Орлов хотел было окликнуть её, но не успел.
Спала Ксения уже привычно плохо – ей всё время виделась Анастасия, укутанная в пуховую перину, на кровати с пологом, она тоже пыталась уснуть, хотя солнце уже поднималось за окном, и двое нянек, зевая, сидели около неё, пытаясь вести непринуждённый разговор.
Солнце, распаляясь, светило над ними всё сильней, пока комнату не объял огонь – и Ксения не села на собственной кровати, тяжело дыша и оглядываясь кругом.
– Слава богу, сон, – пробормотала она и опустила ноги на мраморный пол. Солнце поднялось уже достаточно высоко и теперь светило прямо ей на подушки. А на резной тумбе у самой кровати стоял букет – цветы и листья алоэ перемежались здесь с абрикосовыми ветками. Ксения прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Комнату наполнял чудесный аромат живых цветов. Запах этот накрыл её успокаивающей волной, и Ксении стало стыдно за то, что произошло вчера – стыдно и в то же время тягуче обидно, потому что она продолжала считать, что права. Только сказала всё, что должна была, как-то не так.
Она позвала слугу и приказала отыскать астры и бабиджан. Взялась писать письмо, но, так и не подобрав слов, лишь начертила на нём собственный вензель и, когда лакей принёс цветы, завернула их в листок.
– Отнесите графу, – сказала она, – и передайте мою благодарность за букет.
Лакей с поклоном удалился, а Ксения начала утренний туалет.
Видимо, потому, что в обычное время она так и не вышла в передние покои, к ней снова постучался слуга и передал, что господин ожидает её в гостиной.
Против обыкновения завтрак они принимали в тот день так же официально, как обычно обед. Волшебная музыка тихонько звучала где-то за стенами, но Ксении не становилось ни спокойней, ни радостней.
– Вы сегодня необычно молчаливы, – произнёс Орлов, приближая к губам бокал.
– Наверное, это так, – согласилась Ксения.
На какое-то время в обеденной зале воцарилась тишина – только тихонько тикали стоявшие на дубовом буфете механические часы.
– Я хотел бы показать вам кое-что, – сказал Орлов, уже поднимаясь из-за стола.
Ксения кивнула, хотя у неё не было особого желания продолжать разговор.
Следуя за графом, она пересекла анфиладу комнат, а затем Орлов остановился перед двойной дверью и, достав откуда-то ключ, принялся отпирать.
Дверь открылась, и они вошли внутрь. Ксения с удивлением озиралась кругом – как и мраморная зала, эта комната имела два этажа, однако на середине высоты была разделена узким балкончиком, к которому оказалась приставлена передвижная лесенка.
В нижней части залы стояли несколько кресел и пара столов, обитых бархатом – для черчения или письма. Зато верхний этаж целиком занимали стеллажи, на полках которых располагались минералы различных форм и цветов. Раньше в этом кабинете Ксения не бывала – и даже не замечала ведущую в него дверь.
Орлов первым принялся подниматься по лесенке, и Ксения последовала за ним. Она с удивлением оглядывала ряды камней, борясь с желанием прикоснуться к каждому из них.
– Скажите, какой вы предпочитаете минерал? – спросил Орлов.
Ксения пожала плечами.
– Уверена, Анастасия бы ответила – алмаз.
Орлов пропустил укол.
– Они все прекрасны, – со вздохом согласилась Ксения, – но мне жаль, что я только сейчас узнала, что вас увлекают минералы. Я бы могла подарить вам что-нибудь… не знаю что.
Орлов отвернулся и принялся скользить взглядом по стройным рядам; казалось, что он погрузился глубоко в себя.
– Мы собирали эту коллекцию вместе с братом и отцом, – сказал он и прочертил в воздухе рукой, будто бы касаясь камней, – теперь мне кажется, что это было так давно… У вас когда-нибудь был брат, Ксения?
– Был… – Ксения закусила губу. – Он погиб на войне с кочевниками. Мне тогда было четырнадцать лет.
– И вы всё равно захотели служить? – Орлов метнул на неё быстрый взгляд.
