Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша

— Пожалуйста, останься тут пока не вернется Михалыч, — взмолилась Вера.

Иннокентий молча сел рядом. Психиатр покосился на мужчину, лежавшего на ближайшей кушетке.

— Не нравится мне, как он двигает руками, — вдруг сказал коллега, и Вера подумала, что это просто был способ прервать тягостное молчание. — Что за диагноз?

Вера присмотрелась: больной словно бы перебивал пальцами монеты. Хранительница посмотрела на листок, приклеенный к торцу кровати, и прочитала:

— Алкогольная интоксикация.

— Надеюсь, вы фиксировали его прочно.

Снова стало неприятно тихо, и тогда попытку улучшить ситуацию предприняла Вера:

— Как у тебя получилось урезонить дочь Петровой? — заговорила она, и чтобы психиатр точно ответил, добавила. — Ты обещал сказать.

Иннокентий довольно долго изучал Веру взглядом, словно раздумывая, стоит ли ей слышать ответ.

— Это мой дар, — наконец выдал он.

— Я думала, ты используешь его только для сумасшедших.

— У психически больных я забираю то, что их мучает. Чудовищ из бреда и… те, кто хочет, вылечиваются.

— Забираешь? То есть?

— Виктор уже успел сказать, что я сумасшедший? — в его голосе прозвенели ледяные нотки, и Вера посмотрела в проход, пытаясь удостовериться в том, что их не слышит никто из сестер.

Больные в палате были без сознания или в глубокой седации.

— Да, — призналась Вера.

— Я погружаю себя и ведь окружающий мир в шизофренический бред, если снимаю очки полностью. Беда, если рядом нет стражей, и никто не сдерживает это. Поэтому они всегда должны быть на мне или хотя бы при мне. Чудовища становятся реальными…

Это прозвучало довольно жутко, и Вера не захотела слушать дальше. Она перебила:

— Но родственница Петровой не похожа на шизофреничку.

Психиатр вздохнул.

— Да. То, что я делаю для простых людей, хранители называют гипнозом. Я вижу их мысли, когда смотрю им в глаза и могу взаимодействовать с сознанием, так же, как и с сумасшедшими, но эффект другой. Дело в том, что нормальные люди страдают не от бреда, а от себя, их терзают вина, страхи, разрушительные желания, и они портят свои жизни… иногда даже сильней, чем шизофреники. Я способен внушать им некоторые мысли, а точнее обращать их внимание на то, что они обычно игнорируют, как это было с Петровой. Когда я только открыл в себе этот дар, то использовал его без удержу, думая, что исцеляю страдальцев. Но очень скоро я понял, что просто даю им нечто вроде морфия — способность ненадолго забыться. Очень скоро нужна новая доза подтверждений того, что они любимы, прекрасны, больше не боятся того, что приводило их в ужас. И я осознал одну простую истину — стать другим человеком невозможно по щелчку пальцев, это чудо оплачено долгим и подчас мучительным трудом души. Так я стал изучать психотерапию. Уверен, что об этом Виктор так же упоминал.

Психиатр улыбнулся краешками губ, и Вера поняла, что неуместная откровенность хирурга его по-прежнему злила, не смотря на продемонстрированное вчера примирение.

— Еще он сказал, что нельзя смотреть тебе в глаза. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Иннокентий улыбнулся во всю ширину рта. Холодно. Зло.

— Я могу убить бессмертного. Он это имел в виду. Мне запрещено снимать очки без приказа и когда-нибудь ты узнаешь почему.

После этого психиатр оттолкнулся от кушетки.

— Буду в ординаторской. Если что, зови.

И тут больной с алкогольным отравлением неожиданно рванулся, порвав вязки и еще до того Вера успела что-либо предпринять, со всей силы ударил психиатра.

— Сатана! — во всю глотку заорал мужик. — Это Сатана!

