Дети Солнца (СИ) - "Гаранс"

Магда ранена в правое плечо. Копьем? Стрелой? Похоже, оружие вошло неглубоко и не осталось в теле. И еще ее, кажется, пару раз стукнули чем-то тяжелым. Хорошо еще, что Магда толстокожа, иначе Флавий он шага не мог бы ступить. И выглядел бы глупо, потому что внешне-то целехонек.

Всё это Флавий сообщил Гесту, тащившему его через лес. Гест оказался неудобным: на костлявое плечо больно было опираться, а острый локоть неприятно впивался в бок. К тому же силенок у него едва хватало, чтобы не падать под навалившимся Флавием: вот-вот сломается пополам. Пот щипал глаза. Флавий взмок, пока бежал на лыжах, и сейчас замерзал.

— Понимаешь, чем ближе нексум, тем сильнее боль, — объяснял он Гесту. — Если я закричу, это ничего. Не бросай меня. Хорошо? Я от… от-благо-дарю.

Гест помалкивал. А может, что-то отвечал, но Флавий не слушал. Наконец он остановился, чуть распрямился под Флавием.

— Вроде дошли. Дымом пахнет.

Впереди между деревьями виднелся просвет. Они добрались до первой луговины перед усадьбой Гисли. Их было несколько, этих луговин, и они перемежались светлыми березовыми перелесками.

Тревога сменилась злостью, и Флавий был благодарен Магде за перемену настроения. Ладно. Еще чуть-чуть. Последнюю часть пути он висел на Гесте: берег силы. Гест тащил его покорно, должно быть, надеялся на вознаграждение. Флавий решил дать ему одно из своих колечек, золотое, с крохотным рубином. Да, слишком щедро, но оплатит всё сразу. Всё, за что Флавию было неловко: и упущенный амулет, и мальчишеский азарт на состязаниях, и теперешнюю внезапную слабость Пускай Гест хвалится золотом перед Кьяртаном. Пусть запомнит щедрость чужеземца.

Боль не то чтобы совсем отпустила, но теперь чувствовалась как терпимая. Это успокаивало: значит, рана не так уж серьезна.

Флавий отпустит Геста у ворот. А дальше… Ох, остается надеяться, что зашивать рану нексуму — не то же, что себе.

Вышли на луг перед домом — и у Флавия перехватило дыхание. Ворота настежь, к ним со стороны озера тянутся следы сапог и конских копыт. Не похоже, что это вернулся Растус или Гисли. Людей немного, и следов полозьев не заметно.

Вроде хозяйка говорила, что ждет в гости родню, но не раньше, чем вернется муж. А вдруг это разбойники самозваного конунга Сверри? Нет, не может быть. Сверри, по слухам, далеко…

Флавий раздумал отпускать Геста:

— Давай-ка выясним, что это за гости.

Гест завозился с ремнями, крепящими лыжи к сапогам. Снял свои лыжи, а потом помог Флавию.

Вдвоем они пересекли пустой двор и подошли к главному входу в дом — Флавий впереди, Гест сзади, с четырьмя лыжинами на плечах. Флавий взялся за ручку двери, но тут она распахнулась, и из дома выглянул развеселый громила в одежде мехом наружу — ни дать ни взять зверь на задних лапах. Лицо заросло темным волосом, сквозь заросли блестели белки глаз и зубы — громила широко улыбался. Он выбросил вперед ручищу с черными узловатыми пальцами, схватил Флавия и втянул его в дом.

Флавий чуть не взвыл от досады. Его тут же отпустили, но что толку? В доме было полно народу — чужого и на вид совершенно разбойного.

Не надо было идти обоим сразу. Гесту следовало подождать у ворот и, убедившись, что дело плохо, бежать за помощью. Может, еще успеет удрать? Но нет, Гест словно внезапно отупел. Стоял перед дверью как вкопанный и пялился на разбойника, пока тот не сгреб и его тоже.

— Ту! — умилился разбойник. — Ты кто, создание? Паренек или бабочка?

Гест возмущенно рыпнулся, и разбойник перехватил его обеими руками.

Флавий огляделся.

В общей зале толпились десятка полтора человек. Все грязны и оборваны, ото всех несет зверьем. Главарь опознался без труда: ближе всех к очагу, самый огромный, в цветном плаще, на голове меховая шапка с полотняным верхом. В общем, одет как приближенный лагмана. Видно, снял платье с убитого. И что-то такое в осанке… Напоминало Растуса. Всем своим видом главарь словно заявлял: «Здесь всё мое, и мне неважно, что вы об этом думаете».

