Для тебя я Ведьма! (СИ) - Вечер Ляна

— О, козлоногий! Что ты творишь, Торе?! — командир не шевелился, так и стоял, замерев, с пустым взглядом вникуда. Мой гнев мигом испарился, я кинулась к нему. Запустила пальцы в кучеряшки и хорошенько тряхнула. — Милый, очнись! Ну же!

Сальваторе не реагировал, в его голове стоял такой гул, что мне самой сделалось дурно. Зрачки танцевали — то заполняя синюю радужку чёрным, то сужаясь до размера песчинки. Нащупала в сумке на поясе настойку, с силой надавила на пухлые щёки любимого и, выдернув пробку зубами, опрокинула склянку в рот Тора.

— Милый? — я с надеждой ждала его возвращения.

— О, печати…

Смяла пальцами рубашку командира и прижалась лбом к его груди. Мне нужно было отдышаться, прийти в себя. Череда событий совершенно выбила из колеи. Я почти не чувствовала крепких объятий, не слышала слов. Торе что-то говорил, кажется, снова извинялся или объяснял, но в моих ушах шумели волны.

— …Амэ, слышишь? — слух понемногу возвращался.

— Да-да.

— Приведи её в чувство, разведу огонь, и уходим. Хватит на сегодня, — Сальваторе стал прежним, а я никак не могла собраться.

Он поцеловал меня в макушку и отправился к телу безумной ведьмы. Растёрла лицо ладонями — вроде лучше. Действительно, надо убираться отсюда. Мими так и не очнулась — не тащить же на себе эту фурию в штанах! Я встала на колени рядом с наблюдательницей и легонько похлопала её по фарфоровым щекам — не разбить бы. Женщина не реагировала. Немного подумав, отбросила сомнения и залепила хорошую затрещину. Голова синьорины Эспозито безвольно дёрнулась от удара и — ничего. Руки сами потянулись к сумке на поясе, я откупорила склянку, приподняла Мими и влила ей в рот… Дальше мысли замелькали молниями — склянка с настойкой из корня Ши, упавшая несколько минут назад на том месте, где я приводила в чувство Торе, бутылочка с зельем инициации, которую ночью спрятала в своей сумке… О, Великий Брат! Резко отдёрнула руку, с ужасом посмотрела на вязкую, желтоватую жидкость, стекающую с уголков губ Мими по скулам, на семена тмина в пузырьке.

— Тор! — мой крик разорвал воздух в клочья.

Глава 10

Я умудрилась влить в рот Мими почти всё содержимое пузырька — на дне осталось совсем немного вязкой жидкости с зёрнышками тмина. О, Сильван… Я её отравила?.. Мне ещё не приходилось волноваться за жизнь человека, которого следовало бы убить.

— Торе, она выживет? — липкий ужас сползал холодным потом по вискам.

— Милая, думаю, всё обойдётся, — он с улыбкой сжимал бутылочку в кулаке. — Ты нас спасла! — моя оплошность никак не вязалась с ликованием на лице Тора.

Стенобитная машина синьорины Эспозито полыхала в огне, а лес наполнился мелодичным напевом торжественного гимна, но я не понимала почему.

— Я случайно… Погоди-погоди… как это — спасла? — до меня дошло, что сказал Сальваторе.

— Скоро на теле Мими появится метка бездны… — восторженно зашептал Тор.

— Та-а-ак, — я кивнула, соображая, к чему ведёт командир.

— …Синьорина Эспозито — служащая инквизиции, она обязана проходить осмотр у лекаря каждый месяц.

Я выдохнула тихое «а-а-а» с клубом тёплого пара и прижала ладонь к губам. Догадки танцевали вместе с мыслями Сальваторе.

— Преподнесём подарок синьору лекарю, — Тор похлопал Мими по щекам. Она пришла в себя, взглянула в глаза командира, побледнела и снова потеряла сознание.

***

Таким довольным синьора Ландольфи я ещё не видела. Он с умилением смотрел на Мими — чуть не плакал от счастья. Подарок удался. Ром упрашивал меня рассказать историю со склянкой на бис, но бард из меня так себе, да и настроение ни к фавну.

Синьорина Эспозито, наконец, очнулась. Она нахмурилась, причмокнула пустым ртом и, вопреки хорошему воспитанию, схватилась за горло, вывалив язык. Торе улыбнулся и отправился к фляге с водой.

— О, Великий Брат, я съела что-то отвратительное?! — женщину передёрнуло.

