовался у Лейлис, не хочет ли она посетить книгохранилище Эстергхалла. Могло показаться, что он чувствует некоторое смущение перед женой.

— Я помню, что вы любите книги, миледи. Может быть, это поможет вам скорее забыть об утреннем огорчении, которое доставил нам лорд Фержингард.

— Как вам будет угодно, — ответила Лейлис. Это было все-таки лучше, чем сидеть в одиночестве, но неловкость и натянутость их отношений никуда не делась, скорее наоборот, только усилилась.

Библиотека Эстергхалла могла похвастаться самым большим собранием книг на Севере. Здесь хранились несколько сотен рукописей на всех известных языках, но в основном, конечно, на старом наречии и на языке Севера, почти каждый свиток или фолиант имелся в нескольких списках, которые делались регулярно. Северяне очень большое значение придавали каждому слову, попавшему на пергамент, хотя и не относились к книгам с таким суеверным трепетом, как в южных княжествах. Собрание было представлено бесчисленным количеством грамот, писем и документов, хранившихся, кажется, со времен самого Эстерга, копиями и пересказами древних легенд и баллад, книгами по наукам и искусствам, а также генеалогическими исследованиями, сводами гербов и списками домов и фамилий со всех известных земель. Литературы, связанной с культом Неизвестного, не было вовсе, так как странно было ожидать, чтобы у бога, которому не нужны жрецы и молитвы, были священные книги. Зато можно было найти описания чужеземных божеств и обрядов, например, степных огнепоклонников и аграрных культов Долины. За библиотекой присматривал мастер-книжник, иногда один, иногда с помощниками. Книжниками на Севере обычно становились благородные юноши, которые по каким-то причинам не могли стать воинами, или простолюдины, проявившие способности к обучению. Эта профессия считалась очень привилегированной в военизированном северном обществе, даже больше, чем врачевание и ювелирное дело.

В большом помещении, разделенном несколькими рядами деревянных полок, закрытых и открытых, было довольно светло, так как свет свободно проникал через большие, полностью застекленные окна. Камины были особой конструкции — сам очаг расположен был в отдельной камере, и человек, разводивший огонь, должен был находиться снаружи библиотеки. Это позволяло защитить рукописи от случайно вылетающих искр и дыма. Толстые каменные помещения покрывали голубовато-сероватые разводы мха. Между длинными стеллажами с книгами за дубовым столом сидел маленький старичок в многослойных складчатых одеждах и тоненькой кисточкой переносил какой-то миниатюрный рисунок с одного листа пергамента на другой. Лейлис подумала, что этот человек, наверное, такой же старый, как лорд Хэнред, но, видимо, никогда не отличался такой же силой и мощным сложением. Увидев своего лорда, книжник отложил кисть и приветствовал его, склонив голову. С другой стороны стола, у края, сидел на табурете менестрель из Верга и что-то с большим энтузиазмом строчил, часто-часто обмакивая гусиное перо в чернильницу. При появлении лорда Эстергара он вскочил, раскланялся, но увидев, что на него не обратили внимания, опять склонился к своим листам, на всякий случай накинув на голову капюшон.