Подземелье Иркаллы (СИ) - "Alexandra Catherine"

Вскоре они дошли до большого каменного двухэтажного здания со стражей, светлой парадной, с красными знамёнами с изображением стаи чёрных волков.

Акме не сразу узнала Сатаро. Он, огромный и сильный, но исхудавший, стоял со стражей. Он был одет во всё новое — чёрный колет, чёрные штаны и сапоги. На широком поясе висели ножны с кинжалом. Сатаро стоял прямо. Лицо бледное, ссадины заживали, но неизменен остался большой шрам на щеке.

Он резко обернулся, и лицо его, с тёмными кругами под светло-серыми глазами, озарилось улыбкой. Блеснули белые зубы, шрам ещё более сморщился, но побледнел под гнетом сияющей улыбки и блеском глаз.

— Я думал, помрёшь, — весело произнёс он, не став подходить к ней: стража плотным кольцом окружала великана.

— Вижу, тебе легче.

— Куда легче, чем тебе. Эта стерва, Каталина, не разрешала мне сидеть с тобой более четверти часа.

— Мне не нужна такая опека… — парировала та.

— Это мы ещё увидим, — шепнул он ей на ухо. — Юной одинокой девушке здесь не выжить.

— Что это значит?

— Моё общество может спасти твою честь.

Акме изумлённо уставилась на него. Какой смысл он вкладывал в слово «общество»?..

Внутреннее убранство дома было крикливым, роскошным его назвать не поворачивался язык. Мраморные лестницы блестели в ярком свете канделябров. Ручки дверей и узоры на лаковом покрытии сверкали едва ли не позолотой. Гобелены же и картины по красоте своей и великолепию могли бы поспорить с полотнами Акидии и Сильвана.

«Вот тебе и поселение дикарей, — невольно изумилась девушка. — Наворовали-то столько, что на несколько поколений хватит…»

Акме не заметила слуг. Лишь мужчины в зелено-коричневой форме сосредоточенно носились туда-сюда со свитками пергамента. Все до единого вооружённые.

Конвоиры повели Акме к двери, через небольшую комнату и стражу, прошли к двойной двери, распахнули её, и девушка оказалась в многолюдном просторном помещении. Окна здесь были высокими, будто в соборе, и занавешены тяжёлыми занавесями, расшитыми золотыми нитями. За деревянными сверкающими столами, буквой «П» расставленными, сидели шумные мужчины со свитками да бокалами кроваво-красного вина. Многие из них были одеты в одинаковую зелено-коричневую форму с различными нашивками на груди или пряжками на ремнях. Акме определила, что в зале собралось около сотни человек.

В противоположном от входа конце располагалось трехступенчатое возвышение, покрытое белой шкурой неведомого зверя с тонкими косыми полосками черного цвета, а на нем кресло, похожее скорее на старое удобное сидение для домашнего времяпрепровождения, нежели на трон. На нем, окруженный советниками без формы и в форме, с кубком в одной руке и с кинжалом, усыпанным рубинами, в другой сидел темноволосый мужчина средних лет. Одет он был в красный колет с темными пышными рукавами, расшитыми золотом да малахитами. Верхние пуговицы были вольно расстегнуты, свету всему показывая нижнюю рубашку из белого льна. На широком чёрном ремне, охватившим талию, висел маленький бархатный кошель и небольшие ножны из простой невзрачной кожи. Черные ботфорты с большими отворотами наверняка прятали целый арсенал кинжалов, ножей, отравленных дротиков.

Лицо его было с морщинами в уголках глаз и длинным ярким шрамом на левой щеке. Задорная, почти мальчишеская, улыбка, яркий блеск серых глаз, вальяжность, с которой он развалился на своем кресле, непринужденность движений привлекали, и он знал о своей привлекательности, и всё ещё гордился ею.

«Мирослав, царь воров, — подумала девушка. — Ох, и наглая же рожа…»

На ступеньках, у ног правителя расположилась величавая Каталина, облаченная в темно-зеленое бархатное платье, с обнаженными плечами, с тяжелым кубком в руке. Были здесь и другие нарядные женщины, но ни одна из них не сидела так высоко, как сидела эта честолюбивая Каталина.

При появлении солдат все разом затихли и изучающее уставились на крошечную Акме. Сатаро высоченной скалой встал за её спиной.