– Конечно, захотела! Как же ещё?! – Ксения с возмущением воззрилась на него. – Мы все рождены империей, чтобы… – она замолкла и отвернулась. Собственные слова вдруг показались глупыми и неуместными, но, подумав, Ксения всё же закончила. – Видите ли, граф. Я верю, что служение империи – долг каждого из нас. Можно, конечно, поставить множество вопросов о том – нужно ли это и зачем. Но если я не буду верить – моя жизнь потеряет смысл. А мне в последнее время и так… – она снова закусила губу, проглотив последние слова: «Незачем жить, кроме как ради вас».
– Мой отец умер не на войне, – сказал Орлов, переводя взгляд в сторону минералов. – Просто… с годами всё стало сложней. И война оказалась не совсем такой, какой я её представлял. Некоторые мои друзья погибали глупо… не потому что противник был сильней, а потому, к примеру, что отряду не хватало кораблей. Я хотел это изменить. Но и здесь всё пошло не так, как я ожидал. Может быть, дело в том, что мир просто нельзя изменить. Что он устроен настолько разумно, насколько это вообще может быть… Но я позвал вас, чтобы говорить о другом, – одёрнул он себя. – Если вы спросите, какой камень ценней для меня – я не смогу дать вам ответ. Вот этот… – он взял в руки один из камней. – Отец привёз мне с одной планеты в системе Наширы. Там он принял последний бой. А вот этот… – Орлов коснулся лежавшего на другой полке раухтопаза с белой сеточкой прожилок, – он по оценкам ювелиров не очень дорогой. Но я нашёл его сам, когда мой корабль потерпел аварию на безжизненной сухой земле. Я думал тогда, что это конец – но мне повезло.
Орлов повернулся и теперь только посмотрел на Ксению.
– Я никому не показывал это место. С тех пор, как остался здесь один, оно только моё.
Ксения молча смотрела на него.
– Вы заставляете меня выбрать только один из камней. Когда каждый из них для меня – всё, – тихо произнес граф.
Мгновенная и нестерпимая злость поднялась внутри Ксении чёрной волной.
– Я не камень, ваше сиятельство, – выдохнула она. – Как и Анастасия. Мне даже нечего ответить, если вы так думаете о нас!
Глаза Орлова расширились в обиде, и от этой обиды и непонимания он не сразу нашёлся что сказать.
– Вы прекрасно понимали, чего я хочу от вас, – продолжила тем временем Ксения, не в состоянии терпеть наступившую тишину. – Вы прекрасно понимали, что я вам предлагала. И тогда вы вели себя честнее, чем теперь.
– Чего вы хотите от меня сейчас? – перебил её Орлов.
– А чего вы хотите от меня? Чего вы хотели, когда звали меня сюда? Я никак не могу вас понять!
– Разве не это привлекало вас?
Ксения запнулась и замолкла. Ей было нечего сказать. В самом деле, загадка и была тем, что притягивало её – и она же оказалась тем, что причиняло ей боль сейчас.
– Наверное, я надеялась вас разгадать… – тихо произнесла она и, понимая, что разговор зашёл в тупик, стала спускаться на нижний этаж.
Когда она уже стояла на лестнице, Орлов успел перехватить её запястье и заглянуть в глаза.
– Зачем вы хотите на бал? – спросил он, пристально глядя на Ксению.
– А почему бы мне не захотеть пойти на бал? – спросила Ксения зло. – Может быть, я устала сидеть взаперти в этом дворце?
– Вы хотите пойти туда из-за Анастасии, ведь так?
– Если и да, что с того?
– Вы же сами понимаете – от этого никому не будет добра. Будьте разумны хотя бы вы, я прошу вас!
Ксения вырвала ладонь и, скользнув по ступенькам вниз, исчезла в дверях.
За карточными столами в доме Ростовых выигрывались и проигрывались состояния – так было всегда. Именно поэтому Ростовы давали особенно шикарные балы – проигрышем не должен был остаться расстроен никто.
Нередко на этих пиршествах бывали цыгане, фокусники, и всегда – лучшие оркестры шлиссельбургских музыкантов.
Гости наслаждались великолепной игрой корсиканских актёров, ужинали в зале, находившемся возле оранжереи, которую украшало множество прекрасных цветов, и, конечно же, танцевали.
Благодаря императору Александру стал популярен танец, который называли «польским». Он весь состоял в том, что надобно было подавать руки и прохаживаться вдоль и поперёк залы, а между тем можно было разговаривать со своим кавалером – это главное. Поговаривали, что польский был изобретён для тех, кто лишь на балу имел шанс завоевать сердца.
