— Ты ещё не спишь? — уточнила Александра и вытянула шею, как бы рассматривая убранство спальни. Любимая дочь шагнула от двери и печально призналась:
— Бессонница… Надо было вам захватить тётушку Кло. С ней в преферанс можно было бы сыграть…
Александра скрежетнула зубами, потому что немного обидно стало — со старой интриганкой дочурка не прочь провести время, а с вот с матерью родной…
Не став заострять внимание на этом досадном недоразумении, Александра попыталась просочиться в спальню, но немного не поняла, как так выходило, что дочь всё время преграждала путь.
— Не пригласишь войти? — намекая на хорошие манеры, уточнила Александра, но Элис вышла и прошептала:
— А может быть, лучше сходим за чаем?
Неуёмное желание всех жителей поместья пить чай в ночи тревожило Александру, но высказаться она не успела, потому что дочь уже вела её через тёмный тайный ход, а в холле уверенным босоногим шагом направилась в сторону кухни. Пришлось составить компанию.
Алисия очень надеялась, что Грегори вылезет из-под кровати и быстро уйдёт к себе за время её разговора с матерью, которая прямо была сама подозрительность.
— А ты точно его любишь?
— Не обижает?
— А почему у вас так всё быстро, вот Тадеуш…
— Ты уверена насчёт платья?
— А ты не ждёшь ребёнка, может, выточки на наряде расставить надо?
— Это очень печально, что он вдовец.
— А ты уверена насчёт покойной супруги?
— Как это не надо лезть в его прошлое?
— Что значит поздно беспокоиться о твоих манерах?
— Где ты побывала?
— А может лучше князь?
Разговор грозил затянуться до утра, поэтому Элис сильно зевала и всячески делала вид, что уже едва сидит за столом. В итоге мать семейства сжалилась и отправилась в свою спальню.
Алисия быстрым шагом оббежала лестницу, нырнула в тайный ход и через приёмную приблизилась к спальне. Грегори дремал в кровати поверх одеяла. Элис заперла дверь и медленно подошла, стараясь не разбудить. Стянула халат и легла в кровать. От пируэтов Грегори проснулся, выдернул из-под себя угол одеяла и, поймав в объятия Элис, снова задремал. Алисия лежала в капкане сильных рук и нервничала: вдруг мать решит прийти с утра или ей ещё что-то понадобится. И вот как накаркала. Стук раздался через четверть часа, и Грегори тут же проснувшись, чуть ли не взревел.
— Да сколько это может продолжаться?
Он соскочил с кровати и пересёк спальню быстрым шагом. Рывком открыл дверь.
— Я взрослый мужчина. Это мой дом. Моя невеста и моё предложение руки и сердца. И я имею право спать там, где мне заблагорассудится! — выпалил Грегори на одном дыхании, а Тадеуш, окинув его сонным взглядом, сказал:
— Очень рад за тебя, мальчик мой, — потом перевёл взгляд выше плеча Грегори, поймав в поле зрения Алисию, и добавил: — Элис, мать твоя всё же соблюла честь, непонятно чью, конечно, и у неё защемило спину, когда она сгибалась к замочной скважине. Мазь разогревающая есть?
Глава 30
Грегори прижался губами к коленке Элис и получил в ответ смущённый смех. Алисия лежала на постели полностью обнажённая, и только распущенные кудрявые волосы прикрывали её грудь, в то время как сам Грегори любовался ей целиком.
С отъезда родителей прошла неделя. И наступил конец первого месяца нового года. Он прошёл слишком сумбурно, но всё же временами сонно. Снежные дни тянулись вереницей, даря бураны и тихие снегопады. Дрова в каминах в такие дни горели особенно жарко и звучно. Поленья потрескивали, а огонь шумел в дымоходах. И не было ничего прекраснее вот таких вечеров, которые пропитывались ароматами весны и яблоневого цвета. Тогда Грегори казалось, что все-то в его жизни шло правильно.
Вместе с его Лис.
Которая с каждым днём расцветала, и даже паломничество родственников не могло погасить её сияния. А она действительно сияла как самая настоящая звезда. И в её сиянии хотелось греться. Переворачиваться набок, кутать в своих объятиях, ловить тихое дыхание. Или вот наоборот слишком резкое, заполошенное. Как несколько лучин назад.