Тонкий Иннокентий от удара такой силы отступил на два шага назад, но все-таки удержался на ногах. Вера, увидев это, бросилась к коллеге, позабыв обо всем. Психиатр прижимал руку к лицу, обезумевший мужик продолжал бесноваться, а анестезиолог с неприятным чувством заметила, что очков у Иннокентия больше не было. Она уже заметила в ремзале, где они с психиатром вместе ставили дренаж, что дужки сзади были стянуты леской. Пластмассовая нить едва заметно прижимала непослушные волосы к голове. Психиатр, безусловно, заботился о том, чтобы так необходимая ему вещь оставалась всегда на нем, но и не хотел слишком сильно выдавать своей зависимости. Больной ударил Иннокентия снизу в подбородок, заставив психиатра откинуть голову, так что дужки соскочили с ушей, а там и с доктора. Теперь очки, судя по звуку, закатились под одну из кроватей. В полутемной палате понадобится время на то, чтобы отыскать их.

Психиатр со злостью взглянул на разбушевавшегося пациента и приказал:

— Лежать! Нет никого в палате! Спи! — в голосе Иннокентия слышались истерические нотки паники, и Веру вдруг пробрал ледяной страх.

Если этот, еще недавно такой уверенный в себе врач испугался не на шутку, значит, произошло что-то по-настоящему плохое, и речь, видимо, уже даже не о реанимации, а о них двоих, о хранителях.

Мужик послушно опустился на свое ложе и захрапел. Вера обернулась к коллеге. Психиатр жмурился изо всех сил. Веки его дрожали. Правой рукой он ощупывал лицо, левой искал что-то в кармане халата.

— Где они? — прозвенело еще более напряженно. — Мои очки?

— Где-то в палате! — выдохнула Вера, становясь на колени и вынимая из кармана фонарик, который реаниматологи носили с собой, чтобы в первую очередь определять зрачковый рефлекс.

— Поздно! — как-то очень обреченно выдохнул психиатр. — Звони Михаилу Петровичу пока не началось!

— Что?

— Нет времени, Вера! Скажи ему о том, что случилось!

Вера выхватила из кармана сотовый и дрожащими руками набрала номер Михаила Петровича, понимая, что сегодня ее поджидало что-то похуже реанимации. Ей казалось, что пока в трубке невыносимо долго тянулись гудки, к ней из темных углов палаты ползли тени. Шепот, доносившийся из тьмы, неотчетливый вначале, становился все громче и жутче. Вера обернулась, чтобы увидеть, что это было, и тут в ее ухо ворвался живой и потому приятный голос:

— Вера?

— Иннокентий потерял в палате очки, — на одном дыхании произнесла анестезиолог.

— О нет! Только не позволяй ему… Только не дай этому вырваться наружу! — звонок оборвался.

В следующий миг Вера вложила свою руку в ладонь Иннокентия и почувствовала, как психиатр холодными пальцами крепко стиснул ее запястье.

— Единственный способ удержать мой бред под контролем, это постоянно напоминать мне о том, что я человек, — решительно произнес коллега. — Я сделаю так, что дар заработает в обратном направлении, а ты уж постарайся удерживать нас в гипнозе как можно дольше, поняла?

— Но как… — выдохнула Вера.

— Заставляй меня вспоминать. Что-нибудь о клиентах, работе, больнице — все, что придет в голову. Ладно?

Вера кивнула и тут же поняла, что Иннокентий этого не видел.

— Да.

— Если тебе не удастся удержать меня… в рамках, по стационару разбегутся все те чудовища, которых я годами забирал у других душ. Это место поглотит шизофренический бред и тебе очень повезет, если ты сможешь быстро выбраться наружу.

Вера сглотнула.

— Ты же хотела знать какого они на самом деле цвета, — прошипел психиатр. — Сейчас не отрываясь смотри мне в глаза, Вера!

Хранительнице показалось, что ее сердце пропустило удар, когда психиатр взглянул на нее. Глаза без очков у него были карие… Следом Вере показалось, что ее подхватило невероятной силой течением и повлекло в неизвестную ей реальность. Так уже было когда-то, когда психиатр залез ей в голову, увидев, таким образом, прошлое. Теперь Вера знала, что он способен заставить свой талант работать в обратном направлении.

Девушке сделалось не по себе. Кто знал, что скрыто у хранителей в самых сокровенных мыслях?

Глава 6. Скелеты в шкафу

Вдруг стало светло. Вера увидела себя в старом переулке. Неизвестно, мог ли Иннокентий управлять переживаниями пациентов, но девушка чувствовала себя лишь сторонним наблюдателем.