— Вот, промочи горло, — Тор протянул Мими фляжку.

Лес притих. Едва слышные птичьи трели слились с журчанием реки. Ни дуновения ветерка, ни единого треска и шороха, только жадные глотки фурии. Мы терпеливо ждали, когда Мими закончит. Она прополоскала рот, поправила растрепанные кудри и, выставив грудь вперёд, гордо вздёрнула подбородок.

— Синьор Ландольфи, не нужно было пичкать меня… чем там у вас лекарей принято?

— Упаси, Великий Брат! — Ром выпучил глаза, приложив ладонь к груди.

— Да не важно, — отмахнулась синьорина, сделав глоток из фляги. — Нельзя терять время, пора отправляться.

О, святейшие печати! Что твориться в голове этой фарфоровой куклы? Она чуть не получила пулю в лоб, но, видимо, предпочла стереть из памяти страшный инцидент. Торе зря старался — наше душевное спокойствие того не стоило.

— Непотопляемый фрегат, — командир растерянно замотал кучерявой головой.

— Верно подмечено, — Мими явно осталась довольна собой. — Собирайтесь, отправляемся через час.

— Обязательно отправимся, — Ромео принял командование последним парадом в честь синьорины Эспозито, — точнее отправим тебя. В бездну.

— Объяснитесь, синьор Ландольфи!

— С удовольствием, — Ром только этого и ждал. — Ты выпила зелье инициации, — он поймал растерянный взгляд Мими. — Давай, напряги мозги. Третий курс академии инквизиторов, должна помнить, — он небрежно похлопал наблюдательницу по плечу.

— Я ничего не пила, — чирикнула птичка и испуганно отшвырнула от себя флягу.

Мими не понадобился осмотр лекаря. Метка бездны прекрасно просвечивала сквозь белую ткань рубашки. Чёрное пятно на плече размером с ладонь вызвало сбой в двойственной натуре наблюдательницы: она не стала угрожать нам расправой, не устроила истерику со стенаниями и мольбой. Синьорина Эспозито проиграла — фрегат медленно шёл ко дну, фурия застыла на палубе в ожидании смерти.

— Ромео, дружище, поможешь составить отчёт? — Торе принёс писчий набор в деревянном чемоданчике.

— Спрашиваешь! — Ром отправился к столу, где командир готовил казнь на бумаге для синьорины Эспозито.

— Что вы напишите? — Мими подняла глаза, и я впервые увидела в них не разъярённую фурию, не трусливую мышь, а человека с болью в душе. Маски сброшены, но аплодисменты не к месту.

— Ничего, кроме лжи, — вздохнул Торе. — Скажем — Мими Эспозито перешла на сторону бездны. Засвидетельствуем, опишем место шабаша, добавим красок и героизма Ловчих. В принципе — всё.

— Да-а-а, — Ром поджал губы, изображая сожаление, — казнь назначат на ближайший день. Имущество, как и положено, сожгут, а то, что не горит, очистят от греха и отправят на нужды инквизиции. Конверт с завещанием даже не вскроют. У тебя большая семья, Мими?

— Большая, — наблюдательница закрыла глаза.

— Не стану утверждать, но могут взяться и за родственников, — лекарь подошёл к ней, провёл пальцами по каштановым волосам и коснулся закрытых век. — Мне жаль.

— Вам не жаль, — из уголков глаз синьорины покатились крупные капли.

На этот раз синьорина Мими плакала породисто. По мраморным щекам стекали прозрачные ручейки, а на лице не дрогнул ни один мускул. Изящными пальчиками она собирала скопившуюся влагу, гордо держа голову прямо. Чистота и благородство.

— Сочувствую, — Торе ударил в литавры, завершая театрализованный парад.

— Сальваторе, — строго посмотрела на кучерявого. Слишком уж довольная физиономия для такого финала.

— Считаешь, я чрезмерно жесток, куколка?

Нет, я не считала его жестоким, скорее справедливым, но синьоры явно перегибали палку. Мими искренне поверила в намерение сдать её суду святейшей инквизиции, а командир и лекарь не спешили продолжать представление. Оркестр смолк, актёры замерли в прощальном поклоне, но занавес до сих пор открыт.

— Синьорина Мими, — присела рядом с наблюдательницей, — я живу по фальшивым документам, потому что другого выбора нет. Ромео нарушает закон, из-за любви к отцу, а Сальваторе скрывает прошлое, чтобы не запятнать честь Ловцов. Вы сочувствовали нам, когда писали доносы?