А время словно старый часовщик шло медленно, ковыляя хромой походкой и держа в руках ржавый масляный фонарь. Оно перетекало из минут в часы, из них в дни и тянулось.
Алисия сильнее всех ощущала это. Она ждала.
Когда первая земля откроется от снега и явит взору ещё жухлую траву и мясистые комья грязи. Ждала, когда солнце станет дольше висеть в небе и согревать своим теплом половицы в главной гостиной, чтобы они блестели в его лучах. С нетерпением гладила сочные стебли домашних цветов, которые ластились к её ладоням и распускали соцветия раньше времени, только чтобы порадовать.
Она ждала весны.
С её сочной красочностью, которая смешает в себе шартезовую зелень и шафрановые блики. С её ароматами просыпающегося леса, который одновременно станет пахнуть и чистой родниковой водой и тающим снегом. А ещё намного густым душистым сплетением только что появившихся трав: овсяница, пижма, донник.
И Элис сама станет ароматом. Весенним, звенящим. И будет приносить с собой первые запахи сырой земли, озёрной воды, с которой только сойдёт лёд, и пряной густой — еловой смолы.
Алисия сама была весной в человеческом её воплощении. И сейчас ещё дремала, нехотя приоткрывая изумрудные глаза и наталкиваясь на снежные метели.
Грегори как-то внезапно понял, что от времени года одна конкретная чародейка безумно зависима. Прошлой весной его жизнь кипела и бурлила, летом пришла в равновесие, осенью — она плакала длинными дождями, чтобы к зиме свернуться клубком и уснуть. И это всё было от Элис. Это её настроение зависело от времени года. Это она сейчас сонно куталась в смятую простынь и была ласковой как кошка. И короткими днями она резко просыпалась. Всё больше бродила по поместью и шепталась о чём-то с домом, что впервые на памяти Грегори жаловался. Он рассказывал, как поддувает в чердачное окно, и тогда появились рабочие, которые меняли стёкла, а ещё по секрету рассказывал, что лаборатория в подвале слишком дымна, сыра и вообще стоит её оттуда убрать, и Элис убирала, утаскивала потихоньку сначала котёл вот, потом, незаметно для самого Грегори, почти все зелья, которые отныне стояли в шкафах во флигеле и ещё книги… Они нашли своё пристанище в его кабинете. И сам Грегори вдруг понял, что подвал сыроват и холоден, а от этого дома болеют.
Алисия долгими вечерами могла непрерывно смотреть на огонь в камине и кутаться в длинную вязаную шаль. В такие моменты она была очаровательна в своём уединении. А ещё чай сменился тёплым молоком, в которое Элис добавляла много мёда и приносила вместе с ним на подносе имбирные пряники, которые, конечно, Грегори не сильно можно, но когда хочется, то чуть-чуть позволено. И Алисия стала пропадать на кухне, где в ступке смешивала гвоздику и бадьян, чтобы добавить в удивительно пряный пирог вместе с сушёными яблоками и ягодами. А когда всё же снисходила до чая, то тот получался ароматным настолько, что хотелось немедленно найти среди снега ту грядку клубники, с которой была сорвана конкретная ягода. И даже тогда тоже всё выглядело правильно. Просто непривычно.
Спала Алисия тихо, медленно и слишком осторожно переворачивалась во сне, чтобы уткнуться в грудь Грегори и задышать более спокойно. От дыхания её становилось щекотно, но Грегори мужественно терпел, путался пальцами в её кудрявых волосах, гладит по спине, по узкой талии, спускаясь к округлым бёдрам. И тогда Алисия сонно бормотала, что ещё чуть-чуть самую капельку. И Грегори прижимал её сильнее к себе и дышал ей. По-настоящему своей.
А утро пахло свежей выпечкой, звучало хрустящей корочкой хлеба и на вкус было как земляничное варенье. Алисия не любила начало дня, потому что надо вытерпеть снег, слишком сильные ветра и тоску. От последней она чаще стала прятаться в оранжерее и спасать от Сигизмунда редкие розы Гретты, потому что разумное растение не терпело конкуренции и специально заслоняло те крохи солнечного света, что по зиме был редким гостем.