Похоже, разбойники пришли совсем недавно, вот буквально только что — и первым делом к очагу, отогреваться. Значит, Магду ранили не дома? Ее нигде не было видно. И никого из домашних. Заперты? Спрятались?

Флавий чувствовал себя худо, но крепился. С этими типами как с волками: чуть покажешь слабину — набросятся скопом. Он вздохнул поглубже и с широкой улыбкой шагнул к очагу:

— О, какие гости — мне на удачу!

Великан в цветном плаще уставился на него:

— А ты кто? Откуда выскочил?

— Я гощу у Гисли. Хочу расплатиться с ним за гостеприимство.

Великан сдвинул над переносицей мохнатые брови.

— Я и сам хочу расплатиться. Здешний хозяин мне задолжал.

— Вижу, что принимают вас плохо, — Флавий обернулся к Гесту, висящему в мохнатых разбойничьих лапах. — Эй! Беги на конюшню, взгляни, хорошо ли устроены кони дорогих гостей.

— Э, нет, — сказал главарь. — Никто не выйдет из дома. Не хочу, чтобы лагман узнал, где сейчас Фрости, — и он стукнул себя по груди, намекая, что Фрости — это он.

Разбойник, державший Геста, встряхнул его и понес к стене, в которую были вбиты огромные гвозди для одежды. Туда он и повесил Геста, зацепив за пояс. Кто-то засмеялся, Фрости же только скривил мясистые губы. Неприятным типом был этот Фрости: огромный рот, нос крючком и глаза навыкате, левый заметно больше правого.

Гест развязал двойной узел на поясе и упал на пол, неловко подобрав ноги. Разбойники снова засмеялись, а он только подтянул колени к подбородку и насупился.

Флавий приблизился к очагу еще на два шага. Главное — держаться как можно увереннее.

— Меня зовут Муций Флавий, — представился он, слегка поклонившись. Голова от поклона закружилась, пришлось ненадолго прикрыть глаза. — Что ж, еще бы вы доверяли здешним. Вижу, встречают вас плохо, и это нужно исправить. Где хозяйка?

— Заперлась со своими в горнице, — ответил Фрости. — Ну, пойди поговори с ней.

И Флавий направился к горнице хозяйки — мимо очага, мимо этих всклокоченных, страшных людей. Попытался сосчитать, сколько же их. Вроде получилось четырнадцать. Все с оружием — у кого топор, у кого меч. А в доме, кроме него и Геста, пятеро мужчин. Живы ли они? Двое — которые либертины — драться умеют. А рабы Гисли… Станут ли они умирать за дом господина? На женщин всерьез рассчитывать не стоит, хотя говорят, что скогарские бабы хорошо дерутся.

Флавий постучал в дверь и крикнул:

— Эй! Хозяйка! Что за позор! Так-то ты встречаешь гостей!

Жена Гисли откликнулась сразу:

— Ах ты вонючий обносок! Гнусный предатель! Так и знала, что на тебя надеяться нечего!

Тут она сорвалась на визг, и заговорила старшая дочь. Флавий узнал ее низкий грудной голос. Он и раньше удивлялся, как такой голос может быть у длинноногого глазастого подросточка.

— Отец отомстит тебе. Всем вам, разбойникам.

Заголосили младшие дочери Гисли, им вторили няньки. Флавий не стал их слушать. Повернул назад, обиженный. Чего от него хотят — чтобы он убил четырнадцать человек? Он не воин. Да ведь и воин из нобилей не справится с такими волчищами.

— Грубиянки, — пояснил он, кивая волчищам как добрым знакомым. — Они еще рассуждают, можно ли на меня. Ладно. Я сам вас обслужу.

Он протянул руки к главарю разбойников. Тот осклабился — по-человечески смеяться, видимо, разучился. Расстегнул застежку-аграф у горла, золотую, в ладонь шириной. Скинул плащ на руки Флавию, шапку положил сверху. Пояс, на котором висел короткий меч в кожаных ножнах, снимать не стал. Что ж, не стоило рассчитывать, что Флавию поверят настолько, что отдадут оружие.

— Бабы — они бабы и есть, — сказал Флавий, принимая от остальных разбойников куртки и плащи и стараясь не кривиться от боли в плече. — Не рады гостям — пусть сидят тихо. После с ними разберемся, — обернулся на сидевшего у стены Геста и спросил. — Ну, а в погреб-то за пивом вы его отпустите?

Глазами указал Гесту, в каком направлении погреб. Он надеялся, что мальчишка понял замысел. Воины, должно быть, тоже где-нибудь заперлись. По крайней мере, на это можно надеяться. Следов борьбы не видно, да и не станут воины Растуса погибать за баб Гисли. Надо бы их найти. Но пока чем меньше народу, тем спокойнее гости.