Конвоиры подошли поближе к столам со стороны Мирослава и тот, что стоял впереди остальных, с поклоном сказал:

— Приветствую тебя, повелитель. По приказу твоему мы привели ту, что нашли в Куре.

Мирослав поднял руку, заставив солдата замолкнуть и отойти в сторону. Повелитель некоторое время оглядывал Сатаро, одобрительно ему кивнул и уставился на Акме. У девушки возмущением затопило душу: он разглядывал её, будто кобылу на рынке или снятую им шлюху перед употреблением.

— О твоей беде я слышал, — промолвил Мирослав, обращаясь к Сатаро. — Ты здоров, и мне отрадно это видеть. Подобное тело не должно хворать. Но как зовут тебя, сударыня? И как здоровье твое? — сладким голосом спросил любитель женщин, в ход пуская свою неотразимую улыбку.

— Благодарю вас за заботу, повелитель, — тихо проговорила Акме, от усталости и слабости едва держась на ногах. — Мне стало гораздо лучше благодаря помощи ваших людей.

Каталина смотрела на неё без улыбки со злым прищуром, и видно было, сколь побелели губы ее от напряжения и сколь раздраженно теребила она свои перчатки.

— Имя моё — Акме Рин.

— Откуда и куда держишь свой путь?

— Из Эдрана.

По залу эхом разнесся удивленный ропот. Мирослав улыбнулся и произнёс:

— От Эрсавии до Кура путь далек. Ты путешествовала одна?

— Одна, — не моргнув глазом, солгала девушка, решив, что подобному окружению правду знать пока не следовало. — Я ехала в Керберру, но коцитцы меня схватили.

— И как же ты выбралась из Кура?

Акме и бровью не повела. Ему, несомненно, доложили о её силе. Он знал всё и испытывал её.

— Везение, — слабо улыбнулась Акме, состроив невинную гримасу. — На Кур напали чудища… По началу мне казалось, они служат коцитцам, и прислали их, чтобы погубить нас. Но как только они накинулись на коцитцев, все пленники разбежались.

Мирослав не сводил с девушки глаз и одобрительно улыбался, согласно кивая головою.

— Ты, что же, явилась из самой Эрсавии, прошла весь Архей и не ведаешь, что это за чудища? — усмехнулся кто-то за столом. — Не ведаешь, что за войны приближаются к Архею?

— Я так далека от политики… — Акме растянула свои одеревеневшие губы в хорошо разыгранной извиняющейся улыбке.

— Очевидно, — громко усмехнулась Каталина. — Если в столь жуткое время все бегут от границы с Кунабулой, как от огня. Ты же едешь в Керберру.

«Уж ты от политики ещё дальше меня», — мысленно фыркнула Акме, продолжая изображать неведение.

— Откуда девочку взяли? — продолжал свой допрос Мирослав, дружелюбно улыбаясь; глаза его обратились к Сатаро.

— Она жила в Куре уже несколько лет, — спокойно ответил Сатаро. — Коцитцы перебили её родителей. Мы не могла оставить её.

— Что тебе нужно в Керберре? — крикнули с задних рядов. — В Эрсавии не сиделось?

— Я целитель, — ответила Акме. — Недавно закончила обучение в Орне. И я давно мечтала посвятить свою жизнь больным и немощным. Но родственники не давали мне работать. Посему я и решила уйти подальше. Туда, где смогла бы работать.

— Домечталась, — усмехнулась Каталина.

Мирослав с улыбкой сытого кота откинулся в кресле и молвил:

— Видишь ли, дорогая Акме, в Верне на всех не хватает целителей. А целителей прямо из Орна никогда и не было на моей памяти. Посему я отблагодарю тебя, если ты окажешь помощь нашему местному целителю, благодаря которому, кстати говоря, вы пришли в себя.

— С превеликой радостью и благодарностью, — слабо улыбалась девушка, с ужасом осознав, что просто так её никогда не отпустит. И как высвободить себя из подобных пут она не представляла. Но всё ещё твёрдым и уверенным голосом она произнесла, желая вызвать его на всяческие заверения и обещания своим намёком: — Где бы я не была, я век не забуду доброты вашей…

— А зачем быть тебе где-то еще в столь страшное кровавое время, если можешь ты жить в Верне, в безопасности, далеко от войны? — улыбался Мирослав, цепляясь за слова, будто за спасительные канаты.